Как-то почтальонка, обычно бросающая газеты в почтовый ящик, прибитый к забору, неожиданно постучала в окно дома Ксении. Та вышла во двор, женщины о чем-то поговорили, и Ксения вернулась. В руках она сжимала конверт, в лице не было ни кровинки. В доме, кроме мужа Григория, больше никого не оказалось. Татьяна и Павел ушли на дальний огород полоть высаженный картофель. Там Григорий еще раньше разбил шалаш, и, чтобы не тратить время на дорогу, Татьяна с племянником собирались заночевать на реке.

– Что это? – Григория испугала бледность жены.

– Письмо из Германии от Николая,– безжизненным голосом проговорила Ксения.

Григорий молча смотрел на нее, она подняла на него свои прекрасные глаза.

– Прости, Гриша, подвела я тебя.

– Ксения!..– Григорий подошел и обнял свою жену.

– Почтальонка Мария мне сказала, что уже сообщила об этом письме в органы. Скоро за нами придут.

– Ну что ж, собери вещи.

Они так и не успели узнать, что им написал неожиданно нашедшийся Николай Кербс, поскольку письмо тут же изъяли. На пороге появилось четверо мужчин, которые арестовали очередных пособников врага, получающих почту из-за рубежа. Оставалось лишь узнать подробности биографии этой семейной пары, но методы добывания доказательств у палачей были отработаны в совершенстве.

Когда на следующий день Татьяна с мальчиком вернулись домой, там никого не было. Соседи шарахались от них, но ночью, шепотом, все же рассказали, что произошло. Татьяна не сомневалась, что органы ГПУ обязательно вернутся за ними. Она быстро собрала самые необходимые вещи, и через час они покидали родительский дом Павла.

Татьяна не знала, куда им идти, и ноги сами повели ее на вокзал, где она купила билет до Лещинска. Вновь она стучала в маленькое окно.

– Евдокия, накорми и уложи мальчика, – Михаил по-прежнему был немногословен, вернувшись из кухоньки к своей швейной машинке. Евдокия хлопотала у стола и, вздыхая, смотрела на Татьяну, а под ногами у них крутилась подросшая Вероника. Татьяна притянула малышку и крепко поцеловала в щеку:

– Я рада, что вам удалось удочерить девочку.

– Татьяна, ты не волнуйся, все будет хорошо, Михаил сейчас наверняка что-то обдумывает. Павлик, пойдем, я уложу тебя в одной комнате с Вероникой. – И Евдокия увела детей за собой.

– Будешь жить в пристройке, сзади дома, там прежде обитала наша старая родственница, но прошлой зимой она умерла. Над мальчиком оформишь опеку, я поговорю с тем же чиновником. Сейчас я шью платья для его жены, а ему самому костюм, – все это Михаил говорил Татьяне, обреченно сидящей за столом с ужином. Она встрепенулась:

– Михаил, ты хочешь поселить нас рядом с собой? Я не смела об этом даже мечтать.

– Татьяна, прекрати, – на нее посмотрели сердитые глаза казака. – Я не способен оставить молодую девушку и мальчика одних за порогом. Ты правильно сделала, что немедленно приехала к нам.

Вернулась Евдокия и безоговорочно поддержала решение Михаила:

– Будем жить тихо, не привлекая внимания. Глядишь, Господь поможет, и они скоро забудут про нас.

Так летом тысяча девятьсот двадцать девятого года стали вместе расти восьмилетний Павел и почти четырехлетняя Вероника в окружении бесконечно их любящих и близких людей.

На Веронику Павел сразу произвел очень сильное впечатление, она отдала ему свое детское сердце. Девочка делилась с ним всем, он был для нее единственным авторитетом, ее глаза смотрели на него с недетским обожанием. Михаил и Евдокия замечали такое отношение Вероники к Павлику, но никогда не смеялись по этому поводу. Их только удивляла эта недетская преданность малышки чужому мальчику. Но они знали, что время все расставит на свои места, а пока Павлик очень мягок с Вероникой и никогда не насмехается над ее детской влюбленностью. Наоборот, Павел с первых дней ведет себя как настоящий мужчина: он сразу взял на себя ответственность по защите девочки, и та позволила ему себя оберегать.

Глава 3

Лещинск, 1935 год

– Павел, выбирайся из своего сарая, пора идти встречать Веронику.

– Иду… Эта будущая звезда сцены могла бы и одна возвращаться. В десять лет пора запомнить дорогу домой.

– Нам она об этом прожужжала все уши, но я не допущу, чтобы девочка так поздно ходила без старших.

– Зачем же ты находишь для нее роли этих малолетних сироток?

– Тебе не понять нашу преданность театру.

Татьяна пыталась вытащить племянника из сарайчика, который он переоборудовал в свой кабинет. Несколько лет назад Михаил показал Павлу книги из библиотеки семьи Стрижевых. Они были свалены в кучу в огромном каменном подвале, о котором даже не подозревали соседи. Над подвалом был возведен неказистый сарайчик. Павел был потрясен увиденными сокровищами.

– Дядя Миша, я и не знал, что бывают такие подвалы.

– Павлик, до революции в этом квартале селились купцы, а они не могли не иметь таких закромов. Сейчас таких купеческих домов осталось всего несколько, остальные сгорели в гражданскую войну. Мы построили этот домик в девятнадцатом, тогда я и спрятал сюда наш семейный архив. Я не оставил здесь ничего особенного: книги, старые газеты, семейные фотографии. А сверху надстроил этот сарайчик. Но нам надо быть очень осторожными! Наш сосед, тот, что поселился один в доме купца Славина, – охранник из ГПУ.

– Дядя Миша, можно, я разберусь здесь? Жалко ведь, если все испортится!

– Для этого я тебе это и показал, Павлик. Зная твою немецкую любовь к порядку, не сомневаюсь, что ты сохранишь эти книги.

Павел с энтузиазмом взялся за дело. Он расчистил подвал, который был в два метра высотой; потом пилил и строгал доски, чтобы сделать книжные полки. Последним их с Михаилом усовершенствованием стала маленькая печь, которая через хитрую систему дымоходов соединялась с печью в домике Татьяны. Теперь можно было не бояться сырости, хотя в подвале она не ощущалась.

И конечно, сам маленький деревянный сарайчик Павел превратил в свою мастерскую, где жил с ранней весны и до поздней осени. Сейчас он недовольно оторвался от романа Фенимора Купера, чтобы идти в театр встречать Веронику.

Татьяна была одержима любовью к театру. У нее не было актерского таланта, но она возмещала это службой в театре. Она прекрасно шила, умело наносила грим, и, по сути, была незаменимой помощницей главного режиссера театра Петра Василевского. Веронику она стала привлекать к участию в постановках, как только режиссеру понадобилась малолетняя актриса. И вот уже пять лет Вероника появляется на сцене. Сегодня она исполняла роль Козетты в спектакле «Отверженные» по роману Гюго. Поэтому Павлик и упомянул с таким сарказмом несчастных сироток.

Михаил не разрешал детям заносить книги в дом, боясь приходящих на примерки незнакомых людей. И Вероника тоже отстояла себе уголок в сарайчике, причем не только читала там, а еще и репетировала свои роли. В последние дни перед премьерой у Павла распухла голова от ужасов, встречавшихся на жизненном пути несчастной французской девочки.

Подходя к зданию театра, Павел еще издали увидел стоящую под фонарем фигурку Вероники.

– Какое счастье, что мне не пришлось отбивать тебя от восторженной толпы зрителей, – Павел не удержался от возможности подколоть сестру.

– Вот еще, – доверчиво беря его за руку, вздернула нос Вероника. – Думаешь, я сама бы не смогла дать отпор?

– Зачем же давать отпор преклоняющимся перед своим божеством поклонникам?

– Этим толстым дядькам в галифе? Я вижу, как их боятся Татьяна и Петенька.

– Вероника, что еще за Петенька?

– Петенька – это мой любимый режиссер, ничего ты не понимаешь. И знаешь, по-моему, он безумно влюблен в Татьяну.

– Так, надо посоветоваться с дядей Мишей. Пора прекращать разрешать тебе читать французские пьесы и репетировать в любовных спектаклях.

– Подумаешь, что тут особенного. Наша Татьяна – такая красавица, Петенька ее боготворит. И поэтому ее так ненавидит прима Алиса Четверкина. Радовалась бы, что Татьяна не отбирает у нее ведущие роли.