Пока мужчина возится с барбекю, я смотрю, как Севен и Булка носятся друг за дружкой по саду.

– Ты чего такая молчаливая? – Вопрос вырывает меня из раздумий.

– Да так, думаю обо всем.

– Поделишься?

– Может быть, позже. Пока нужно самой переварить.

– Как хочешь. Ты знаешь, я всегда открыт для тебя.

– Знаю, милый, – мы с нежностью улыбаемся друг другу.

Вот в такие моменты мне не достает рядом именно мужчины, моего мужчины. Хотя Патрик заменяет мне, наверное, сотню людей. Мы с ним нужны друг другу. У каждого из нас есть то, чего так не хватает другому. Патрик каждый день дарит мне поддержку, внимание, заботу, делится со мной своим жизнелюбием и жизнерадостностью. А я, в свою очередь, делюсь с ним своей семьей, семейным теплом и уютом. Я знаю, что, если потребуется, Патрик будет драться за меня, сделает все возможное и невозможное, чтобы мне помочь. И это абсолютно взаимно.

– Скажи, вы с братом были близки?

– Ты же знаешь, он не общается со мной уже много лет. – Я киваю, его 38-летний брат презирает ориентацию Патрика, и из-за этого прервал с ним общение.

– А до ссоры. В детстве, в школьные годы – вы были близки?

– Да. Очень. Мы всем делились, во всем поддерживали, прикрывали друг друга, даже ссорились редко. Дрались лишь в шутку. Помогали друг другу кадрить девчонок. Много чего было. Я так гордился тем, что у меня есть брат. Я поддержал его перед родителями, когда он отказался идти в колледж, когда собрался жениться на той, кого наши родители терпеть не могли. Я делал это не ради благодарности. Но все равно не ожидал, что он в свою очередь, когда придет время поддержать меня…

Я знаю эту историю. Когда Патрик решил рассказать своей семье о том, что предпочитает парней, то первым делом обратился к брату. Надеялся, что сможет заручиться его поддержкой. Но брат устроил скандал, а родителям наговорил чепухи, в духе того, что Патрика нужно лечить, и что он требует выбирать между сыновьями. Родители выбрали того, у кого уже была «нормальная» семья и ребенок. Это ужасно. Как можно выбирать между двумя детьми? Когда он рассказал эту историю моим родителям, мама расплакалась, а папа долго хмурился, после чего кричал и ругался на «гадких остолопов, которые могут отказаться от своего ребенка из-за такой ерунды».

– Почему ты вдруг вспомнила о моем брате? – Он долго изучает меня взглядом, – Твоя сестра? Она объявилась?

– Порой ты пугаешь меня своей проницательностью. Да, мама сегодня рассказала. Она была здесь несколько дней назад.

– Судя по всему, новости не очень хорошие.

Я качаю головой.

– Не очень.

Видя, что я не горю желанием развивать эту тему, Патрик берет меня за руку.

– Давай так. Я сейчас не буду задавать вопросов, а ты ничего не будешь рассказывать. Ты все обдумаешь, и, если захочешь, мы это обсудим. Идет?

– Идет. – Улыбаюсь ему, – Я не перестаю радоваться тому, что мы с тобой познакомились.

– Я тоже, Сэл. Я редко это говорю, но твой переезд в наш дом – лучшее, что со мной случалось с тех пор, как я поссорился с родными.

Мы обнимаемся, но из-за больших теплых курток получается нелепо, и мы начинаем смеяться.

– Люблю ночные разговоры. Ночью люди другие. Настоящие.

– Какой же ты болтун, – я опять смеюсь, – Мало того, что мы общаемся в основном по ночам. Так еще с тобой я самая что ни на есть настоящая. Ты знаешь обо мне больше, чем кто-либо. Больше, чем родители. Что там говорить. Больше, чем я сама.

– Черт, уйди отсюда, ты меня растрогала. Иди и помоги родителям накрыть на стол. Рыба почти готова.

За семейным ужином отбрасываю плохие мысли. Рядом мои самые родные. И не только люди, еще и собаки. Я в родном доме. Я словно подзаряжаюсь жизненной энергией для того, чтобы, вернувшись, с новыми силами броситься в бой с нарушителями закона.

После короткого, но продуктивного отпуска я возвращаюсь на службу.

Подходя к участку, слышу вполне ожидаемый окрик.

– Эй, лесбиянка. Давно тебя не было, я соскучился.

– Привет, Догэн. Что, скучаешь, когда не получаешь под зад?

– Хочешь потрогать мой зад?

Закатываю глаза.

– Или скажешь что-нибудь умнее, чем детсадовец, или я ухожу.

– Ладно. Я тут думал, пока тебя не было.

Я поднимаю вверх большой палец.

– Отлично, Джим, отлично. Это уже прогресс. Думать – очень полезная штука.

– Я решил, что у нас с тобой много общего. Больше, чем ты можешь себе представить.

– Интересно послушать.

– Кажется, я тоже лесбиянка. – Я приподнимаю одну бровь. – Я тоже предпочитаю женщин.

Разочаровано качаю головой.

– Джимми. Меня не было почти неделю. И все это время ты потратил на прочтение дедушкиного сборника анекдотов?

– Что?

– Во-первых, это тупо. Во-вторых, ты использовал эту фразу уже раза три, не меньше. Сдается мне, ты соврал – ты даже и не пытался думать.

– Черт, Диксон…

Я скрываюсь в дверях полицейского участка. У раздевалки меня ждет Хили.

– Привет, Джон. Я быстро.

– Привет. Подожди, зайди сначала к лейтенанту.

– А в чем дело? Меня увольняют? – Я издаю глупый смешок, – Или повышают? Боже, Джон, что у тебя с лицом?

– Мэтьюс вчера ранили.

– Что?!

– Воришка убегал и решил отстреляться. Попал ей в плечо. Она в больнице, работать не может.

– Само собой.

– А мне дают новенького. Для стажировки.

– Почему тебе? Ты же скоро уходишь? Это должен быть мой новичок?

– Вообще, да. Ты потом получишь его в напарники.

– Почему тогда ты его стажируешь?

– Его мать об этом попросила.

– Мать. А запасные подгузники она передала? Или она будет патрулировать вместе с ним? Что за бред?

– Это сын моего старого напарника. Я тебе рассказывал о нем. Дейвисон, помнишь?

– Да. Вы были напарниками, а потом он ушел в детективы. Связался с бандитами или что-то типа того, и его убили.

– Вот этот парнишка – его сын. Меня попросили притормозить с уходом на пенсию, поездить с ним три месяца. Потом он твой.

Я вздыхаю.

– Черт, ладно. Только не балуй его, хорошо? И пусть он сам пишет рапорты.

Джон кивает. Меня вдруг осиняет мысль.

– Подожди-ка… Ты занят новичком. Мэтьюс в больнице. А я, значит…? Нет, нет, Джон, скажи, что это не правда?

– Прости, Сэл, похоже, правда.

– За этим меня зовет лейтенант?

– Да. Мэтьюс не стала тебе звонить вчера, ведь ты отдыхала. Она очень просила, чтобы ты пока поездила с Гринелли.

– Я что, должна ездить с этим сумасшедшим?

– Зато тебе не придется бегать. Он сам любит гоняться за всеми.

– Надеюсь, он не гоняет кошек. Других вариантов нет?

– Разбиты два экипажа. Никто не станет разбивать третий только потому, что ты не хочешь ездить с Грином.

– Хорошо, что ты мне рассказал. Не то я закатила бы истерику у лейтенанта в кабинете.

***

Подхожу к патрульной машине. Какое-то время мне предстоит ездить в экипаже «Дэвид». Гринелли хмур и подпрыгивает на месте, дожидаясь меня.

– Где тебя носит, Диксон?

– Я была у лейтенанта. Получала радостную весть о том, что мы с тобой временно одна семья.

– Не заставляй меня больше ждать.

Делаю глубокий вдох. Это будет нелегко.

– Хорошо, милый. Только не бей меня.

Он смотрит с укоризной, а потом начинает хохотать.

– А ты смешная. Может, я и не пристрелю тебя сегодня.

– Было бы здорово, если бы и мне не пришлось убивать тебя в первый же день.

На удивление, смена с Грином проходит легко. Работы не меньше, просто он за всеми бегает, предоставляя мне лишь успокоительные беседы и писанину. Единственное, что повергает меня в шок – Гринелли, выскакивающий из-за руля на ходу, чтобы погнаться за воришкой. Ни предупреждения, ни попытки остановить автомобиль. От неожиданности я одним движением перепрыгиваю на водительское место и хватаю руль. Спасибо, что скорость невысокая. Когда прошу его больше так не делать, встречаюсь с искренним недоумением.