– Ты только посмотри на этого засранца!

– Разворачивай, разворачивай.

– Проверь регистратор, быстрее.

– Есть, четко видно! Попался.

Над машиной взывает сирена.

– Пересядь за руль, я его догоню.

– Джон, это долго, я сама. Заедь с той стороны и перекрой ему выход.

Выбираюсь из машины, как всегда забыв захлопнуть дверцу, и бегу в переулок за парнем в толстовке с капюшоном. На этот раз я догоню его. На этот раз ему не уйти. Он опрокидывает мусорные баки в надежде задержать меня, но я с легкостью перепрыгиваю их один за другим. Да, старик Джон не справился бы. Парень понимает, что я настигаю его, и начинает паниковать и метаться. Вот выход из переулка на оживленную улицу, если позволю ему добраться туда и затеряться в толпе, то упущу. Снова.

– Лучше остановись, Джаспер!

Хрена с два. Где же Джон!?

В ту самую секунду, как нога убегающего от меня человека покидает переулок, наша патрульная машина перекрывает ему выход. От неожиданности парень не успевает остановиться, на полной скорости врезается в полицейского железного коня и падает навзничь. Я подбегаю, радуясь тому, что он упал на живот, и мне не нужно переворачивать эту дрянь. Сажусь коленом ему на спину и завожу руки назад, защелкиваю на запястьях наручники.

– Офицер, мы могли бы заняться этим и в более интимной обстановке. Вам даже необязательно бегать за мной. И можете оставить форму.

Остряк получает подзатыльник и издает возмущенное «эй». Мой голос превращается в механический и без запинки зачитывает задержанному права.

Встаю с земли и предоставляю Джону возможность усадить парня на заднее сиденье. Уперев руки в бока, стараюсь отдышаться.

– Умница, Сэл. Наконец-то, мы его прижали. Одним куском дерьма на улице станет меньше, да, Джаспер? – мой напарник ударяет по дверце патрульного авто.

– Брось, это ты молодец. Появился как раз вовремя. Прямо как в кино.

Мы садимся в машину.

– Главное – теперь у нас есть доказательство того, что ты, парень, торгуешь наркотиками на улице. Видал чудо техники? Видео-регистратор. Улыбнитесь. Вас снимает скрытая камера.

Я улыбаюсь. Старик любит язвить над барыгами с улицы. Он неистово их презирает, и я его прекрасно понимаю – сама на дух не переношу этих «продавцов смерти». Смотрю на Джона с теплом. Ему немного за пятьдесят пять, не такой уж и старик, но для этой работы уже стар. Он не может гоняться за воришками, наркоманами и всеми прочими, кого мы катаем на патрульной машине до участка. Джон собирается на пенсию. Нам осталось работать вместе около двух месяцев, затем мне дадут нового напарника. Все три года, что служу в полиции Нью-Йорка, я провела с Джоном. Помню, как он ворчал, когда к нему снова приставили новичка, зеленого курсанта, только что закончившего академию, еще и девчонку. Но мы быстро спелись, он многому меня научил, стал моим другом. Мы идеальные напарники, ведь мы понимаем друг друга почти без слов. Мне грустно, что нужно будет привыкать к другому человеку.

– Чего опять задумалась?

Я дергаю плечом.

– Ерунда.

– Опять о моей пенсии? – Не могу сдержать грустную ухмылку, а он доволен тем, что снова прочитал мои мысли, – Ты совершенно не умеешь радоваться за других. Пенсия – это новая жизнь. Я буду греть свои кости где-нибудь в Калифорнии, ловить рыбу в окружении внуков, наслаждаться спокойствием. Я почти тридцать лет отдал улицам Нью-Йорка, и это мне порядком осточертело.

– Я рада за тебя, Джон. Правда, рада.

В участке передаем Джаспера в обезьянник и начинаем классический спор о том, кому в этот раз составлять протокол.

– Ты за ним гналась, ты и пиши.

– А ты его остановил.

– Но ты загнала его в нужном направлении.

– У тебя больше опыта.

– А тебе нужно его набираться.

– Ты скоро уйдешь на пенсию и будешь скучать по писанине.

– У тебя красивый почерк. – Ага! Он почти сдался.

– Эй, вы двое, может, вам нанять секретаршу? – смеется Тайриз, дежурный по обезьяннику.

– Я так и поступлю, когда этот старый ворчун уйдет.

– Почему бы вам не установить график и не заниматься этим по очереди? Так делают все нормальные люди.

Мы, едва начав спорить заново, замолкаем. С минуту смотрим на Тайриза, потом друг на друга, затем разражаемся громким дружным хохотом.

– Так ведь то – нормальные. А нам интереснее спорить. Думаешь, за три года вместе мы не перебрали все считалки?

Озадаченный и уставший от пустого шума Тай машет на нас рукой и возвращается к своей работе.

– Ладно, я напишу. А ты отдай запись детективам, – уступает Джон.

Я победоносно улыбаюсь и выхожу на улицу к машине, чтобы забрать флэшку из регистратора. Уже вылезая и закрывая дверь, слышу мужской голос:

– Эй, лесбиянка, как день?

Поднимаю глаза и устремляю взгляд на пожарное депо через дорогу. Джимми Догэн – до безобразия красивый пожарный. Светлые серые глаза выигрышно контрастируют на фоне смуглой кожи и темных волос. Он высокий, накаченный, форменная футболка тесно облипает мускулистую грудь и кубики пресса. Самодовольная улыбка проявляет обаятельные ямочки на щеках. Парень просто загляденье, это подтвердит любая женщина. Джимми стоит впереди собравшейся толпы пожарных. Они собрались специально. Почти каждую смену мы с Догэном устраиваем словесные перепалки. Каждый раз он называет меня лесбиянкой, хотя знает, что это не так. Ко мне клеились почти все пожарные из нашей смены, но всем я отказала. Тогда Джимми решил преподнести несчастным урок, демонстративно пытаясь меня охмурить, но получил от ворот поворот публично. Это стукнуло по его самолюбию так сильно, что он не придумал ничего лучше, как сделать вывод о моей гомосексуальности и донести эти выводы до остальных. Каждый раз он вызывает меня на поединок, называя так. И вот сегодня они снова ждут ежедневного шоу. Ну что ж. Я готова. Слышу, как кое-кто из наших офицеров собирает мою группу поддержки. Иногда они даже делают ставки.

– Прекрасно, Джимми, спасибо, что спросил. Словили с Джоном барыгу. А как твой?

– Вполне спокойно. Радуюсь, что не нужно бегать по помойкам и разгонять бомжей.

Со стороны депо раздаются смешки.

– То есть, как всегда, просиживаешь свой зад. Прелестно. На что идут мои налоги? Мы тут хотя бы жалованье свое отрабатываем.

– Знаешь, лесбиянка… Прости, я опять забыл твое имя. У меня плохая память на женские имена. Слишком много женщин вертится вокруг меня.

– Салли. Ты мог хотя бы попытаться запомнить имя той единственной, что тебе отказала. Тренируй память.

Мои ребята начинают свистеть и хохотать.

– Да, Салли. Точно. Я тут подумал. У меня ведь есть природный дар…

– Вести себя как кретин? О да, это очень редкий дар. Можешь присоединиться в обезьяннике к таким же одаренным. Там целый клуб.

Он улыбается.

– Я мог бы исцелить тебя от лесбийских наклонностей. Понимаю, женщины очень хороши, но тебе следовало бы переключиться на мужиков.

– Знаешь, если у тебя был хороший опыт с мужиком, это не значит, что ты теперь можешь это всем советовать.

Смеются все. По обе стороны улицы. Он попался в свою же ловушку. Вижу в его глазах панику. Красавчик явно проигрывает. Пора закругляться.

– И все же, Салли, – язвительным тоном выделяет мое имя, – Если вдруг тебе нужна будет помощь в этом вопросе, я с радостью дам тебе прокатиться на своем пожарной шесте.

Фи, как пошло. Даже для тебя, Догэн.

– Спасибо, Джим. Но боюсь, после этого мне и впрямь не останется ничего иного, кроме как уйти в лесбиянки.

Полицейский участок и пожарное депо взрываются от хохота. Это победа. У Джимми от досады ходят желваки, он весь раскраснелся. Его глаза злобно сверкают, не отрываясь от меня. Одними губами он произносит «стерва», наблюдает, как я ухмыляюсь уголком рта, коротко подмигивает мне и, резко развернувшись, скрывается в депо. Еще с минуту все продолжают смеяться, затем понемногу расходятся по своим делам. Снимаемся с паузы, продолжаем работать. Вижу, как Джей-Ди из пожарных, улыбаясь, показывается мне поднятый вверх большой палец, и приветливо машу ему в ответ.