— Клянусь святым крестом, — вскричал разъяренный Гильом, — но я никогда не зарился на чужое добро и никогда не желал втайне смерти кому бы то ни было! Обидно мне, король, слышать от вас такие слова.
— Чего ж тут обидного? — удивился Людовик. — Вы такой же мой слуга, как другие. Придет ваш черед, и получите вы все, что заслужили!
— Людовик, — промолвил Гильом, — не я ли бросился вам на выручку, когда Ришар Руанский хотел лишить вас не только престола, но и жизни? Не я ли победил эмира Корсольта, с которым не мог совладать никто из христиан и нехристей? Не я ли в том страшном бою лишился кончика носа и теперь известен не только своей силой, но и своим увечьем? Не я ли дважды завоевывал для вас святой город Рим и расправился со зловещим королем Гвидо? Не я ли пришел вам на помощь, когда вы бежали по лагерю, спасаясь от сарацинского отряда, и в страхе взывали ко мне и к моему племяннику Бертрану? Не я ли поседел у вас на службе, король, но не получил за нее ни гроша? Столько лошадей я загнал ради вас, столько матерей принудил плакать по убитым храбрецам! У кого из смертных отыщется щит, в который вонзилось бы столько вражеских стрел, как в мой? И теперь мы должны вымаливать свой хлеб и вновь искать вашей дружбы? Нет, король! Стыд мне и срам, если я здесь останусь!
Однако Людовику совсем не хотелось ссориться со своим славным вассалом.
— Сеньор Гильом, — сказал он примирительно, — зря вы таите на нас зло!
— Я не таю зла, — гордо ответил барон, — я прямо говорю о своей обиде. Это вы злы, Людовик, а у дурного государя и вассал не добр.
— Хорошо, граф, — воскликнул король. — Вы и вправду честно служили мне с давних пор, и я нашел, чем вас умилостивить. Примите владения покойного графа Фукона и три тысячи его бойцов!
— Благодарю, король, но не по нраву мне такой подарок. Оставил граф двух сыновей — им и владеть отцовской землей и храбрым войском!
— Тогда, — предложил король, — возьмите землю бургундского барона Обри.
— И этот подарок не по мне, государь: у графа остался малолетний сын Робер. Ныне он еще младенец, но, даст Бог, окрепнет душой и телом и вступит во владение отчим наследством.
— Ну, если вы не хотите обижать сирот, граф, тогда вспомните про вдову маркграфа Беранже: вступите с ней в законный брак и получите все — и землю, и бойцов, и быстрых коней, и жену-красавицу! Вам это не будет стоить ни гроша, Гильом!
— Вот как! — вскричал граф. — Вот что вы предлагаете мне, король.
Обернувшись к королевской свите, он громко и запальчиво произнес:
— Рыцари, смотрите, как король наш чтит того, кто честно исполнил пред ним свой долг! А ведь я сам, собственными глазами, видел, как Беранже спас нашего императора, как налетел он на врагов, окруживших в бою Людовика, как он выхватил свой клинок и пораскидал проклятых мавров, как он отдал государю своего коня, как пустился король наутек, а славного Беранже враги взяли в кольцо. Да, я видел, как умирал герой, но не мог его спасти. Остался у Беранже сын, нареченный в память об отце, — ему должны перейти по праву и наследство героя, и слава его имени. Безумец или изменник тот, кто чинит вред малым детям. И я добавлю перед всеми: если сыщется во Франции барон, который посягнет на права младенца, он будет иметь дело с моим Дюрандалем!
— Спасибо, граф! — закричали вассалы Беранже и отдали Гильому земной поклон.
— Вы несносны, Гильом! — рассердился король. — Хорошо, если хотите, я отдаю вам четверть нашей милой Франции: каждую четвертую область, каждый четвертый город, каждого четвертого аббата, барона и простого бойца; каждую четвертую девицу и каждого четвертого коня из наших табунов; наконец, я отдаю вам каждый четвертый денарий из моей казны!
— Ни за что! — отрезал граф. — Какой мне прок во всех этих богатствах, если любой сможет про меня сказать: он выклянчил у короля четверть королевства, положил в свой карман четверть казны, а сам только с виду горд и отважен — на самом деле он простой нахлебник, и нет от него ни нам, ни стране никакого проку!
— Я не знаю, как поладить с вами, Гильом! — обиделся Людовик.
— Оставим пустой спор, — сказал барон. — Невмоготу мне с вами препираться. Не богатства прошу, а чести. Коль пожелали бы вы, то для меня первого нашли бы и замок, и землю.
Повернулся Гильом к королю спиной и с досадой спустился вниз по лестнице.
— Ну что, дядя? — спросил Бертран.
— Скажу вам правду, племянник, — горестно сказал граф, — зря я только время потратил, препираясь с Людовиком. Ни гроша не дал он за службу ни мне, ни вам.
— Господи! — воскликнул Бертран. — Не следовало бы вам тягаться с императором. Все равно наш святой долг — служить ему и защищать его от врагов.
— Ваша правда, — уступил Гильом, — но ведь это я возвеличил Людовика, а он мне решил отдать четверть Франции — как бы в упрек и в насмешку.
— Дядя, давайте вернемся вместе во дворец, — молвил юноша. — Кажется, я надумал, чего нам добиваться.
— Чего же? — осведомился отважный рыцарь.
— Потребуйте от короля отдать нам испанский край, а сверх того — Ним и Оранж. Пусть король изъявит на это свое согласие, пусть не дает нам ни оружия, ни рыцарей, ни пешей рати. Не будем в тягость нашему государю, не умалим его достояния, а сами завоюем и землю, и богатства.
Гильом так и сделал и сказал обо всем Людовику.
— Боже правый! — воскликнул тот. — Управитесь ли вы, граф?
— Я ни на минуту не слезу с коня, ни на миг не сброшу стальную броню, пока не выбью оттуда всех сарацин. Достаточно я от них натерпелся, достаточно настрадался тамошний край. Не хочу быть у вас на хлебах, государь, но хочу своим мечом завоевать себе и мир, и казну!
— Раз так, вот вам моя перчатка, — обрадовался король. — Но помните: если на этот поход достанет у вас сил и бойцов, не требуйте от меня частой подмоги.
— Я много не прошу, — ответил Гильом. — Коль затянется война, шлите мне помощь только раз в семь лет.
— Да будет так! — закончил разговор император Людовик.
Позвал Гильом своих племянников — старшего Бертрана и младших — Алельма и Гальдена, которые помогли ему справиться с изменником Ришаром Руанским, и сказал им гордо:
— Вы мне и родня, и друзья. Встаньте же перед троном, чтобы взять у короля в залог его щедрот правую перчатку.
Поднялся граф Гильом по мраморным ступеням — и заговорил так, чтобы слышал его каждый:
— Внемлите, бароны милой Франции! Ниспослал мне Господь обширные земли — хватило бы их на тридцать пэров. Но должны мы эти земли вернуть себе силой и изгнать с них наших недругов. Эй, рыцари! Если вы молоды, но бедны, если вам забыли заплатить за службу, если пообносилась ваша одежда, если голодны ваши оруженосцы, — идите за мной на Испанию, и я осыплю казною каждого!
И часу не минуло, как набралось у Гильома тридцать тысяч с лишним разудалого войска — кто без коня, кто в обносках, кто с одним мечом без щита, кто со щитом, да без шлема. Вооружился каждый кто чем смог — простился Гильом с королем и удалился из дворца с толпою новообретенных рыцарей.
Пошли с неустрашимым графом родные племянники, пошла родовитая знать; триста коней, нагруженных тяжелыми вьюками, выступили в поход.
На передовых коней нагрузили рыцари распятия и дароносицы, кадила и псалтыри — как достигнет рать сарацинских владений, первым делом помолится, чтобы успешным был бой и чтобы даровал Господь жизнь отважным воинам.
На других конях нагружены доспехи и щиты, шлемы и колчаны — как начнется бой, понесут оруженосцы за своими господами запасное оружие и новый доспех.
На остальных конях везут французы таганы и блюда, котлы и вертелы, ухваты и поварешки — как прибудет войско в сарацинскую землю, придется Гильому накормить своих воинов и слуг. Настреляют они по дороге павлинов, журавлей, вепрей, гусей, разведут костры, поставят шатры — наберутся сил и отдохнут, чтобы утром снова быть в седле.
