— Вы говорите одни и те же вещи, но не можете понять, что не будь этого квартала, людям некуда будет пойти, чтобы оставить свои деньги.

— Дело не в Хакушу, а в самих людях. Если захотят, найдут другой способ потешить свои пороки. Как будто выпивки, азартных игр и разврата не было без этого района.

Гото фыркнула и снова подпрыгнула на месте.

— Что вы мне тут говорите? Возможно, и было, но оно оказывалось спрятанным от внимания особо впечатлительной юной публики.

— По-моему, увидеть пьяницу в канаве — это очень поучительно, вы разве не думаете? Или разоренного на азартных играх безумца. Или умирающего от заболеваний распутника.

— Они платят вам деньги за то, чтобы вы их не трогали, верно?

— Что?!

— Да, так и есть! Отдают вам проценты с прибыли. Вы наживаетесь на несчастных гражданах, доколе это будет продолжаться?

— Это просто нелепо, — Тобирама отказывался верить в то, что слышит. — Я не знаю, как вы в своем разуме это соединили вообще, но повторю еще раз. Никто мне ничего не платит, потому что платить не за что. Деятельность Хакушу абсолютно легальна и не нарушает никаких законов. А к их финансовому учету я или хокаге никакого отношения не имеем — это не в нашей компетенции.

— Разумеется, вы и не сознаетесь! Вы играете с огнем! Ваше потворство Хакушу будет иметь большие последствия, попомните мои слова! — она встала с кресла и вылетела из кабинета.

Из коридора заглянул Тэнджи. Он заметил, что Тобирама в не самом лучшем расположении духа, поэтому осторожно спросил:

— Запустить следующего или перенести всех на завтра?

— Давай следующего, — махнул рукой Сенджу, осознав, как неплохо можно отвлечься, погрузившись в работу.

Следующие нескольких часов на Тобираму свалились проблемы больше двух десятков жителей Конохи. Кто-то требовал решить вопрос сиюминутно, кто-то просил лишь обратить внимание. Но в целом все заботы граждан вертелись вокруг продовольствия, жилья и безопасности. Многие опасались за сохранность своих жизней и имущества из-за большого количества беженцев. Кого-то беспокоил вопрос рабочих мест. Один плотник попросил разрешение на монополизацию его деятельности, дабы оградить себя от возможных конкурентов. Это был самый быстрый прием в тот день.

Последний посетитель обратил внимание Тобирамы на напряженную атмосферу между жителями Конохи и беженцами. Он предлагал устроить небольшой фестиваль, на котором все смогли бы познакомиться между собой, показать особенности своей культуры. Даже принес с собой рисунки, на которых изобразил, как он видит праздничное оформление главных улиц. Глядя на все это буйство красок, Тобирама уже слышал громкую музыку, чувствовал суету и повышенную эмоциональную активность народа. Сама идея казалась ему неплохой, но в не самое подходящее время. В связи с последними событиями с Шион, он еще не до конца разобрался с беженцами, поэтому устраивать празднество виделось ему нелогичным.

Когда расстроенный отказом художник удалился из кабинета, Тобирама позволил себе расслабиться в кресле и посмотреть за окно. На чернильно-синем небе мерцали далекие звезды, а растущая луна слабо освещала погрузившиеся в ночную черноту улицы. Привлекая к себе внимание, вдалеке за деревьями пробивались яркие огни Хакушу. Шикаичи и Чоуши, наверняка сейчас там. Возможно, даже Иноске. Сенджу вдруг захотелось снять напряжение и хорошенько напиться, но одна только мысль, что к нему явится Шион и застанет его в таком состоянии, напрочь отбивала этот минутный порыв. Тобирама еще раз проверил ее, найдя по чакре.

Шион находилась возле его дома, прямо у калитки. Сердце Тобирамы тут же взволнованно пропустило один удар, и он резко поднялся на ноги. Не пришла к нему в кабинет, хотя прекрасно знала, что он здесь. А явилась к порогу дома. Напряженная и сердитая. Сенджу нахмурился, собирая по кусочкам свое сознание и чувства. Шион не должна даже заподозрить его в излишней встревоженности. С помощью Хирайшина он переместился к своему дому, и тут же наткнулся на ее ястребиные глаза. Опасно суженные, свирепые. На сей раз она едва ли сможет так сдержаться, как в кабинете Хаширамы.

Сенджу внимательно смотрел на нее, ожидая любых слов или действий, но Кисараги молчала, словно забыла все, что хотела сказать. Затянувшееся молчание еще больше электризовало пространство между ними, а вместе с тем учащало сердцебиение Тобирамы.

— Ты не имеешь права удерживать меня здесь! — чеканя каждое слово, выдавила Шион. — Не делай из меня дуру! Когда Хаширама дважды за день придумал нелепые отмазки, чтобы перенести миссию, мне все стало ясно! Я хотела поступить по-взрослому, честно показать место, трупы нападавших, а потом уйти, чтобы переосмыслить свою жизнь! Но нет, ты решил, будто знаешь, что для меня лучше! — Шион начала эмоционально жестикулировать и махать руками перед лицом Сенджу. — Десять лет! Десять долбанных лет я жила с чувством вины за смерть всего клана. Я не умерла вместе с ними. Я их бросила. Заснула в лесу, пока всю мою родню перерезали — вот с чем мне пришлось жить эти десять лет! И ты хочешь, чтобы я простила тебя?..

Тобирама молчал и продолжал слушать, не пытаясь ее перебить.

— …Хочешь, чтобы я променяла истину на фальшивку, лишь бы не быть свидетельницей смерти дедушки и родителей?! — нижняя губа Шион начала дрожать от переизбытка чувств, а голос стал сдавленным. В уголках глаз блеснули слезы, но девушка сдерживала их. — Это настоящее предательство, вот как я считаю! Предательство и постыдная слабость! По законам ниндзя долг, достижение цели — вот, что прежде всего. Шиноби не сбегают с поля боя! А родители и дедушка наплевали на это, чтобы спасти меня! Пожертвовали собой! Ты хоть можешь представить, как их поступок важен для меня?! Как такое можно перечеркнуть, а?! Что ты молчишь?! — она легко толкнула его в грудь ладошками. — Отвечай!

— Я хотел, чтобы ты жила, необремененная воспоминаниями о смерти родных, — выговорил он. — И снова стала той, с которой я познакомился.

— А вместе с тем вычеркнул ценности, которые мне пытались привить родители, находясь на пороге смерти.

— А вот это не правда! — твердо произнес он, умело сдерживаясь, чтобы не повысить голос. — Посмотри на себя! Ты вообще ни во что не ставишь законы ниндзя. Напрочь нарушаешь субординацию и правила. Вместо того, чтобы сломя голову побежать за убийцами, ты должна была отправить ястреба в Коноху, как и было велено вашей команде. Но нет! Ты помчалась спасать своих товарищей, надеясь, что они еще живы. И спроси тебя, почему ты нарушила протокол миссии, ты даже не сможешь связно ответить! Это ли не говорит о том, что ценности, за потерю которых ты вменяешь мне вину, на самом деле никуда не исчезли?

— Выходит, ты даже не жалеешь, что с Иноске отнял у меня мое прошлое?!

Немного подумав, Тобирама ответил:

— Если бы я снова оказался перед тем немыслимым выбором, я поступил бы так же.

— Так давай! — Шион снова с обиды пихнула его, но он даже не шелохнулся от слабого удара. — Скрути меня, притащи своего дружка-мозгоправа, пусть снова сотрет мои воспоминания, создаст тошнотворный иллюзорный мир, в котором я опять окажусь предательницей в своих глазах. А потом заживу такой же наивной жизнью, где я как пичужка порхаю вокруг тебя, теша твое самолюбие. Такого ты хочешь?!

— Нет, — отрезал Тобирама, чувствуя, что верхняя губа дергается от напряжения.

Он хотел, чтобы между ними сохранилась та связь, которая согревала ему сердце в особо тягостные дни. Сенджу хотелось вернуть моменты, когда она искренне бросалась к нему на шею после долгой разлуки. Чтобы Шион снова так же по-глупому тараторила, отвлекая его от собственной пресной однообразной жизни. Он об этом мечтал не из-за самолюбия. Тобирама едва ли мог сам понять свои чувства. Ему просто хотелось и дальше продолжать жить, будто не было того кошмара десять лет назад. Где-то в глубине души он желал снова вырезать память не только ей, но в этот раз и себе, чтобы не мучиться больше от гниющего чувства вины. Сенджу хотел высказать ей свои желания, но собственная гордость и страх оказаться уязвимым не позволили раскрыться перед шипящей от злости Шион.