Дама склонилась над серым бумажным листом и стала водить по нему такого же цвета рукой. После чего снова поднесла к глазам очки и, тяжело вздохнув, оценила проделанную работу.

− Тьфу! Снова ошибка, − пожаловалась она. – Все прибывают и прибывают – устала записывать. Ладно, перепишу. Идите!

Василиса почтительно поклонилась. Они прошли в душный коридор, где было такое же тусклое освещение.

− Может, расскажете что-нибудь? – рассердился Андреев.

− Этим сейчас и займусь, − спокойно ответила Василиса.

Коридор условно соединял два крыла. Каждый прибывший должен был пройти круг. В правом крыле находились недавно прибывшие, на пятый этаж помещали совсем новеньких. В левом жили приближавшиеся к исправлению. Самые просветленные, те, кто вскоре должен был покинуть эти стены, занимали левый этаж, поближе к Эмме Эммануиловне и входной двери. Все было устроено так, чтобы жители разных этажей никогда не пересекались.

Василиса вела Андреева наверх по крутой лестнице. Этажи отделялись друг от друга металлическими дверями, которые Василиса ловко, почти беззвучно открывала. От нависавших стен и душных лестничных пролетов у Андреева кружилась голова. Перед глазами в хаотичном порядке, как выпавшие из колоды карты, мелькали картинки. Он видел, как Эллочка смеялась над ним. Просов вместе с Буйным укладывал глину в телегу. Витька подгонял их и, как рабовладелец, стегал по голым окровавленным спинам длинным кожаным кнутом. Каждый удар сопровождался аплодисментами зрителей. Дождев и Зябликов радостно гоготали. Братья заразительно свистели, хватаясь от смеха за животы.

Наваждение так же внезапно прошло, как и началось. Тишина прервалась громким стуком. На последнем этаже, схватившись за дверную решетку, кричал и просил помощи босой, очень худой мужчина с густой разросшейся бородой и длинными скомканными волосами. Казалось, он был еще молод, но в глазах читалась непосильная усталость от жизни.

− Я все понял! Разве вы этого не видите? Я уже должен быть на первом этаже! Отведите меня туда немедленно! Помогите же мне! – захлебываясь слюной, скулил он.

− Жди здесь, − приказала Василиса Андрееву на несколько ступеней ниже от двери.

Она поднялась к бунтарю. Сначала он угрожал покончить с собой, потом упал перед ней на колени и зарыдал, вытирая лицо прохудившейся черной футболкой.

− Иди в свою комнату, Коленька, и подумай: исправился ты или нет.

Сегодня к тебе зайдет твой наставник, вот и поговоришь с ним, чтобы Эмма Эммануиловна внесла подробности в твою историю.

− Не хочу! Не хочу! Я ни в чем не виноват! – как ребенок, канючил Коленька.

− Конечно, не виноват. Мы делаем тебя лучше, помогаем тебе стать достойным гражданином достойного общества. Не подведи нас и в первую очередь, себя.

Коленька постоял – подумал и молча побрел вглубь коридора. Андреев пытался разглядеть: куда тот зайдет. Но так ничего не увидел, оттуда доносились лишь Коленькины жалкие всхлипы.

− Давай поднимайся, − махнула ему Василиса.

− Сколько этот парень находится здесь? Василиса ни не подумала отвечать. Она вела Андреева по белому коридору. Стояла мертвящая тишина.

‒ Вы же обещали мне все рассказать, ‒ вспомнил Андреев.

‒ Нечего рассказывать. Жить теперь будете, как скажет ваш наставник.

Это главное, что вам надо запомнить. Когда Андреев заходил в свою комнату, он успел рассмотреть металлическую кровать советских времен и стоящий рядом с ней табурет. Дверь захлопнулась, и комната погрузилась в непроглядный мрак ‒ ни одного окна, ни одного лучика света. Хуже больничной палаты, хуже тюрьмы… Андреев плюхнулся на прохладный матрац и закрыл глаза. Перед глазами с высоты птичьего полета замелькали глиняные домики.

***

Витька и Буйный сидели возле своего дома. Парень мял в руках теплую глину. Буйный, прислонившись спиной к стене, смотрел куда-то вдаль.

‒ Смотри! ‒ возбудился Буйный. ‒ Сколько их!

От удивления Витька приоткрыл рот. Там, вдалеке, плотной длинной лентой тянулась толпа. Она шла будто извне. Витька и Буйный знали, что за пределами глиняных лачуг простиралась пустыня ‒ никакой жизни там не было. Откуда они шли, было непонятно. Толпа уверенно держала курс на глиняную землю.

− Витька, я же тебе говорил, помнишь, что сюда будут приходить? И что нам делать? Раньше жрец решал эти вопросы. А сейчас что?

− Не знаю, − безразлично ответил парень. – Тебе не все ли равно?

− Нет, Витька, не все равно! Ты не понимаешь, что впереди страшные времена?!

− Для меня они давно ужасные.

− Я тебе вот что скажу. Когда эти люди придут сюда, мы все разведаем, но ты с ними не васькайся.

− Хорошо. Как скажешь, − интонация Витьки не изменилась, он продолжил мять глину и думал о чем-то своем.

Андреев, как раньше, невидимый, наблюдал за ними. Ему хотелось пообщаться, так одиноко ему было. Впервые он захотел остаться с ними, а не сидеть в каменном мешке, в который его непонятно для чего засунули.

Когда толпа подтянулась ближе, Буйный пошел им навстречу. Витька вслед за ним также привстал, выронив слепленного неуклюжего человечка. Народ наступал, как многотысячная армия. Витька оторопел, давно он не видел такого количества людей, его кожа покрылась мелкими частыми мурашками. Буйный приближался к толпе. Ее возглавлял смуглый худощавый мужчина, похожий на фонарный столб. Седоватая борода спускалась до колен. Ковылял он медленно, опустив плешивую голову на грудь.

− Зачем пришли? – не церемонясь спросил Буйный.

− Нам сказали вернуться сюда – мы и вернулись, − ответил старик, не подняв взгляда.

‒ Откуда вы?

‒ Мы из плодородного края. У нас было все. Но нас оттуда изгнали. Нам пришлось идти сюда, в начальную точку нашего пути.

‒ Кто изгнал?

‒ Мы толком не знаем. Внезапно ворвалась толпа. Разрушали наши дома, убивали. Жить стало невыносимо. А хочется! Они нас запугали и приказали отправиться сюда.

‒ Почему не отстояли свою землю?

‒ Насилием ничего не решишь. Мы давно не творим таких глупостей.

Мы вообще стараемся не думать, а просто жить в гармонии с собой и окружающим миром.

− Здесь места всем не хватит, − Буйный обвел рукой скудную глиняную землю.

− Ничего. Не страшно. В тесноте да не в обиде.

Буйный усмехнулся и вернулся к Витьке.

‒ Слышал, что говорит?

− Мне кажется, они лучше нас, − раздосадовано промямлил Витька и смял своего человечка в бесформенный комок.

− Чем же лучше?

Витька задумался, пытаясь подобрать нужное слово. И в итоге сказал: «светлее».

− Мы в глине ковыряемся каждый день и то чище них, − расхохотался Буйный.

Витька ничего не ответил – ему внезапно стало скучно. Он смотрел на растерянных чумазых людей и завидовал тому, с каким спокойствием они переносили невзгоды. Двигались все, как один, плавно и размеренно. Старик вместе с женщинами и детьми сидел на земле. Мужчины сразу и дружно начали таскать глину. Витька чувствовал в них какую-то невидимую силу и не мог понять ее феномена. В тот момент он хотел быть похожим на них, хотел стать частью их дружного народа.

Помимо Витьки, за пришельцами наблюдали остальные жители глиняной земли. Одни вышли из домов, другие прильнули к оконным проемам. И не было ни одного человека, который не смотрел бы с любопытством на пришельцев. В эти минуты все почувствовали облегчение от своих тягостных мыслей – головная боль унялась. Каждый желал, чтобы это тянулось, как можно дольше, а лучше – вечно. Люди, как актеры в поставленной неизвестно кем мизансцене, застыли на своих местах, словно перед каким-то важным драматическим поворотом.

Был там и Просов. Он шел спокойной вальяжной походкой. Лицо прорезала тонкая легкая улыбка. На нем был новый коричневый твидовый костюм, ботинки сверкали даже при тусклом свете. Он был похож на грубо вырезанную коллажную картинку. Но никто его не замечал. Он ведь сам решал, кому его видеть, а кому нет. Просов с театральной элегантностью освободил правую руку от перчатки и протянул ее Буйному для приветствия. Тот от неожиданности вздрогнул и бегло, как преступник, скользнул по нему взглядом. Витька в очередной раз выронил комок глины и уставился на хорошо одетого господина.