Но Алиса ни на минуту не поверила легенде, сочиненной мною для ее любовника. Недавно меня вызвали в отдел культуры и сказали, что репертуар театра косит в сторону мелкобуржуазности. Я мгновенно понял, что моей свободе практически пришел конец. Но если бы меня арестовали по подозрению в буржуазности, боюсь, что они не прошли бы и мимо тебя. Слишком много людей видело нас вместе.
Таня, на столе в моем кабинете осталось письмо, в котором я признаюсь в безответной любви к Алисе Четверкиной, которая заставляла меня искать утешения на стороне, в объятиях заурядной костюмерши. Я решил покончить счеты с жизнью, утопившись в реке. Но это будет только роль, прошу тебя поверить мне. Я должен исчезнуть для того, чтобы жили Павел и Вероника, Стрижевы и ты, радость всей моей жизни…
Татьяна припала к груди Петра, ее худенькие плечи тряслись от рыданий. Потом она успокоилась, выплакавшись. Глубоко вздохнула, посмотрела прямо в потемневшие глаза Петра:
– Петенька, я полюбила тебя сразу, как только пришла в театр. И ты никогда не смог бы сделать меня своей любовницей без моего согласия. Все эти годы я знала, что ты меня любил. Я поняла и принимаю все, что ты задумал. Главное, чтобы ты исчез из города. Ты лучший актер, какого я когда-либо видела, и ты перехитришь их всех. Но, Петенька, я хочу, чтобы ты знал: я буду ждать тебя, и ты вернешься ко мне. Когда – не знаю, но я всегда буду ждать тебя!
– Таня!.. – застонал Петр.
Он покрыл лицо любимой поцелуями, потом расстегнул пуговички на ее платье и стал целовать шею и грудь. В который раз он понял, что под скромными одеждами костюмерши скрывалась страстная принцесса, божественное тело и неукротимая душа.
Они расстались на реке. Петя исчез за деревьями, а Татьяна медленно пошла домой. Впервые она не зашла в кухоньку к Евдокии, а сразу закрылась в своем домике. Павел с ранней весны ночевал в сарайчике.
Евдокия сама пришла к Татьяне и принесла ей в укутанной миске ужин. Но Татьяна лишь махнула рукой, отвернулась и отчаянно разрыдалась.
– Танюша, милая, не плачь! Поделись своим горем, и мы вместе что-нибудь придумаем, – Евдокия обняла Татьяну, присев рядом с ней на кровать. Но Татьяна не могла успокоиться, она заходилась в рыданиях. Евдокия вдруг встала, поняв, что у Тани истерика, которую надо немедленно остановить. Она налила полный стакан воды и властно сказала:
– Пей!
Татьяна махнула рукой и снова разрыдалась. Евдокия с силой, неожиданной для такой худенькой женщины, приподняла Татьяну с постели и несколько раз встряхнула, потом вновь подала стакан, сказав тоном, не терпящим возражений:
– Пей!
Татьяна послушно взяла стакан и выпила всю воду без остатка, потом глубоко вздохнула и вернула стакан Евдокии. Взгляд ее стал осмысленным.
– Рассказывай, что случилось.
– Дуся, что делать? Петенька исчез, а я жду ребенка.
– Как исчез? Только сегодня был в театре – Вероника мне говорила.
– Не спрашивай меня!.. Исчез так же, как исчезли Василий Стрижев и Зинаида, чтобы не быть схваченным. Я сама проводила его, но ничего не сказала о ребенке. Дуся, что мне делать, я навлеку беду и позор на вашу семью!
– Позор, опомнись, Татьяна! Ты носишь под сердцем дитя! Как много казаков хотели бы услышать крики своих внуков, но их отцы сложили головы в нашей степи. Стыдись, неужели ты не видишь, что вы давно с Павликом для нас родные. Мы поможем тебе, а там будь что будет, может и Петенька твой найдется…
– Дуся, ты золотая женщина!
– Татьяна, это ты осветила наш дом, когда пришла сама и привела детей. Я не сомневаюсь, что ты не испугаешься и родишь этого ребенка.
Татьяна потрясенно смотрела на Евдокию. Времена страшные: любимые люди исчезают, нет уверенности в собственной судьбе. А увидишь рядом хорошую сильную женщину и понимаешь, что делать дальше. На мгновение Татьяну посетило предчувствие, что она обязательно еще встретится со своим Петенькой, а пока надо готовиться к материнству. Скоро увидит белый свет еще одна крошка, продолжение ее и Петра.
Потом был семейный совет с Михаилом. На нем решили, что якобы от стыда Татьяна уволится из театра. История с Петром была замята чекистом, не желавшим, чтобы его любовница Четверкина стала объектом интересов милиции, как причина самоубийства режиссера. До рождения ребенка Татьяна будет помогать Михаилу обшивать клиентов.
Павел этой осенью начинал учиться в медицинском институте Саратова, а пока работал санитаром в больнице. Вероника, которой уже исполнилось двенадцать лет, продолжала бывать в театре, но у нее появилось новое увлечение: она стала писать стихи. Были и еще обязанности, которые с нее никто не снимал: дочь Василия Стрижева должна играть на фортепьяно и знать французский язык. Но для Вероники и это не было тягостным. Уроки музыки она брала у жены главного дирижера оркестра, а французский знали Михаил и Евдокия. Помимо всего, когда начались события в Испании, оба в совершенстве выучили испанский язык. Павел Граф и Вероника Стрижева не хотели оставаться заурядными личностями. Правда, сами они этому не придавали значения, предполагая, что так живут все. Но ведь не все живут в гнезде Стрижевых. Маленький домик с садом и огромный мир, который с нетерпением ждал встречи с ними.
Глава 6
Павел уезжал в Саратов, впервые оставляя дом и родных людей. На вокзал его пришли проводить Татьяна, Михаил, Евдокия и, конечно, Вероника. Павел стоял немного растерянный. Впереди его ждала интересная жизнь, но он остро осознавал, что главные для него люди остаются в Лещинске.
Татьяна, у которой уже округлился животик, смотрела на него мокрыми от слез глазами. Как дорога ему божественно прекрасная тетушка, как хочется защитить ее от этого страшного мира, в котором она остается.
Михаил и Евдокия – они оба не сомневались, что отец и мать Павла вернутся, и только мечта об этом дне помогала ему в самые тяжелые минуты. Они подчеркивали, что Павел взял от них самое лучшее, и что они бы теперь гордились своим сыном. Слыша эти слова, душа Павла взлетала. Юноша ставил себе великие цели, не сомневаясь в своих способностях их приблизить.
Вероника… Эта двенадцатилетняя егоза – невозможно без улыбки думать о ней. Как он будет теперь без ее бесконечных вопросов, безмерно надоедавших ему? Но к ним подходил его главный наставник, Иван Григорьевич Петров, который уже звал его в вагон. Доктор Петров сам вез Павла в Саратов, чтобы быть рядом с ним все это время. Михаил улыбался сквозь усы: Павел для Ивана был ближе родного сына. Старый лекарь безошибочно определил в Павле наследника, столь же одержимого медициной, как и он сам. Он сможет передать ему всю мудрость, накопленную за долгие годы.
Отец Павла Григорий Граф был сыном немцев-колонистов, издавна живших под Саратовом. После окончания Московского университета он стал преподавать математику в мужской гимназии города Царицына. На благотворительном бале, который давало немецкое землячество города, Григорий познакомился с прелестной юной гимназисткой Ксенией Кербс. Они встречались совсем немного, урывками и тайно ото всех, но чувство, вспыхнувшее между ними, было очень сильным. Вскоре разразилась первая мировая война, и Григория призвали на фронт офицером в артиллерию. Всю войну длилась их любовная переписка, которая удивляла родных Ксении. Никто не сомневался, что они поженятся сразу, как вернется Григорий. Он вернулся в Царицын зимой восемнадцатого года, но оставаться после свадьбы в Царицыне не смог, поскольку сразу попал в поле зрения ЧК как вернувшийся с фронта офицер. Молодожены решили тайно покинуть город. Их путь лежал в Самару, где у Григория были друзья. Там он оставил Ксению, чтобы воевать в армии Колчака. Потом неожиданно появился в конце двадцатого года, и они переехали в Оренбург. В ноябре двадцать первого года у них родился сын Павел.
Из Оренбурга Ксения написала коротенькое письмо своей лучшей подруге в Царицын, с просьбой сообщить ее адрес Татьяне, если что-нибудь узнает о ней. Та выполнила ее просьбу, но так сложилось, что Николай Кербс, их брат, пропавший на фронте еще в шестнадцатом году, с неизвестной оказией передает письмо для родных. И добрая подруга, жившая рядом с ними в Царицыне, решила переслать его по известному ей адресу в Оренбург. Это роковое письмо попадает в поле зрение органов, становится понятно, что эта семья ведет переписку с заграницей. Этого оказалось достаточно, чтобы в двадцать восьмом году родителями Павла заинтересовались в ЧК, а затем арестовали их.
