Бабушка также запекала картошку, но картошку я не очень любила, она была совершенно не солёная, а попросить посолить мне почему-то в голову не приходило. У Насти так и вообще были дикие пристрастия – каждый раз она просила головку лука, тут же съедала её без хлеба и уверяла нас с Олеськой, что луковица очень сладкая. В первый раз мы поверили и попросили откусить кусочек, о чём тут же пожалели. Лук, как ему и положено, оказался очень горький и никакой не сладкий.

Вечером начиналась баня, которую я не любила. Баня была крохотной, тесной и я всё время боялась обжечься об печку или о бак с горячей водой. Самым приятным был тот момент, когда меня наконец-то выпускали из бани в летнюю кухню, где из самовара наливали чай, к которому бабушка выставляла малиновое варенье. Я была счастлива от одного только прохладного воздуха, вырвавшись, наконец, из банной духоты и жара.

Вечером мама с папой и Олеськой уходили домой, а меня и Настю бабушка укладывала на полу на перине. Перина была толстой и пушистой и нам очень нравилось в ней барахтаться, сбивая простыни, и прыгать с места на место, до тех пор, пока не получали нагоняй от бабушки.

У Насти просто ангельский голос. Робертино Лоретти в девочкином виде. Так ангелы поют на небесах. Она могла спеть абсолютно любую песню или мелодию, любой мотив. Нежно. Прочувствованно. Голос нежный, высокий, звонкий. Все ноты, до единой, верные. И так прекрасно, что просто дышать невозможно. И пела она всегда и везде, замолкая только, чтобы поспать или засмеяться.

Лет до пяти я всегда ходила, задрав голову к небу. Мне нравилось разглядывать облака и деревья. Под ноги я, естественно, посмотреть забывала и постоянно спотыкалась о корни деревьев. Коленки всегда были разбиты в кровь, мне регулярно за это влетало, особенно от бабушки:

– Под ноги смотри, – кричала она и дёргала меня за руку, поднимая с земли.

Когда же я начала смотреть под ноги, мне стали говорить: не сутулься. Вот и пойми этих взрослых – куда смотреть-то? Под ноги или прямо? Если прямо, всё равно споткнусь, ведь вокруг столько всего интересного!

Зимой у бабушки было ещё лучше. Гораздо больше вокруг сугробов, чем рядом с нашим домом, огромная угольная куча, с которой можно прыгать в мягкий снег или с кучи залезть на невысокую крышу бани и там попрыгать и поорать. Дед мастерил мне маленькую деревянную лопатку и я с удовольствием помогала ему убирать снег от ворот. Да много чего ещё можно было зимой!

Можно было, пробравшись в огород и убедившись, что взрослым не до нас, залезть на железную бочку с замёрзшей водой и объедать остатки черноплодной рябины. Ягод нам не особенно хотелось, бочка привлекала гораздо больше именно потому, что было нельзя вставать на не очень толстый лёд.

Иногда дед доставал финские железные санки, так не похожие на обычные, как у всех, деревянные, и катал нас с горы. Одним нам кататься не разрешали, так как из-за других домов нас не было видно на горе.

В детском саду всё было по-прежнему. На новогодний утренник всех девочек нарядили снежинками, а мальчиков – зайцами. Было весело, но Дед Мороз меня разочаровал: я случайно подглядела, как Надежда Викторовна прицепляла себе бороду. Поэтому и к подарку я отнеслась равнодушно. Гораздо интереснее было дома. Наутро, 31 декабря, мы с Олеськой нашли под ёлкой целую кучу подарков: шоколадки, мандарины, игрушки. А так как Деда Мороза мы не видели, значит, как сказала мама, он приходил ночью, и значит, он настоящий, а не Надежда Викторовна с бородой. Уж она-то точно не стала бы дарить нам игрушки!

Ёлка у нас была большая, под самый потолок, с красной звездой на макушке и разноцветной гирляндой. Лампочки на гирлянде я красила вместе с папой тушью, купленной в магазине. Под ёлкой стоял роскошный Дед Мороз в красной шубе, усыпанной мелкими блёстками.

31 декабря мы обязательно ходили в гости к бабушке с дедом. У них тоже была ёлка, но по сравнению с домашней, совсем маленькая, и ставили её на телевизор. Нам это казалось не очень интересно, ведь наша ёлка вдвое, а то и втрое, была больше и пушистее. Глядя на бабушкину ёлку, я всегда вспоминала детскую песенку: «Маленькой ёлочке холодно зимой…», а глядя на нашу вспоминалась песня «В лесу родилась ёлочка». Но первая песенка была для совсем малышей, а вторая настолько была затёрта в детском саду, что даже в мыслях действовала на нервы. Требовалось обязательно отвлечься. А как это лучше сделать? Конечно же, разбирая подарки под ёлками!

Неизбалованные изобилием советские дети радовались мандаринам и апельсинам, так как получали их только в новогодних подарках. И потом долгие годы Новый год ассоциировался с запахом хвои живой ёлки и апельсинов.

Съедобные подарки у нас с Олесей были одинаковыми. Но шоколад она не любила и подержав его у себя некоторое время, всегда отдавала мне. Из игрушек я получила куклу, взамен сгрызенной Тайгой, а Олеся – танк и солдатиков. Всем куклам она предпочитала машинки и солдатики.

Когда мы шли домой от бабушки с дедом, путь наш лежал через небольшую поляну перед больницей. И почему-то именно над поляной зимой очень хорошо видны были звёзды.

Папа показывал мне Полярную звезду, Большую и Малую Медведицы, а я никак не могла понять, почему это Медведицы, когда видится какой-то ковшик с ручкой. И только став намного старше, я нашла в шкафу папины книги по астрономии, которые он собирал, в них нашла изображение и ковшей, и тот рисунок, из которого получались Медведицы.

Но хоть я в детстве я и не видела на небе медведей, разглядывать звёзды вместе с папой мне очень нравилось. Нравилось то, что они разноцветные: жёлтые, зелёные, голубые и красные. Или мне так хотелось видеть?..

А однажды, не помню, сколько мне тогда было лет, мы увидели луну, не красную, нет, а ярко-оранжевого цвета. Она светилась над бабушкиным домом тревожно-ярким светом и это было очень необычно и красиво. В обычные ночи луна казалась мне похожей на большой прохладный и тоненький леденец, а в тот вечер висел, полыхая, какой-то кровавый апельсин.

Всегда тянуло к звёздам. Читая книги по астрономии, я старалась запомнить как можно больше информации. Мы с папой мечтали, что я вырасту и стану космонавтом. Хотя на тот момент была только одна женщина-космонавт – Валентина Терешкова. Но наши с папой мечты улетали намного дальше околоземной орбиты. Мы надеялись, что, когда я вырасту, люди уже вовсю будут летать к звёздам. Ну, если не к звёздам, то уж по всей Солнечной системе – это уж точно. И моя задача – обязательно попасть в эти экспедиции.       Мечтали мы об этом ровно до тех времён, пока у меня катастрофически не начало портиться зрение. Папа был очень этим огорчён и сразу сказал, что в космос берут только абсолютно здоровых людей. Тогда я увлеклась фантастикой. Ведь читать и мечтать мне никто не мог запретить, даже с плохим зрением. Хотя от мечты стать космонавтом отказываться было очень тяжело.

Первая книжка про фантастику мне попалась «Незнайка на Луне» ещё во втором классе. Я и до этого любила рассказы Носова, и Незнайку прочитала в Цветочном городе, и в Солнечном городе. Но во всех этих малышей-коротышей не очень-то верилось. Понятно было, что сказка, хоть и интересная. А вот приключения на Луне… Это уже что-то другое. С этой книги я навсегда влюбилась в советскую фантастику.

В последнее детсадовское лето мы с папой поехали в деревню Осиновое Плёсо, точнее, село. На Руси до революции считалось, если есть в селении церковь, то это село. А если поселение без церкви, то деревня. Не знаю, по какому принципу делили деревни и сёла при Советском союзе. В Осиновом Плёсе мне очень нравилось: на ночь баба Маша читала нам сказки, поила парным молоком, а днём мы играли в магазин, взвешивая на моих новеньких игрушечных весах свежие опилки от большущих брёвен.

Опилок была целая огромная гора и пахли они восхитительно. Правда, немного кололи пальцы, но мы старались их аккуратно зачерпывать совком, совсем как настоящие продавщицы насыпали сахар в магазине. Опилки были у нас и мукой, и сахаром, и крупой. Из бумаги мы вертели настоящие кульки, куда и насыпали отпускаемый товар, расплачиваясь листиками подорожника.