Началось всё с того, что муж загулял. Так бывает. Маленький ребёнок, нужда, денежные проблемы. А тут соседка молодая и красивая. Я поняла всё сразу и выставила своего Лёшу с чемоданом за дверь. Посоветовала пойти пожить у соседки. Правда, у соседки тоже был муж.
Он не сопротивлялся, не возражал, достаточно быстро собрав вещи. Уже в дверях вдруг остановился, спросил:
– Больно? Действительно больно? Мне тоже было больно, когда я понял, что не нужен тебе. Поэтому и сделал всё намеренно, чтобы и ты ощутила, каково это переживать.
– Правда? – удивилась тогда я, титанически сохраняя внешнее равнодушие. – Понял, что ненужен мне? Странным же способом ты решил меня проучить.
Муж ушёл, а я сидела на кухне и слушала глухую боль в груди. Она надсадным пульсом стучалась ко мне в голову, выла сдавленным тихим криком.
Именно в тот момент вдруг чётко и ясно пришло осознание, что Лёша прав. Я действительно любовью к сыну заменила влюблённость в мужа. Но и потом, часто анализируя это своё открытие, я ощущала некую странность, нелогичность произошедшего. Лишь только после того, как в моей жизни появился Родион, я понастоящему смогла понять Лёшу. Да-да. Понять до конца его поступок. Но тогда мне было просто больно. Очень больно.
Он вернулся через три дня. Осунувшееся лицо, впалые глаза. Казалось, прошли годы, а не каких-то три дня. – Что с тобой? – спросила я, искренне взволнована состоянием мужа.
– А ты не знаешь? – горько улыбнулся он.
– Нет. Не знаю, – я тогда действительно растерялась.
– Я не могу жить, – ответил он, – в моей груди сплошная боль. Я был в госпитале два дня. Меня обследовали лучшие врачи. Они сказали, что я абсолютно здоров. Понимаешь?
– Понимаю. Это же хорошо, что ты здоров.
– Прекрати! – он ударил кулком по столу.
– Что прекратить? – не поняла я.
– Врать! Прекрати врать! Ведь это ты! Ты специально сделала это!
Он продолжал кричать, а я по-прежнему ничего не понимала. И вдруг, в какой-то момент, до меня дошло: точно! Так и есть! Ведь в самом начале нашего знакомства я рассказала ему о той силе, что получила от бабушки. Тогда он даже посмеялся надо мной. Назвал сказочницей и добавил, что будущий коммунист в пережитки не верит. Впрочем, и в Бога тоже.
И что же изменилось с тех пор? Он начал верить? Или что-то случилось со мной? Помню, как меня неожиданно осенило. Да, да. Я вышла замуж в восемнадцать. А в тот момент, когда всё случилось, мне уже исполнился двад- цать один год. Вспомнилось, как бабушка сказала, что сила внутри меня проснётся сразу после моего совершеннолетия, которое наступает как раз в двадцать один год.
– Я так больше не могу! Эта боль разрывает меня на куски! Убери её! Иначе я умру! – кричал Лёша.
А я смотрела и думала: «Так странно, он, оказывается, боится боли. А ещё он боится меня».
Да-да, в глазах мужа я видела ужас и ненависть.
– Я не причиняла тебе зла. И не хочу твоих страданий, – сказала тихо и ушла в комнату.
Несколько минут было совсем тихо. Затем я услыша- ла вздох Лёши и его голос:
– Прошло. Совсем прошло. Я же говорил, что ты ведьма. Бежать отсюда нужно. И чем быстрее, тем лучше.
Тогда он ушёл, но на развод подал не сразу. Всё ещё сильны были устои советского времени, когда к разводам относились крайне негативно. Особенно в армии. Это плохо отражалось на карьере.
Я тогда начала искать возможность уехать из военного городка, потому что почувствовала, как поменяли своё отношение ко мне многие наши знакомые. А соседка даже попробовала спросить, действительно ли я знаю что-то такое… Вот она, например, хотела бы приворожить своего мужа. Когда я ответила, что ничего не знаю и такими вещами не занимаюсь, соседка разозлилась и перестала со мной общаться. А на детской площадке я стала часто слышать, как мамочки шушукаются за моей спиной. Слово «ведьма» я слышала всё чаще и чаще…
Кто такая ведьма? Что значит это слово? И почему оно наводит ужас на окружающих?
Мне хотелось разобраться в этом. Но навалилось всякое другое…
Я нашла комнату в городе и благодаря единственной подруге, которая у меня ещё осталась, смогла устроить сына в детский сад. Подруга была кондитером, причём высокого класса. У неё было много полезных знакомых, в том числе и заведующая детским садом.
Мои небольшие накопления помогли решить этот вопрос. Теперь нужно было устраиваться на работу. Лёша деньгами не помогал, но и развода не давал. Мои попытки встретиться с ним и поговорить заканчивались ничем.
«Сходи на приём к командиру части. Пожалуйся на него. Быстро всё заплатит!» – пыталась советовать мне подруга. Но я не хотела. Отчасти ещё и потому, что уже была знакома с командиром части. И чувствовала его внимание в свою сторону.
Поэтому я съехала из нашей гарнизонной квартиры в комнату, которую нашла в городе.
Вскоре устроилась на работу. Рабочей на хлебокомбинат. А затем заочно поступила в институт.
Об этом периоде моей жизни рассказывать особо нечего, слишком мало цветных деталей. Я много работала и очень уставала. А ещё – всё менялось. Каждый день. На комбинате стали задерживать зарплату, и я уволилась. Пошла торговать на рынок. Это было время сплошных рынков. Нехватка и дефицит товара, такие обычные для нас в советские времена, сменились изобилием китайско-турецкого производства.
Я торговала в открытой палатке. С утра до вечера на улице. Зимой и летом. Спасал только тулуп, который получил муж на службе, и который он почему-то оставил после ухода.
Да, с Лёшей мы развелись. Спустя четыре года. Ему понадобился этот развод, поскольку его новая подруга была уже глубоко беременна.
Мы встретились в зале суда, как совсем чужие люди. Лёша ушёл из армии и занялся коммерцией. У него был небольшой магазинчик, где продавалась всякая всячина. Без формы он показался мне маленьким и каким-то совсем юным. На мгновение почему-то стало не по себе, в сердце поднялась боль и обида. Но тогда я сумела быстро справиться с нахлынувшими эмоциями, смогла отпустить прошлое уже насовсем. Мы и правда были разными. Просто чужими людьми. Единственное, чего я не могла понять, так это почему он совсем не общается с сыном. Не интересуется его успехами, не пытается встретиться.
Этот вопрос до сих пор не даёт мне покоя. Я не спросила его об этом во время нашей последней встречи. И теперь уже не спрошу. Поздно. Лёши больше нет.
В моей личной жизни тоже был провал. Вернее, у меня был мужчина. Я даже не знаю, как его назвать. Любовник? Покровитель? Спонсор? Армянин по имени Нарек. Он был старшим на нашем рынке. Заприметил меня сразу, хотя я намеренно старалась одеваться скромно, косметикой не пользовалась и вела себя тихо.
Однажды он с деловым видом шёл по рынку вдоль рядов, думая о чём-то своём. Уже почти пройдя мимо моей палатки, остановился, повернулся и пристально посмотрел:
– Привет. Как зовут?
Я знала, что он здесь главный, поэтому вынуждена была поддержать разговор, изобразив хотя бы минимальную приветливость.
– Злата, – ответила просто.
– Имя нерусское, – улыбнулся он, – молдаванка, хохлушка?
– Помесь, – улыбнулась и я в ответ.
У Нарека была семья. Жена Лусинэ и три сына. В момент нашей встречи ему было сорок. Мне двадцать два. Он был щедрым, умным и ненавязчивым. Может, поэтому наши отношения длились целых шесть лет.
– Эх, Златка, если б ты меня любила, я был бы самым богатым и самым счастливым человеком в мире, – помню, часто повторял он.
– Почему ты считаешь, что я тебя не люблю? – спрашивала я иногда, заранее зная ответ и понимая, что он прав.
– Чувствую, – отвечал он, бесхитростно щурясь и склонив голову набок. – Ты телом со мной. А душа – на замке. Не пускаешь ты меня туда, в душу.
– У тебя жена есть, семья. Ты же сам сказал, что никогда жену не оставишь. И не женишься на мне, – парировала я.
– Даже если бы я сделал это и пришёл к тебе… Ты бы не вышла за меня. Ведь так?
Да, наверно, именно поэтому наши отношения и длились так долго. Просто потому, что Нарек был умным и чувствительным. Интересно, как сложилась его судьба потом? Мы виделись последний раз более двадцати лет назад. Он сказал, что вместе с семьёй возвращается обратно в Ереван.
