– Вероника, прекращай болтать глупости.
– Это для тебя глупости, потому что ты ничего не понимаешь в любви. Тебя привлекает лишь скелет в нашем сарае. А между тем, Лелька Егорова интересовалась тобой.
– Вероника, это не просто скелет, на нем я изучаю кости, из которых состоит человек. Я его случайно нашел во дворе больницы, куда его кто-то выбросил. Принес и сам собрал. Я буду хирургом, как хотела моя мама. Дядя Миша считает, что у меня тонкие пальцы и талант кроить и шить. Значит, и хирург из меня выйдет первоклассный.
– Павлик, а ты сошьешь мне сарафан? Уже лето, мне не в чем бегать на речку.
– Ты что, дядя Миша одевает тебя как принцессу!
– Вот именно, а девчонки смеются, когда я не могу расстегнуть множество пуговичек.
– Вероника, с каких пор ты стала обращать внимание на насмешки подруг? Неужели сама не можешь справиться?
– О, еще как могу, теперь я раздеваюсь еще медленнее, и им приходиться ждать меня на берегу.
– Хорошо, сошью. А что ты сказала про Лелю Егорову? Сможешь передать ей записку от меня?
– Ладно, передам.
Они подошли к своей калитке, где их встречал верный Сокол. Войдя в дом, они заговорили с Татьяной на немецком, поскольку та упрямо ратовала за необходимость знания детьми иностранного языка. Вероника подробно рассказала о спектакле, кто из артистов как произносил свои реплики, как чувствовал себя режиссер, какая была публика. Евдокия хлопотала над поздним ужином для своей любимицы.
Из комнаты вышел Михаил, и его морщины словно разгладились при виде Вероники. В этой семье родительская любовь Михаила и Евдокии вспыхнула позже, но дарила безграничное тепло этим детям. Михаил любил Павла не меньше Вероники, он видел, что его Павлик впитал от отца и матери понятия чести и благородства. Павел напоминал ему любимого племянника Василия, отца Вероники. Правда, внешне они отличались: Павел был очень ярким блондином с голубыми глазами. Михаил любил общаться с мальчиком, поддерживал его мечту стать врачом. Семьи уже давно объединили свои хозяйства, и за детьми присматривала Евдокия, так как Татьяна постоянно пропадала в театре.
– Дядя Миша, я снова на лето устроился санитаром в больницу. Иван Григорьевич сказал, что уже пора приобщать меня к профессии.
– Правильно, Павлик! Иван Петров из наших казаков, потомственный лекарь, так что он обучит тебя всем тонкостям.
– Он сказал, что через два года, когда я окончу школу, он повезет меня в Саратов поступать на медицинский факультет.
– Да, Павел, когда-нибудь ты покинешь дом, чтобы высоко взлететь к своей мечте!.. Не забывай о нас,– улыбнулся казак.
– После мамы и отца я никого не люблю сильнее вас, – у Павла, ужинающего вместе с Вероникой, на глазах выступили слезы.
Евдокия быстро подошла к нему и, обняв, прижала к себе. Михаил тоже подошел и взлохматил Павлу вихры. Одна Вероника с аппетитом поглощала пирог, между кусками которого успела сказать:
– Вот уж не знаю, Лелька Егорова всем говорит, что ты любишь одну ее.
Стрижевы удивленно уставились на Веронику, Павел пнул ее под столом ногой, одна Татьяна подошла к девочке, чтобы защитить от надвигающейся беды.
– Татьяна, это все твой театр, девочка чересчур впечатлительная.
– Ничего подобного, она там развивает свои способности.
– А эти любовные пьесы, в которых ты ее занимаешь?
– Она играет героев в детстве, потом я ее увожу.
– Но откуда у нее эти слова?
– Да от Павла, от кого же. Девчонки совсем замучили его, а он их еще поощряет записками и прогулками.
– Татьяна, что ты говоришь?– запротестовал Павел, но Михаил, улыбнувшись в усы и махнув рукой, уже уходил к своей швейной машинке. Павел с ненавистью уставился в ехидное лицо Вероники, которая успела показать ему язык, пока Татьяна не увела ее готовиться ко сну.
Глава 4
– Бабушка, а Бог есть? – Вероника, вся в муке, помогала Евдокии лепить пироги.
– Бог есть, так мне говорили отец с матерью, а им бабушка с дедушкой, – Евдокия выпрямилась, чтобы утереть пот со лба.
– А нас в школе учат, что Бога нет.
– Сейчас другие времена, и теперь учителя говорят, что Бога нет. А у нас в гимназии был даже предмет «закон Божий».
– Да ты что? – Вероника потрясенно смотрела на Евдокию. – И как, ты этому верила?
– Конечно, верила, как же без веры жить?
– Ну ты посмотри: небо, солнце, уже летают самолеты и никто Бога ни разу не видел. Неужели ты не понимаешь?
– Вероника, Бога1 видеть совсем не надо, он вот здесь,– и Евдокия показала на свое сердце.
– Здесь? – Вероника показала на свое.
– Да. Вспомни, когда у тебя хорошо на душе, когда она поет от радости, мы говорим, что
Бог заглянул в твою душу. А когда ты вдруг застынешь, оцепенев от нежности и восторга, мы говорим, что тебя коснулся своим крылом ангел. Когда ты трудишься, забыв про еду и отдых, из твоих рук выходят шедевры, достойные восхищения, мы говорим, что Бог поцеловал твои руки.
– Я знаю, про кого ты говоришь. Про дедушку! В его платьях ходят самые красивые женщины.
– Конечно, я говорю про него, – улыбнулась Евдокия, но из-за занавеси в кухню уже шли Михаил и Павел.
– Что это вы про меня говорите? – притворившись сердитым, спросил Михаил.
– Бабушка сказала, что Бог поцеловал твои пальцы, – тут же выпалила Вероника.
Михаил лукаво посмотрел на Евдокию, она рассмеялась, он тоже улыбнулся, и все сели ужинать.
– Бога нет, – решительно заявил Павел.– Я в больнице видел, что если человек умирает, никакая молитва его не спасет. Все это предрассудки и суеверия.
– Может быть, – тихо сказала Евдокия, – только я не сомневаюсь, что у тебя дар от Бога. Твои руки спасут много жизней, но не потому, что они такие ловкие. Потому, что у тебя благородная душа.
– Иван Григорьевич постоянно сквернословит, вовсе не культурный и пьет спирт, а дай Бог кому-нибудь спасти столько жизней, сколько он спас, – не соглашался Павел.
Михаил и Евдокия с улыбкой переглянулись. Они-то знали, насколько чистая душа у доктора Петрова, их друга с гимназических времен.
– Ты прав, Павел, трудно представить этого костолома в церкви со свечкой в руке, но не сомневайся в его благородстве. Это очень справедливый человек, добрый и внимательный. И очень верный. Верный своей клятве врача. Когда мир раскололся, он спасал от смерти и красных и белых, ругая при этом их убеждения. А они все ждали от него сострадания, и он всегда был к ним терпимым и снисходительным. Я рад, что ты все свое время проводишь рядом с этим человеком. Пока нет отца, Иван выведет тебя на прямую дорогу.
– Дядя Миша … – губы Павла задрожали, но он прямо посмотрел в глаза казаку, как будто о чем-то спрашивая его.
– Да, они обязательно вернутся, я верю в это.
– И я верю, – прошептал Павел.
– И я! – громко сказала Вероника.
– Ну а мне сам Бог велел,– сказала Евдокия. – Они вернутся, чтобы просто увидеть тебя хоть одним глазом.
– Скажи, Павел, неужели в больнице ты ни разу не столкнулся с чудом? Когда выздоравливал больной, на которого все махнули рукой? – Михаил внимательно смотрел на Павла.
– Нет, – решительно ответил мальчик, – чудес не бывает.
Но потом, подумав, он поправил себя:
– Иногда, правда, бывают редкие случаи, не вполне объяснимые.
– Какие, например? – Михаил не отступал от Павла.
– Одна женщина умирала от родов, просто истекала кровью. Все были уверены в неизбежности ее смерти. Кроме еще не родившегося младенца, у нее на руках оставался пятилетний мальчик. Их отца и ее мужа арестовали, и она просто не могла умереть. Женщина твердила это в перерывах между схватками, успокаивала самого доктора. Иван Григорьевич тогда состарился на глазах. У нее родилась девочка, все предвещало скорый конец, но она не сдавалась. Не знаю, что произошло, но она оставалась в живых и на следующий день, и через два дня, а на третий стало понятно, что она выкарабкается.
