Новиков пришёл на телефонные переговоры, как раз перед суточным дежурством Жукова и попросил передать книги Олесе. Васильев и Петров уже прекрасно понимали, что Олеся – это и есть Олег Жуков. Значит завтра утром он понесёт наркотики в зону. Новикову на том конце провода утвердительно ответили, что всё будет хорошо, книги сегодня передадим. Петров и Васильев решили, что завтра надо пораньше приехать на работу и ждать Жукова, когда он пойдёт в зону.
На следующее утро Петров и Васильев ждали прапорщика Жукова в КДС. Смотрели через окно в двери, когда он будет проходить через КПП-люди. Жуков шёл через КПП спокойно, поздоровался с охраной и обменял удостоверение на жетон. После чего был немедленно приглашён Петровым и Васильевым в кабинет комнаты длительных свиданий.
– Олег, при тебе имеются запрещённые предметы? – сразу спросил Петров.
– Да ты что Петрович, ты же знаешь, конечно, нет. – испуганно ответил Жуков.
– Точно? Даю минуту подумать и самому всё сдать.
– Петрович, у меня нет ничего. Я не понимаю, что происходит? – Жуков занервничал. – Если хотите, обыскиваете.
– Успокойся, если нет ничего, значит волноваться нечего. Обычная проверка. Ты же знаешь, что мы так периодически делаем.
Васильев и Петров начали досмотр одежды Жукова. В итоге стало понятно, что у него ничего запрещённого нет.
– Я же говорю, что ничего нет. Зря вы так. Я столько лет здесь служу, а вы. – взбодрился Жуков и начал одевать куртку.
Петров и Васильев переглянулись между собой и поняли друг друга, что промахнулись. Причём жёстко промахнулись и теперь уже ничего не сделаешь. Столько времени впустую потрачено. Жуков пошёл на выход, и Васильев случайно увидел, что у него на правом рукаве куртки шеврон с орлом пришит разными нитками. Как будто поверх чёрных ниток, ещё раз в одном месте пришито синими нитками. Странно.
– Олег подожди, ещё не всё. Сними куртку. – остановил Васильев Жукова. – Дай ещё раз посмотреть.
Жуков снял куртку и отдал её Васильеву. Он стал пальцами прощупывать рукав куртки и почувствовал уплотнение под шевроном.
– Олег, а что у тебя шеврон разными нитками пришит? – спросил Васильев.
– Да я не помню почему так, давно пришивал. Да это куртка старая, даже не помню откуда она у меня. – взволнованно ответил Жуков и его глаза забегали.
Васильев потянул шеврон в сторону и нитки легко разошлись. Под шевроном оказался полиэтиленовый пакетик с белым порошком.
– Это не моё, я не знаю, что это. Говорю же не помню откуда эта куртка старая. – оправдывался Жуков.
Петров и Васильев вывели его за зону и завели в кабинет оперативного отдела. После получасового разговора Жуков признался, что это его рук дело.
– Денег не хватает. С женой развёлся, алименты. Жизнь под гору покатилась. А тут этот Новиков подкатил. Я с его братом ещё в школе учился. Ну вот и решил немного денег халявных подзаработать.
– А кто рассчитывался с тобой и где? – спросил Васильев.
– Брат его. Когда давал отраву, сразу давал и деньги. Штука за одну ходку. Я под шеврон зашиваю и всё. Моё дело только отдать. Ночью иду по обходу и Новикова встречаю. Нитки на шевроне надорву, отдам пакет и дальше иду. Как-то так. Что теперь со мной будет?
– Начальник решит. Жди пока здесь. – сурово ответил Петров.
Через десять минут пришёл Зубов Валентин Валентинович и прочитал Жукову лекцию про предательство. Про то, что тот поедет из зоны в зону, но только теперь сидеть. После этого взял с него рапорт на увольнение и отправил его в отдел кадров.
Петров и Васильев довольные собой направились в зону.
– Молодец Вася! Молодец, я уже думал, что лоханулись мы с тобой. Как ты увидел эти нитки разные? Я бы даже не подумал.
– Не знаю, увидел и всё. – ответил Васильев. – Новикова садим в ШИЗО?
– Садим. Дважды по пятнадцать надо выписать ему, а там видно будет.
Прапорщик Жуков был уволен. Официально его не стали оформлять, так как никто не хочет иметь пятно на колонии. Новикова водворили в ШИЗО. Васильев, Петров и Зубов сидели вечером в кабинете за зоной и пили водку. Поводом была удачно проведённая операция. Петрович учил Васильева обращать внимание на случайные события. Возможно, на первый взгляд, они не имеют ничего общего между собой, а если хорошо подумать – это звенья одной цепи.
ИК-12. Дорогое предложение
Прошло полгода. Калугин раз в месяц приходил к Шмарову и сливал по мелочи информацию. Кто с кем общается и что говорят. Кто нарушает режим содержания. Кто после свиданок или посылок делится продуктами и сигаретами с другими осужденными. В общем всякая бытовуха, которая была интересна Шмарову. Но по личному мнению Калугина наверно никогда бы не заинтересовала нормального кума в обычной колонии. Таких, как Калугин, в зоне было много. Он уже научился их отличать от других осужденных.
Все сливали всякую ерунду, из-за которой зэков били, пытали и садили в изолятор. Потом всё начиналось с начала и дальше шло по кругу. Именно эта мелочь, из-за которой всех били, и не допускала даже мыслей подумать о чём-нибудь более серьёзном. За слова типа наркотики, деньги или водка, сказанные вслух, опера сразу садили в ШИЗО без разбирательств. Со временем Калугин понял, что, если бы он захотел кому-нибудь навредить, нужно было красиво доложить Шмарову. К примеру, Вася Пупкин интересовался, где взять плёнку от флюорографии для изготовления карт или ему на свиданку жена обещала привезти спиртное. Через час этого Васю Пупкина ждала неминуемая пытка в оперативном отделе. Потом изолятор и про свиданку можно было забыть, как минимум на полгода.
Шмаров был скорее режимником, чем оперативником и всю информацию от Калугина принимал за чистую монету. Но он был и не дурак, просто в этой колонии свои особенные приоритеты. Здесь задача кума выбить информацию, именно выбить, и никак по-другому. Другое не приветствуется. Вся оперативная информация должна поступить только через боль. И вот так все сливают друг друга и по кругу катаются в изолятор.
Конечно, если разобраться, Калугин получается, что тоже ссучился. Для него это был уже способ выживания. Он не мог больше терпеть пытки и изнасилования, как и в принципе многие зэки. При всём при этом Калугин доводил до Шмарова ничтожную информацию. Её, по мимо него, знали и видели многие зэки. Он всегда был уверен, что уже не первый, кто сообщил об этом в оперативный отдел. Калуга старался чтобы из-за него зэки не страдали, но это была лотерея. В глубине души он оправдывал сам себя. Если бы его не отпороли на этапе, он бы не опустился до этого. Его до этого состояния довели силой.
– Калугин. – начал серьёзный разговор Шмаров. – Вот ты вроде работаешь на меня, а я тебе не верю. Нет преданности в твоих глазах, понимаешь?
– Не понимаю, Андрей Андреевич. Я же приношу Вам информацию каждый месяц. Уже полгода я работаю на оперативный отдел. Объясните пожалуйста.
– Таких информаторов, как ты, у меня до хуя. Стучите там ерунду всякую, но нет преданности в тебе. Ну вот не доверяю я тебе.
– Андрей Андреевич что сделать надо, чтобы Вы мне поверили? – Калугин начал настораживаться в преддверии пыток, которыми завеяло в воздухе.
– Ты же почему стучать начал? Потому что тебя пиздили. Ты же сам не пришёл ко мне с информацией? Нет. Значит стучишь из-за страха, что опять получишь пиздюлей. Это не по желанию, а по принуждению. Понимаешь?
– Так я, это, я, Вы как сказали, так я и делаю. – Калугин начал заикаться, не понимая к чему клонит Шмаров и начал морально готовиться к полиэтиленовому пакету, резиновой палке или к изнасилованию.
– Ты вот думаешь почему здесь зэков на этапе ебут?
– Э-э, я, я не знаю. – совсем в ступор вошёл Калугин.
– Для порядка! А почему зэки зэков ебут?
– Наверно тоже для порядка. Раз сказала администрация, значит так надо. – наугад ответил Калугин.
– Ну-у, типа того. Так вот, завтра со мной на этап пойдёшь. Если выебешь зэка по этапу, значит я буду тебе доверять. А если нет, то тебе пиздец. Полный пиздец, ты понял? Да и тебе самому наверно уже давно охота кого-нибудь отъебать. Вот и докажешь заодно свою преданность оперативному отделу. Совместишь приятное с полезным.