Крестьянки для пиратов - ближние, а леди - далекие. - Daniel поднял платье Anne, провел им по полу, испачкал в крови и грязи, затем правую руку опустил в месиво из крови, дробленых костей и щедро измазал прекрасные белоснежные волосы Virginie Albertine de Guettee, ее лицо, руки и даже уши: - Простите меня, вашего верного слугу, госпожа, но я хочу для вас только добра, хотя это добро сейчас дурно пахнет.

  Ради вашего спасения вам придется на время превратиться в служанку, в прислугу, в камеристку, в черную кость.

  Делайте, что я вам скажу, и тогда у вас обесчещенной, избитой, надломленной, состарившейся, хотя бы одним глазом, появиться шанс увидеть родные берега.

  Повторяю: к служанкам разбойники относятся лучше, чем к их госпожам, потому что служанки ближе к телу пирата, и по духу с ними схожи.

  Мы с Anne жертвуем своими жизнями ради вас, а вы должны, обязаны принять эту жертву. - Daniel тяжело вздохнул, и выпустил пар из многочисленных дыр.

  Anne бледная, как брюхо акулы, быстро натянула голубое платье госпожи и без разрешения Virginie Albertine de Guettee, натягивала на нее свое платье, платье простой крестьянской девушки, которая хотела жить лучше, чем в родном свинарнике, а получила намного хуже - смерть.

  Девушка жертвовала своей жизнью за Virginie Albertine de Guettee, и догадывалась, что госпожа не оценит ее подвиг.

  - Ничего не понимаю, все одновременно сошли с ума и решили умирать! - До Virginie Albertine de Guettee не доходил смысл сказанного верным слугой, который уже потерял часть своего тела. - Я превращусь в служанку?

  Более глупого высказывания я не слышала после неудачной шутки нашего короля по поводу куриных яиц.

  Я - персона неприкосновенная, и передо мной расступаются волны Мирового океана, и склонят головы все.

  Зачем вы представляете добрых пиратов злодеями, Daniel?

  Нарочно, чтобы досадить мне, искалечили себя, затем насладились видом обнаженных наших тел, вернее, насладились созерцанием моей красоты, а у служанок нет красоты, потому что служанки всегда находятся в тени своих повелительниц... - Virginie Albertine de Guettee продолжала бы ругать слугу долго, нудно и с аристократическим сарказмом, и это понимал Daniel, и Anne знала, что так и будет, потому что труднее остановить корабль, чем говорящую девушку.

  Daniel снова вздохнул, и опять наполнил каюту смрадом, запахом преисподней изо рта.

  Верный слуга решил пойти на все до конца, лишь бы его госпожа осталась живая, хоть частично.

  Он выхватил огромный нож, больше похожий на саблю, с зазубринами на краю лезвия, на руках подтянулся за край шкафа, затем обхватил правой рукой шею Virginie Albertine de Guettee, словно пытался вырвать язык у коровы.

  - Anne, помоги мне раскрыть ее рот до пределов, установленных природой, а то у меня не сто рук, и нога всего лишь одна.

  Наша госпожа очень гордая, поэтому обязательно проговорится и расскажет пиратам, кто они на самом деле, и кто она.

  И тогда ее ждут не только акулы морские, но и хищники земные.

  После того, как Virginie Albertine de Guettee признается, что она графиня, то проживет не дольше одной минуты, а мы этого не хотим допустить! - Daniel подмигнул Anne, на которой болталось платье графини. - Лучше жить без языка, чем без головы! - Daniel дружески кивнул, начинающей все понимать, Anne.

  Камеристка крепко, как в индийской борьбе, сжала маленькими ладошками череп своей госпожи.

  Daniel на последнем издыхании (девушкам казалось, что он вот-вот провалится в преисподнюю) ловким одним движением отрезал Virginie Albertine de Guettee язык, который был у нее с самого рождения.

  Virginie Albertine de Guettee вскрикнула, и кровь полилась по ее белой лебединой шее.

  Девушка еще не осознавала масштабы катастрофы.

  Daniel раскурил сигару и прижег кровоточащую рану жарким огнем, словно запечатлел последний поцелуй.

  - Теперь, если вы, госпожа потеряете рассудок и захотите выдать свою тайну, то не сможете.

  Оставайтесь служанкой до лучших времен и благодарите меня за дарованную вам жизнь! - стражник откинулся на мягкие подушки, как бездну времени назад позволяла себе только Virginie Albertine de Guettee.

  Virginie Albertine de Guettee, наконец, поняла, что она уже не прежняя, не с полным запасом органов, и дико завыла.

  - Молчи, дура! Ты теперь крестьянка, а крестьянки плачут только тогда, когда у них корова сдохнет! - Anne вошла в роль и отвесила своей госпоже пощечину. - Daniel прав, хотя он и мужчина.

  Тебя возьмут в плен, но не убьют, потому что служанки всем нужны.

  Господа - бесполезные, а слуги - необходимые.

  С этого момента делай противоположное тому, что делала раньше, поступай наоборот, не так, как тебе хочется.

  Служанки не смотрят в пол, не разглядывают носки своих туфель, а нагло бесцеремонно глазеют на любопытное и в глаза своих господ, вопросы не задают, юбку поднимают так высоко, что видно все, голову держат чуть набок, головой мотают, любопытны, воруют, ржут громко, вилку не признают, кушают часто руками, чавкают, давятся, потому что еду в любой момент могут у них отобрать, на гусар и других статных кавалеров смотрят с обожанием, принимают с восторгом дешевые подарки, вообщем, все не как у благородных. - Anne увидела спускающихся в каюту пиратов, и еще раз отвесила пощечину своей госпоже.

  Высокий статный пират вошел первым и оценил жест Anne:

  - Голубка попала в наши сети! - сказал не смешное, но бородатая и беззубая гвардия за его спиной посчитала шутку остроумнейшей, каюту накрыл дикий хохот пиратов.