Сейчас мне пятьдесят. Это много или мало? Не знаю. Иногда мне кажется, что ещё вся жизнь впереди. Но только кажется и только на миг. Я понимаю, что всё уже давным-давно в прошлом. Я – дитя двадцатого века. Я – ребёнок, родившийся в несуществующей стране. Я – пережиток прошлого. Я – явление, до сих пор не доказанное наукой. Я – ведьма. Хранительница. Самая настоящая, истинная. Хотя слово «ведьма» так много раз в человеческой истории использовали не по назначению, наделяли ложными смыслами, что, боюсь, его истинное значение человечество уже почти утеряло. Много лет я скрывала свою суть, понимая, что не смогу быть ни принятой, ни понятой. Но больше я молчать не могу. Скоро, совсем скоро придёт моё время и зазвенит небесный колокол, который позовёт меня к себе.

Я не хочу уносить свою тайну в могилу. И, прежде чем уйти, я должна научить, передать силу, что живёт во мне, своей дочери. Как она примет то, что я скажу? Примет ли?..

– Зачем ты обрезала волосы?

Я снова слышу голос мамы и вижу себя в нашей старой киевской квартире. Я стою у зеркала и разглядываю свою новую стрижку. Мне тогда было… Сколько же мне было? Лет двенадцать или чуть больше? Может, тринадцать. Я тогда впервые обрезала волосы. Сама. Без разрешения родителей.

–Мамуль, это же модно! Все девочки сейчас делают такие стрижки. У нас в классе больше нет никого старомодного, с косой. Вот и я тоже хочу быть модной.

– Модной, говоришь? – я помню, как мама обняла меня, погладила по голове и посмотрела на моё отражение в зеркале, улыбнулась.

– Да, модной, – ответила я.

– Но ведь волосы – это твоя красота. И сила, – добавила она тихо.

– Мамуль, какая красота? Это старомодно! Прошлый век! – начала я яростно отстаивать свою точку зрения.

– Ладно. Обрезала и обрезала. Дело сделано. К чему это обсуждать? Но пообещай мне, что ты больше никогда этого не сделаешь.

– Почему? – помню, спросила я.

– Потому что это твоя сила, – снова не совсем понятно ответила мама.

Да, тогда я не смогла осознать, почему мама настаивала. Но уже спустя два года, когда волосы снова отрасли, мама многое поведала мне, многое объяснила. А потом умерла бабушка. И я стала её наследницей. Ведьмой. Хранительницей. Намного раньше, чем это случается обычно. В пятнадцать. Хотя предназначалось в двадцать один.

Мой отец был офицером. Наша семья постоянно моталась по гарнизонам, и всё моё детство прошло в закрытых военных городках под звуки команд и пение марширующих солдат.

Я – дитя советской эпохи. Родилась в великой стране под названием Советский Союз. И главное, я успела вырасти, прежде чем эта великая страна исчезла. Поэтому в моём сердце и в моём мозгу все последние годы была какая-то неувязка, путаница.

Моя мама – украинка, отец – поляк. Но раньше моя национальность никого не интересовала. В военных городках было много офицеров разных национальностей, а также интернациональных семей. Все дети дружили между собой и очень хорошо общались. Никто никого не дразнил.

Я сама вышла замуж за молодого лейтенанта, который после училища приехал служить в наш гарнизон. Моего папу тогда перевели в штаб, и мы наконец-то переехали в просторную квартиру сталинской постройки почти в самый центр Киева, столицы Украинской Советской Социалистической Республики.

Мне было тогда семнадцать, и я впервые влюбилась. Сейчас вспоминаю это первое чувство, оно было таким трогательным, нежным и немножечко смешным. Как и мой избранник. Лёша был родом из Ленинграда. Его папа – рабочий на заводе, мама – няня в детском саду.

Родители молча приняли мой выбор. Разве что мама, чуть промедлив и задумавшись о чём-то своём, сказала:

– Была бы жива бабушка…

Но бабушки уже не было. А сила, которая уже жила во мне, ещё недостаточно созрела, чтобы обрести форму и направить по нужному пути. Поэтому, как только мне исполнилось восемнадцать, я вышла замуж.

Вскоре Лёшу перевели служить в Сибирь. И я поехала за ним. Через год родился наш сын. А ещё через год исчезла страна, в которой я родилась и выросла.

Помню, в те времена многие говорили о свободе, о необходимости обрести независимость. Я тогда часто думала: о какой свободе идёт речь? Неужели люди не понимают, что свобода должна прийти изнутри? Ведь если сделать иначе, то на смену одним угнетателям придут другие. Однако тогда все как будто находились под воздействием наркотиков или гипноза. Им нужно было непременно разрушить. И разрушили.

Недавно я совершенно случайно встретила друга детства Яшу. Его отец тоже был офицером, и мы в одно время жили в одном военном городке. Часто играли вместе, строили домики на деревьях, прятали с девчонками секретики, а он их искал.

Отец Яши – казах, мама – из Белоруссии. Яша родился на Украине, там вырос и окончил школу. А сейчас живёт в России.

Мы встретились в Киеве, на встрече выпускников нашей школы. Наблюдая, как изменился город моего детства и настроение людей, я поделилась наблюдениями с Яшей. Знаете, что он мне сказал?

– Я иногда думаю, что жизнь отторгла меня, отвергла.

– Почему? – удивилась я.

– Ну, посуди сама. С виду я казах казахом. Но языка не знаю и в Казахстане никогда не жил. Только изредка с родителями приезжали к бабушке, которая уже умерла. Если уеду туда жить, для местных буду русским. Белорусского языка нормально не знаю тоже. Поеду туда – буду казахом. Живу в России. Поэтому для родной Украины я теперь не иначе как москаль. Смешно сказать, но как раз украинский язык помню и знаю хорошо. Я ведь окончил украинскую национальную школу. У нас рядом с гарнизоном только она и была. Ты же сама знаешь. Учились-то вместе. Так что в России я почти хохол. То ли дело раньше, все мы были советские дети. И большая страна, которой мы были нужны. А сейчас?

– Причём тут жизнь? – помню, спросила тогда я. – Почему ты считаешь, что она тебя отторгает?

– Да потому, – ответил Яша, – что должно быть у человека на земле своё место. Как там говорят: где родился, там и пригодился? А я родился недалеко от Киева. В стране Советский Союз. Страны нет. Да, Украина есть. Но вот только кому я здесь нужен? Кому я тут могу пригодиться?

Яша был, конечно же, прав. Я и сама ощущала какую-то несправедливость. Последние несколько лет меня не покидало ощущение, как будто бы у меня что-то украли. Очень важное и ценное. И не только большую страну, но и моё прошлое, не только то, о чём мне могли рассказать родители или бабушка. Было что-то ещё, чего меня грубо лишили. И случилось это намного раньше, возможно, ещё задолго до моего рождения.

Помню, я долго тогда не могла успокоиться. Однако сила, что жила во мне, уже окрепла и расцвела. И я смогла понять – меня хотели лишить этой силы. Отрезать, забрать, уничтожить. Сделать так, чтобы она погибла. Ведь много-много лет назад этой силой обладал весь народ, к которому я принадлежу по праву высшего рождения. А потом её решили свести на нет, искоренить как факт. И только немногие смогли сохранить её, спрятать. Как правило, это были женщины. Которых оставалось всего сто восемь на всей земле.

Но те, кто решил обуздать Силу, делали своё дело на совесть. Истребляли всё, что могло сохранить память. А носительниц силы тащили на костёр.

Сейчас на пороге своей жизни, стоя здесь в ожидании небесного колокола, я всеми фибрами своей души ощущаю муки и боль всех тех, кто пострадал, спасая эту силу и знание. По рассказам бабушки, в нашем роду одна далёкая родственница даже прикидывалась сумасшедшей, лишь бы сохранить её и передать своим потомкам. Итак, мне исполнился двадцать один год. Я была замужем за молодым лейтенантом, на руках маленький сын, работы нет. И родители теперь живут совсем в другой стране.

Тогда мои испытания только начинались. Но именно после своего двадцать первого дня рождения я почувствовала, как сила заполнила меня всю, расправила крылья и была уже готова взлететь, поднимая меня за собой. Ведьма. Сколько раз я слышала это слово в свой адрес? Тысячи раз. Его бросали, как камень, наполненные гневом дураки, выкрикивали со злостью невежды, шипели с завистью неудачники, с умыслом и без умысла употребляли непонимающие. И никогда это не делалось с добром.