И когда утром взошло над Испанией жаркое южное солнце, собрал император войско и, оставив в городе верных своих дружинников, отправился наконец домой, в милую Францию. Потянулись по горным дорогам бесчисленные обозы, нагруженные несметными сокровищами, а сам Карл вез главную добычу: красавицу царицу, и двадцать тысяч ее прислужниц, и казну нечестивца Марсилия.

Вскоре вступил он на родную землю, и перед ликующей ратью отперла свои ворота славная Нарбонна. Первым вышел к Карлу юный граф Эмери Нарбоннский — еще давали себя знать недавние раны, но граф был по-прежнему красив и статен. Вышла с ним графиня Эрменгарда с двумя маленькими сыновьями — Бернаром и Гильомом. Впервые за долгие дни просветлело лицо Карла при виде отважного графа и его счастливых домочадцев.

— Я рад вас видеть, Эмери! — воскликнул король. — Вы снова здоровы, и нет мне, граф, теперь никого ближе и дороже, чем вы. Сопроводите тела наших славных воинов, Роланда, Оливье и Турпена, в святой город Бле — пусть примет их мраморные гробы Сен-Роменская церковь, чтобы любой пилигрим из любого уголка нашей милой Франции мог прийти туда и поклониться праху великих героев!

И вновь распрощался граф Эмери с любимой женой Эрменгардой, поцеловал своих сыновей Бернара и Гильома и отправился вместе с императором на север. Добрались они до Гаронны, сели на суда и приплыли в город Бле, где с великими почестями попрощались с погибшими рыцарями. И когда над бренным прахом были прочитаны последние молитвы, Карл приказал графу Эмери скакать немедля в Ахен, не жалеть коня, отыскать предателя Ганелона и привести его во дворец на суд и расправу.

Предатель же Ганелон в окружении верных слуг уже давно был на пути к своему родовому замку Эйи, где хотел отпраздновать подлую победу над дерзким пасынком. Ганелон не спешил: он был уверен, что Карл теперь надолго задержится в Испании, и у него еще будет предостаточно времени, чтобы обдумать, как умно и хитро повести себя с королем.

Во время одной из ночевок, после обильного пира, заснул Ганелон мертвым сном, даже стражу не выставил около палатки и не слышал, как подъехал к ней неизвестный путник. Граф Эмери и думать не думал, что застигнет Ганелона на пути, — соскочив с коня, он пошел по лагерю в надежде встретить кого живого и расспросить о дороге к замку Эйи. И тут, заметив скакуна графа, во всю мочь заржал конь Ганелона. Спросонок перепуганный беглец стремглав выскочил из палатки — и тут же оказался в крепких объятиях Эмери Нарбоннского.

— О, граф! — язвительно воскликнул Эмери. — Вы-то мне и нужны!

— Ну-ну, — со злобой откликнулся Ганелон, сбрасывал его руку со своих плеч. — Вы еще живы? С чем пожаловали?

— Вы негодяй! — рассвирепел Эмери, хватаясь за меч. — Если бы король не повелел привести вас живым на суд и расправу, вы бы уже лишились вашей подлой головы.

— На суд и расправу? — спросил Ганелон. — Чем это я не угодил нашему королю?

Вокруг стояла тихая безлунная ночь, и только два коня во мраке переступали ногами и терлись мордами друг о друга.

— Вы нас предали, Ганелон, — спокойно и презрительно ответил юный граф, — и вы это знаете. Вы погубили Роланда и Оливье, вы погубили французских пэров. Не будет вам пощады на земле и спасения на небесах!

В тот же миг Ганелон метнулся в темноту, и Эмери не увидел, но почувствовал, как одним прыжком противник вскочил на его коня и вонзил ему в бока шпоры. Скакун Эмери взвился на дыбы, но не смог сбросить ловкого наездника и, понукаемый умелой рукой, бросился в ночь, увлекая за собой и расседланного коня Ганелона.

— Проклятый изменник! — воскликнул граф Эмери и обескураженно опустился на траву.

А престольный город Ахен встречал своего короля-победителя. Нормандцы и бургундцы, саксонцы и фризы, алеманы и бретонцы — все прислали своих вельмож на торжественную встречу. Едва поднялся Карл по лестнице и взошел в дворцовую залу, как выбежали ему навстречу сестра короля Берта и сестра Оливье Альда.

— Где Ганелон, мой супруг и отчим Роланда? — спросила Берта.

Ничего не ответил Карл, но опустил низко голову.

— Где Роланд, грозный воин, что дал клятву взять меня в жены? — спросила Альда.

Еще ниже опустил Карл голову и сказал со скорбью и тоской:

— Сестра моя Берта, выбрал я вам в супруги недостойного рыцаря и гнусного изменника. Предал нас Ганелон, сгубил моих пэров и лучшие мои дружины.

Навернулись слезы на глаза короля, и вскричал он в отчаянии:

— Альда, вы спрашиваете о мертвом! Нет больше Роланда, нет Оливье… Но, если пожелаете, я дам вам в мужья самого богатого и знатного рыцаря из моей свиты!

— Мне странно слышать ваши слова, король! — побледнев, ответила Альда. — Да не допустит Всевышний и его ангелы, чтобы я осталась жить, если нет больше на свете Роланда!

И с этими словами она замертво упала на руки рыдающей Берты.

И вновь пришлось франкам скорбеть и оплакивать еще одну горькую потерю.

Невеселым оказалось возвращение Карла в столицу. И теперь все его мысли были о том, чтобы воздать по заслугам предателю Ганелону. Наконец в Ахен прибыл граф Эмери Нарбоннский.

— Вы одни, граф? — холодно спросил его император. — А где Ганелон?

— Государь, — ответил Эмери, — я встретил изменника по дороге, но он избежал поединка и, воспользовавшись ночной темнотой, похитил моего коня. Теперь он закрылся у себя в замке, пирует со своими друзьями и повелел никого к себе больше не допускать.

— Никого? — зловеще улыбнулся Карл. — Никого, кроме нас с вами, граф!

Великое веселье было в замке Эйи. Пир шел горой, не пустели кубки у разудалых собутыльников графа Ганелона. Юный Эмери и не подозревал, какую долгожданную новость сообщил он Ганелону при их внезапной ночной встрече. Значит, ловушка, расставленная в Ронсевальском ущелье, удалась на славу, и царь Марсилий смог сквитаться с Роландом и Оливье и избавить его, Ганелона, от самых злейших врагов! Вернувшись в замок, собрал коварный граф ближайших родичей — отметить такое важное событие и обдумать, как примириться с Карлом, когда тот вернется наконец в Ахен.

Вдруг дверь отворилась, и в пиршественную залу стремглав вошел император. За ним следовал Эмери Нарбоннский с вооруженными дружинниками. Все в замешательстве повскакали с мест и криками приветствовали своего повелителя. И только Ганелон оставался сидеть — ноги его подкосились, а силы и отвага внезапно покинули изменника.

Карл как ни в чем не бывало подошел к столу и положил руку на плечо хозяина застолья.

— Где Роланд? — спросил король.

— Роланд?.. Я ничего про него не знаю, государь, — ответил побелевший от страха Ганелон.

— Где Роланд? — снова спросил Карл.

— Я слышал… Он погиб в последнем сражении.

— В третий раз спрашиваю тебя, Ганелон: где Роланд? Что ты сделал с моим племянником?

— В третий раз отвечаю вам, государь: я не знаю, что с ним сталось, если он не погиб в недавней битве, как мне о том говорили.

— А разве не ты повинен в его смерти, Ганелон?

— А разве не я, государь, сопровождал вас до той минуты, пока вы не решили поворотить в Ронсевальское ущелье? Я ведь там не был, король! Как я могу быть виновен в гибели Роланда?

— Что ж, Ганелон, тебя не обманули: граф Роланд погиб в последнем сражении. Я даже знаю, кто тебе об этом сказал.

Ганелон не удержался и бросил яростный взгляд на Эмери Нарбоннского.

— Да-да, — сказал король, от которого не укрылся этот взгляд, — и если бы ты был внимательнее и так не дрожал за свою шкуру, то даже в темноте увидел бы Дюрандаль и Олифан Роланда, которые теперь по праву принадлежат графу Эмери — единственному храбрецу, который уцелел в Ронсевальском сражении и рассказал нам о том, как погиб Роланд.

— Я не был в Ронсевале, государь, — глухо повторил Ганелон, — а Эмери был. Откуда вы знаете: может, он поссорился с Роландом и убил его, а теперь сваливает свою вину на меня!

Дюрандаль грозно зазвенел в руках графа Эмери, но король остановил его движением руки.