Тина со стуком опустила бокал.
— Мило. Ты не хочешь меня, но, черт возьми, не можешь допустить, чтобы я досталась кому-то другому.
Вот тут она была не права.
— Кто сказал, что я тебя не хочу? Хотел бы я перестать тебя хотеть. С момента нашей встречи, я сгораю от желания каждую минуту каждого дня.
Она покачала головой в ответ.
— Так значит, я как героин? Ты понимаешь, что я врежу тебе, но иногда тебе просто нужно принять дозу?
— Этого я тоже не говорил, Тина. — Он так устал. Почему они всегда ссорились?
Роман опустился на место, которое освободил Зак, и пожалел, что не может все ей рассказать. Он многое отдал бы, чтобы прекратить хранить секреты, которые ставили их по разные стороны баррикад. Но он не мог сделать это, не рискнув ее безопасностью. Чем больше она знала, тем большую цель представляла для русских. Черт, он даже согласен рассказать, что одной из причин, по которой он три года назад убедил Зака ее нанять, было то, что он чертовски сильно по ней скучал. Но теперь между ними такие ужасные отношения, что Тина ни за что бы этому не поверила. Или рассмеялась бы ему в лицо. Или, может быть, переспала с ним.
Он был не уверен, чего из вышеперечисленного он боялся больше.
Даже когда он влюбился в Джой, какая-то часть него жаждала Августину. Иногда он думал, что убедил себя в любви к Джой, потому что она была полной противоположностью Тины, и, если его сердце принадлежит Джой, то он никак не может быть одержим сексуальной, нахальной луизианской красоткой. Потому что Джой никогда не злила его. Она никогда не бросала ему вызов. Он никогда не кричал на нее, потому что она никогда не давала повода. И, уж конечно, Джой никогда не заставляла его хотеть вырвать собственное сердце, потому что он не испытывал к ней таких чертовски сильных чувств.
Он был трусом.
— Ложись спать, Роман. Ты устал. Можешь снова накричать на меня утром, — со вздохом сказала Тина.
— Я не хочу на тебя кричать. — Он мысленно отругал себя за эти слова, но потом понял, что больше не может сдерживаться. — Я хочу, чтобы мы снова стали друзьями.
Она опустилась на диван рядом с ним, но на достаточном расстоянии.
— Я не знаю, были ли мы когда-нибудь друзьями. Думаю, мы были любовниками, и одно время я надеялась, что мы могли бы стать чем-то большим. Но это давным-давно прошло. Теперь нам нужно стараться быть хорошими коллегами.
Вежливыми. Скучными. Он не хотел быть коллегами. Он хотел иметь право прикоснуться к ней, заняться с ней любовью, назвать ее своей. Так опасно…
— А когда мы не работаем вместе?
— Тогда мы видимся на свадьбах и днях рождения. Мы желаем друг другу добра. — Она пожала плечами. — Мы посылаем рождественские открытки, если находим для этого время, и с улыбкой вспоминаем тот сумасшедший год, что пережили вместе.
— Ты помнишь нас такими? Ты вообще чувствуешь что-нибудь ко мне?
Тоскливая улыбка скользнула по ее губам и исчезла.
— Иногда, но не часто. Я обычно вспоминаю нас как предостерегающую историю.
Ему не понравилось, как это звучит.
— Я никогда не хотел тебя обидеть.
— И все же у тебя это очень хорошо получилось. Думаю, на самом деле, ты хочешь сказать, что никогда не думал, что мне вообще может быть больно.
— Я думал, что был всего лишь одним из твоих многочисленных мальчиков для забав, — признался он, потому что они наконец-то говорили о прошлом. Еще более удивительно, что никто из них при этом не орал. — Часть меня волновалась, что ты начала спать со мной в тот год просто потому, что настала моя очередь.
Она уставилась на него, на мгновение откинувшись назад. Он почувствовал ее осуждение.
— Конечно. Потому что меня можно передавать друг другу как бутылку пива на вечеринке. Чтобы все твои друзья могли приложиться к горлышку, верно?
— Я не это имел в виду. — Как ему заставить ее понять? Между ними все пошло к чертям. Он знал это точно так же, как знал, что, вероятно, не сможет это изменить. Но это был год жизни, о котором он никогда не жалел. — Я знал, что ты была с Мэдом. И слышал, что ты была и с Заком. И просто подумал, что ты хочешь собрать полный набор. Знаю, это звучит так, будто я какой-то мерзкий женоненавистник, но к тому времени мне уже довелось встретить женщин, которые изо всех сил к этому стремились. Женщины, которые рассматривали нас как трофеи.
— О, поверь мне. Я знала некоторых из них. Никто из вас не спорил и не протестовал против их жестокого обращения с вами.
Потому что они были молоды и глупы, и он никогда не думал о последствиях.
— Ты права. В те дни все было прекрасно, и пока мы строили свое будущее, то думали лишь о веселье. Признаюсь, я встречал некоторых из этих женщин с распростертыми объятиями. Но не ты. Никогда ты. Это должно что-то тебе говорить.
— Да, это говорит о том, что ты не хотел расстраивать Дэкса, ставя его сестру в один ряд с девчонками на одну ночь.
Его охватило разочарование. Почему они не могут просто поговорить начистоту? Она никогда его не слушала. Она всегда говорила ему, что он, должно быть, чувствовал — и обычно это было какое-то оскорбление, которое он совершенно не имел в виду. Так, черт побери, и начались их ссоры. Роман уже устал от этого шаблона.
— Нет. Слушай правду, а не выдумывай свою. Я ревновал. Ужасно, до безумия завидовал тому, что твоим первым был Мэд, и, когда я услышал о Заке, то хотел его убить. Своего лучшего друга.
Ее взгляд смягчился, как и тон голоса.
— Ты же знаешь, что я распространила эти слухи, чтобы спасти подругу? Она была дочерью проповедника, и он бы очень расстроился, узнав, что скутер, который он подарил ей на шестнадцатый день рождения, использовался в качестве опоры во время первого сексуального опыта будущего президента Соединенных Штатов. Когда пошли слухи, и все чуть не пошло к черту, она позвонила мне, и я спасла их задницы.
Он кивнул, придя в восторг от ее честности. В прошлом она бы показала ему средний палец и послала бы к черту. Отвратительный котел обиды внутри него перешел от кипения до простого бульканья.
— Да, потом Зак признался. — Роман не мог удержаться от смеха. — Он всегда был профаном в физике. Если бы он учился лучше, то знал бы, что скутер не выдержит их, когда они будут трахаться.
Губы Тины растянулись в ослепительной улыбке.
— И ему следовало сначала выключить двигатель. Я слышал, у него все еще есть шрамы, от того, что скутер взбрыкнул и отправил его голой задницей в грязь.
— О, не забывай о ядовитом плюще. — Он повернулся к ней, их колени соприкоснулись. Было приятно сидеть и говорить с ней, просто быть с ней и вместе смеяться. — Зачем ты это сделала? Почему ты взяла вину на себя?
— Ну, было забавно наблюдать, как вытягивается лицо Дэкса каждый раз, когда он думает, что его вырвет. Он зеленеет. Я живу ради этого. — Когда он поднял бровь, она поймала его взгляд и вздохнула. — Хорошо. Я сделала это, потому что мне было все равно, что обо мне думают другие люди. Потому что очень рано я узнала, что люди, которые меня любят, не перестанут меня любить, несмотря на мои глупые выходки. Они по-прежнему будут обнимать меня, даже если я не буду соответствовать образу хорошей девочки. А на людей, которые не любят меня, мне плевать, Роман. Элли была воспитана с верой, что ее отец был главной фигурой, истиной в последней инстанции, и он установил строгие правила, которые она должна была соблюдать, чтобы сохранить его привязанность. Взяв вину на себя, я избавила ее от этого опыта… хотя и не навсегда. Она вышла замуж за человека, которого ее отец не одобрил, и он от нее отрекся. Думаю, все дело было в том, что ее муж оказался евреем, а отец не смог этого вынести. Вот вам и любовь ко всем людям. Думаю, Элли не виделась с отцом уже несколько лет.
— Но она видится с тобой. — Он мог и сам догадаться. Тина любила беспризорников. Она была тем человеком, с которым все общались, потому что была неравнодушной и всегда готовой протянуть руку помощи. Она держала всех друзей вместе.
