Желтолицая бросила на неё злобный взгляд, но, почувствовав воинственный настрой Оми, решила смолчать.
– Выполнять! – приказала Оми.
Дважды повторять никому не пришлось: ни Тому, ни девушкам. В Пальмуле, похоже, с дисциплиной всё было в порядке. Как в муравейнике или большом улье.
22. Трасса
– По-твоему, бывший муж Вельяминовой, этот дилетант и неудачник, и писатель-историк Николай Карамзин чем-то похожи? – спрашивает Зухра, тоскливо глядя на трассу, и я чувствую плохо скрываемые нотки раздражения.
– Разумеется.
– Тем, что оба разочаровали любимых женщин? Доставили им боль и страдание, а потом, упившись печалью, упрятали её в высокое творчество?
– Нет, Зухра, они похожи тем, что оба творили историю: один – российскую, другой – всемирную.
– Творить историю – привилегия бога.
– Совершенно с тобой согласен. Кстати, «Всемирную хронологию» Свечин начинает от сотворения мира и уверенно ставит дату – 4004 год от Рождества Христова, добавляя при этом: «Иные полагают до Рождества Христова 5569 лет, другие – 4250». Этот факт, безусловно, свидетельствует о религиозном мировоззрении автора. Но меня интересовало другое. Когда я прочёл текст, посвящённый карамзинской эпохе, чрезвычайно разволновался. Это было то, что я искал. Мои предположения оправдались. Разумеется, конец XVIII века проходил под знаками Великой Французской революции и Наполеона, поэтому этой теме уделялось пристальное внимание. Среди волнующих Свечина тем также рождение и смерть царских особ и их приближённых, бесчисленные войны и сражения – всё то, что есть в любом учебнике истории. Как же без этого? Но вот что удивительно: Свечину не менее, а может, даже и более интересны факты, касающиеся образования, науки и искусства. Его волновали пятна на Солнце и прививка оспы, землетрясение на Мартинике и закладка Исаакиевского собора, явление великой кометы и смерть Стерна, путешествие Кука и загадочное исчезновение экспедиции Лаперуза.
Зухра притормаживает и заворачивает на заправку «Башнефти».
– Нет никакого сомнения, – говорю я, – предпочтительное внимание к вопросам культуры и науки – отличительная черта просвещённого человека XVIII века. Ты знаешь, о чём спрашивал Людовик XVI у своего палача перед тем, как тот отрубил ему голову?
– О чём?
– Он спросил: «Нет ли вестей от Лаперуза?» Представляешь, через пару секунд его голова скатится с плеч на потеху кровожадной публике, а ему перед смертью хочется знать, что с Лаперузом всё в порядке. Тебе не интересно?
– Интересно, просто не хочу больше слушать про твоих женщин.
– Так я же про Лаперуза!
– А Настёна? – Она хлопает дверцей и резко направляется к кассе заправки.
Опускаю стекло и почти кричу ей вслед:
– Но ведь я пишу роман. Как ты не понимаешь: без женщины не может быть романа!
23. Станция
Он глотнул из чашки эспрессо. Привычное тепло напитка разбежалось по телу, разгорячило кровь, и поднявшееся давление тут же отозвалось в висках звонким эхом: утренняя вялость тела постепенно исчезала, возвращались уверенность, чёткость движений и ясность мыслей.
Завтрак состоял из одного яйца. Эхна был недоволен. Всё пошло не так, как он планировал. Кстати, кофе и яйцо – странное сочетание. Эхна нервно счищал скорлупу и думал о том, как бы справиться с эмоциями. Отец говорил: «Отрицательными эмоциями мы кормим демонов». Честно говоря, и положительные эмоции он не очень-то приветствовал: в хорошей игре требуется хладнокровие – особенно, когда игра перестаёт быть игрой.
Никто не заметил, когда впервые совсем ещё юный Эхна нарушил запрет Паули и оказался внутри созданного им мира. Для него это было ребяческой шалостью, вызванной максималистской уверенностью в непогрешимости собственных поступков. Он не предполагал тогда, чем всё может обернуться. Жажда нового опыта и исследовательский зуд влекли его, когда он оказался на Мадере в образе странствующего монаха. «Запреты для того и существуют, чтобы нарушать их», – посмеивался он.
Когда Эхна сидел на станции за пультом, попивая кофе, он и представить себе не мог, насколько далёк от реальности, которой ему было доверено управлять. Он-то всегда считал, что жизни персонажей в его руках и он волен дёргать ниточки их судеб так, как ему заблагорассудится. Но действительность оказалась совершенно иной. Реальная жизнь была охвачена пожаром противоречивых чувств и эмоций, порой весьма горячих и опасных, но тушение стремительно распространяющихся огненных очагов означало уничтожение цивилизации. По какой-то немыслимой причине, а скорее всего, по вселенскому закону, который ещё не описан ни в одном из академических учебников, персонажи кроили историю строго по-подлому – как реакцию на свои никчемные переживания – и переставали подчиняться правилам, установленным в Великой книге Эхны, предпочитая собственную, довольно неразумную логику поведения. Бывало, потакая низменным прихотям, они вообще отказывались от веры, их внутренний нравственный закон переставал действовать. Когда даже самые мудрые из персонажей не желали более подчиняться божественным заповедям. Как следствие, играть становилось неинтересно, и, чего греха таить, Эхна забросил несколько таких миров, не видя в них какой-либо перспективы. Начало новой игры всегда динамично, есть надежда на благополучный исход, а путаница и ненужные осложнения, затягивающие игру, делают её скучной и вялой. И тогда требуется упрямство и некоторое занудство, чтобы дойти до финала. А кому это надо – быть занудой?
На этот раз Эхна учёл прежний опыт и не отправился на Мадеру в качестве литературного героя, а послал туда сына. И что же? Тысячу раз был прав Паули, формулируя хрестоматийный запрет! Всё пошло не так с самого начала. Во-первых, отклонилась капсула и развитие началось на незнакомой местности. Во-вторых, даже встретившись с Неферой, он тут же её потерял. Конечно, она всегда была своенравной. Но на этот раз характер её стал намного сильнее и жёстче, и была вероятность не только не справиться с ней, но и оказаться во власти женского влияния, то есть в полном подчинении у неуправляемой стихии.
Для того чтобы успокоиться, Эхна снова сходил на кухню, разжёг огонь и поставил на него турку. Кофе надо готовить только на открытом огне, считал он. Никаких кофемашин! Трепещущее пламя действует завораживающе, а ароматный напиток вызывает бодрость и желание действовать. И не только действовать, но и побеждать. В старину люди знали толк в настоящих напитках!
Эхна включил экран и, пока тот грузился, откинулся в кресле и закрыл глаза, чтобы сосредоточиться. Но тут опять возникли давно забытые образы. Сын и дочка, двойняшки пяти лет, играют на мелководье. Сын восхищается камешками, собранными на берегу, и поминутно подбегает к нему похвастаться блестящими в солнечных лучах находками, а дочка, словно маленький философ, мечтает о чём-то, наблюдая за вечным движением реки. Беспечная как небо! Они все тогда были беспечны, наслаждаясь выпавшим двухнедельным счастьем. Но, как он ни старался, великие конструкторы обнаружили его уютное гнёздышко и прислали ликвидаторов, доложив предварительно отцу. Отец поразился неожиданной слабости Эхны и с презрением отвернулся от него. Только через несколько лет у них возникло нечто отдалённо напоминающее прежнее взаимопонимание. Но и только. Эхна не мог разорваться между Неферой с детьми и отцом. Он ко всем испытывал тёплые чувства. Эхна смалодушничал тогда и между земным и вечным отдал предпочтение вечному, чем и погубил семью. И теперь совершённое когда-то предательство не давало ему покоя. Отец в конце концов не выдержал и отвернулся от Эхны, посчитав его слабым и нестабильным игроком – машиной с испорченной программой.
Оставшись без поддержки отца, он попытался вернуть себе покой в мире собственных персонажей. Но они отказывались подчиняться ему. Видимо, Эхна действительно старел, не успевал реагировать на молниеносно меняющиеся ситуации и вдруг оказался в ловушке, которую сам же себе и сотворил. Что ж, случается и такое.
