Но и в своей комнате желанного укрытия она не нашла, ибо там ждала Сьюзен Фэрфакс, сидевшая на сундуке, которая встретила ее с открытой неприязнью.
— Ты меня обманула, — без предисловий заявила она. — Никакого любовника у тебя нет, ты хотела вызвать к себе жалость, чтобы я помогла тебе. Значит, ты просто хитрая маленькая негодяйка, вот кто ты.
Немного ошарашенная неприкрытой враждебностью, Изабо все же честно ответила:
— Кое в чем я действительно обманула тебя, но я не лгала насчет того, что мне нужно бежать отсюда.
— Поэтому виснешь теперь на Алистере? Хочешь обмануть и его тоже, прельстить любой ценой, пока не добьешься своего?
— Я не висну на твоем кузене, — гневно возразила Изабо. — Он убийца, предатель, я хочу бежать от него, да, освободиться от него, от его проклятой тюрьмы, вообще освободиться от вас.
— Тогда, возможно, ты освободишься раньше, чем предполагаешь, — объявила Сьюзен и, не сказав больше ни слова, покинула комнату.
Изабо смотрела ей вслед, отлично понимая, что ее гложет. Это и дураку ясно. Видеть Сьюзен каждый вечер кокетничающей со своим кузеном за обеденным столом и после, когда все собирались в гостиной у камина, беседовали и смеялись, ее улыбки всегда предназначались Алистеру. Она хотела его, как, видимо, и он ее. Вот и хорошо, раз они желанны друг другу.
Ночью Изабо снился дом. Они играли в узкой горной долине, когда были детьми, и Робби кричал ей: «Бо, Бо, подожди меня!» Она поворачивалась, чтобы взглянуть на брата, отставшего на несколько ярдов. Он изо всех сил перебирал босыми ногами, однако недостаточно быстро, и не сумел догнать ее.
Им было по пятнадцать лет, когда Робби наконец опередил ее, хотя легкие у нее чуть не разорвались от бега по долине, он первым коснулся дерева, а потом, смеясь, повернулся и обхватил ее руками. Изабо расстроилась, он подшучивал над ней, она потребовала реванша, но Робби снова выиграл. Когда они, изможденные, лежали рядом в вереске, брат успокоил ее:
— Не обращай внимания, Бо. Подумай, сколько раз побеждала ты, еще удивительно, что во мне осталась капелька гордости.
Она повернулась, чтобы взглянуть на Робби, на его красивое лицо. Убрав волосы, закрывающие брату глаза, она с ужасом обнаружила, что вся рука у нее в крови, упала на него и кричала «Робби, Робби!», пока ее кто-то не поднял. Она снова вскрикнула при виде его крови, сочившейся на берег озера, смешиваясь с водой, а безжизненные глаза брата смотрели в небо.
— Изабо, тебе это снится, проснись, проснись.
Она почувствовала, что кто-то трясет ее, услышала голос и села, вцепившись в руки, которые держали ее, хотя глаза открыть не могла из страха оказаться на мрачном берегу Лох-Линха.
Наконец Изабо все же открыла глаза, различила в темноте знакомый профиль человека, сидевшего рядом, и тут же поняла, где находится, кто ее держит. Она инстинктивно отпрянула, но слезы продолжали течь, и ей пришлось вытереть лицо краем простыни. Сон был таким явным.
— Изабо, теперь все в порядке?
«Нет! — хотелось закричать ей. — Не в порядке. И никогда уже не будет».
— Да, — тихо сказала она, положив голову на согнутые колени. — Прости, что разбудила тебя.
— Не разбудила, — заверил Алистер. — Я не спал, не мог заснуть, поэтому встал и тут услышал, что ты кричишь, словно тебя убивают. Но это был только страшный сон, и я успокоился. Что тебе приснилось? — Изабо молчала, и он положил ей руку на плечо. Он думал, что она, по своему обыкновению, сразу отшатнется, но она даже не шелохнулась. — Не хочешь об этом говорить?
Она покачала головой. Движение, почти неразличимое в темноте, он скорее почувствовал, чем увидел. Ему захотелось обнять ее, прижать к груди, успокоить, однако Алистер знал, что только напугает ее.
— Пожалуйста, уходи, — как бы в подтверждение сказала Изабо.
Он поднялся и, не желая уходить, немного постоял у кровати.
— Теперь спи, твой кошмар вряд ли вернется.
Когда он вышел, Изабо снова легла, но и под одеялом ее била дрожь. Он прав, кошмар не вернется. Да и как он мог вернуться, если никогда ее не покидал? Робби лежит в холодной земле у Лох-Линха, навечно там и останется. С битвы его принесли еще живым. Она держала его в своих объятиях, пока не наступила темнота и они не увели ее. У нее был только Робби, теперь не осталось никого.
Утром она, встав коленями на стул и прижавшись лицом к стеклу, наблюдала за их отъездом. Сильный отряд из сотни мужчин, хорошо отдохнувших, сытых, вооруженных отличными мечами, которыми они будут разить соотечественников. Изабо почувствовала дурноту, ноги стали ватными.
Услышав за спиной быстрые шаги, она повернулась и увидела входящую в галерею Сьюзен Фэрфакс.
— Полагаю, ты надеешься, что все они погибнут, — заявила та.
Изабо с отвращением смотрела на девушку.
— Я не хочу, чтобы кто-то умер, и так уже слишком много погибших. — Она снова взглянула в окно на удалявшихся всадников. — Но я не хочу, чтобы и они убивали. Ты не знаешь, что это такое, а я знаю, я там была, и тебе, Сьюзен, это понравилось бы не больше, чем мне.
Она встала и на плохо слушающихся ногах покинула галерею.
Положив голову на согнутые руки и уткнувшись лицом в подушку, Изабо без конца представляла себе этих Кемпбеллов, идущих на битву. Куда они направляются, кого убьют, кто из них падет мертвым? Она надеялась, что многие, как бессердечно предполагала Сьюзен, но ей не хотелось видеть мертвым старого Патрика.
Кемпбеллу не следовало брать с собой пожилого человека, а что касается самого Алистера, то его смерть лишь порадует ее. Он жесток и высокомерен, это он причинил ей боль и держал в заключении. Но образ Алистера Кемпбелла, лежащего в крови на поле битвы, настолько смутил Изабо, что она вскочила с кровати и в странном волнении принялась шагать по комнате, Но почему это должно ее волновать? Неужели несомненная красота мужчины заставляла ее вздрагивать при мысли о его смерти? А если бы он был маленьким, невзрачным, она бы меньше волновалась? И если так, что она за человек, раз на нее могут повлиять столь несущественные качества, как физическая красота?
Подобные рассуждения очень встревожили Изабо, поэтому стук в дверь она восприняла с облегчением и поспешила ее открыть. На пороге стояла незнакомая служанка, которую она раньше не встречала.
— Моя хозяйка послала меня за вами, — сказала женщина.
— Твоя хозяйка? Сьюзен?
— Нет, я служу леди Кемпбелл, и она хочет, чтобы я привела вас к ней.
Бабушка. Изабо смущенно молчала.
— Леди Кемпбелл хочет видеть меня прямо сейчас? — спросила она.
— Да. Идемте со мной.
Вскоре Изабо стояла на том же месте, спиной к закрытой двери, чувствуя себя не меньшей возмутительницей спокойствия, чем неделю назад. Как и в прошлый раз, старая леди сидела у камина и, так же поманив ее пальцем, сказала:
— Подойди, чтобы я могла тебя видеть.
Изабо послушно выполнила ее желание, затем, следуя приглашающему жесту хозяйки, села на низкую скамеечку. Несколько минут обе молчали, она понимала, что старушка изучает ее, и смущенно теребила платье.
Если учесть, что сына этой женщины убили якобиты, а теперь ее внук готовился к сражению с ними, старая леди не могла испытывать к ней добрых чувств. Но Мэри Кемпбелл удивила ее.
— Время для тебя не очень счастливое, да? — неожиданно произнесла она. Изабо покачала головой. — Вообще-то Алистеру не свойственна подобная грубость, но ты должна понять, что все это из-за его отца.
Разгром мятежников для него что-то вроде личного крестового похода, даже в одиночку, если понадобится. Месть, понимаешь? Но ему не следовало держать тебя взаперти, бедняжка. Это жестоко, и, можешь быть уверена, я высказала ему все, что думаю.
Слова Мэри Кемпбелл заставили Изабо вспомнить ее обвинения, которые она бросала Алистеру.
— Я сама дала ему повод, — тихо призналась она. — Сказала ему отвратительные вещи, ранила его же собственным кинжалом. Не знаю, говорил ли он вам…