Не выскальзывает меч из рук, словно налит неземной тяжестью.

— Отдайте, Роланд, ваш меч! — в третий раз попросил король. — Нет вам замены, но я вручу Дюрандаль самому достойному из моих рыцарей!

И тогда разжались пальцы Роланда, и взял Карл Великий в свои руки Дюрандаль с тем почтением и трепетом, с какими вручал его некогда юному племяннику.

— А где же Олифан? — встревожился император. — Я не вижу священного рога!

И тут он заметил, что к нему приближаются по полю пешие бароны и осторожно несут на руках юного Эмери Нарбоннского, прижимающего к груди знаменитый рог Роланда.

— Эмери! — вскричал король. — Вы живы?

— Жив, государь, — ответил граф, — архиепископ Турпен передал мне Олифан, чтобы я принес Роланду воды… Но все умерли — и Турпен, и Роланд… А на Олифан позарился поганый нехристь, и мне пришлось рогом раскроить ему голову… Все умерли, государь. Только меня спас источник на том краю поля.

— Эмери, — взволнованно сказал король, — вы не посрамили моего имени и имени моего племянника. Нет с нами Роланда, нет пэров. Вы были моложе всех, но не менее отважны, чем бывалые воины. Вам отныне хранить честь и славу милой Франции, вам и вашим сыновьям суждено отомстить за Роланда. Олифан теперь ваш по праву. Возьмите и Дюрандаль: я только что поклялся Роланду, что вручу его самому достойному из моих рыцарей.

Эмери Нарбоннский с трудом принял из рук Карла Дюрандаль и прижал его клинок к посиневшим губам.

— Сударь, — сказал король Немону Баварскому, — позаботьтесь, чтобы лучшие лекари поставили на ноги юного графа. А нам пора в путь!

Вернулись франки в лагерь на берегу Эбро и стали готовиться к походу во Францию. Но в это время прибыли к Карлу языческие гонцы и принесли ему вызов от эмира Балигана. «Спесивый франк! — прочитал император в послании. — Куда бы ты ни ушел, тебя везде настигнут мои дружины. А воинов у меня столько, что даже тебе не приходилось командовать таким войском. Пришли мы испытать твою храбрость, король. Посмотрим, впрямь ли ты так неустрашим, как о тебе говорят…»

Схватился Карл рукой за седую бороду, припомнил в печали всех, кто погиб в Ронсевальском ущелье, окинул гордым взором своих бойцов и крикнул так, что эхо разнесло его призыв по высоким берегам бурливого Эбро:

— К оружию, сеньоры!

И первым стал приготавливаться к бою — завязал покрепче шлем, проворно надел тройную кольчугу, препоясался Жуайёзом, сверкающим подобно солнцу; повесил на шею геронский щит — хоть и ковали его в испанском городе Герона, но не испанцев он будет защищать, а короля франков. Потряс Карл копьем, вскочил на лихого скакуна и помчался сквозь многотысячное свое войско, взывая к знатным рыцарям и простым дружинникам:

— С нами Бог и Петр-апостол!

Со всей долины сошлись франки на призыв императора. Красивы бойцы — сверкают доспехи, до шлемов свисают с острых копий разноцветные значки; статные кони бьют копытами и в нетерпении раздувают жаркие ноздри!

— Неужели кто-нибудь может усомниться в мужестве моих воинов? — спросил Карл у баронов. — Если нехристи решат с нами драться, они увидят, какая плата их ждет за смерть Роланда!

— Ну что ж, — ответил мудрый Немон Баварский, — дай нам Бог удачи!

И вот изготовились королевские войска к битве.

В передних двух полках стоят мужественные франки.

В третьем — двадцать тысяч храбрых баварцев. Эти бравые воины никогда не трусят в бою. Милы они суровому Карлу, а их предводитель Ожье Датчанин уже давно снискал уважение и гордость императора.

И четвертый полк на подходе, а в нем — двадцать тысяч могучих воинов, что живут в дальних алеманских краях. Крепки у алеманов латы, ретивы их кони. Готовы алеманы все, как один, умереть на поле брани, но не сдаться врагу.

В пятом полку — двадцать тысяч нормандцев. Не страшит их смерть. Знает Карл: нет на свете храбрее вассалов, милы они его сердцу.

Шестой полк уже весь на конях — тридцать тысяч бретонцев вздымают к небу свои острые копья: только и ждут приказа, чтобы броситься в битву.

Поодаль выстроился седьмой полк, а в нем вассалы из Оверни и Пуату — древних французских провинций. Сорок тысяч рыцарей разом вскричали: «Монжуа!» — едва император благословил их на ратное дело.

А в восьмом полку и того больше дружинников. Собрались в нем неустрашимые фламандцы. Глянул на них король и сказал с одобрением:

— Вот каких воинов нам надо! Вот с кем победим сарацин!

Тут и девятый полк построился перед Карлом. Отборные силачи в этом полку — лотарингцы с короткими копьями да рослые бургундцы. Пятьдесят тысяч дружинников готовы дать отпор любому врагу.

Ну а десятый полк — весь из французских баронов. Сто тысяч рыцарей — у каждого седая борода выпущена поверх кольчуги, у каждого острый меч и щит с особым гербом, а впереди полка развевается королевский стяг.

И тогда выехал перед своими полками Карл Великий и воскликнул:

— Отомстим же за смерть Роланда и наших славных пэров!

И повел император войска навстречу эмиру Балигану. А к тому меж тем вернулись гонцы, что передали Карлу послание басурмана.

— Увидели мы Карла, — сказали они эмиру. — Могуч король, удал и крепок. Никто не выбьет из седла такого воина. Сильны и преданы ему его вассалы. Готовьтесь к бою, сеньор, — будет великая битва!

— Не занимать и нам храбрости, — ответил Балиган. — Трубите сбор, пусть набираются мои воины мужества и отваги!

Загремели барабаны, зазвенели рожки, затрубили трубы — спешились язычники и принялись снаряжаться в бой. Эмир не отстает от своих воинов — облекся в золоченый панцирь, надел шлем с золотыми насечками, а у бедра привесил могучий меч. Слышал он, что называется меч Карла Жуайёзом — Радостным. Вот и свой меч, подражая императору, назвал эмир Пресьозом — Драгоценным. Даже у копья Балигана было свое имя: звалось оно Мальтеем — Злобным; древко его как палица, а наконечник так тяжел, что даже мул с трудом мог бы его свезти. Надел эмир на шею большой щит, с золотым навершьем, и вскочил в седло своего коня. Высок эмир, а в боевом снаряжении — настоящий великан; в бедрах он узок, в плечах широк, в груди могуч; волосом он курчав, а лицом горд. Так он шпорит коня, что из того брызжет кровь, — одним прыжком перелетает скакун через широкий крепостной ров.

— Вот это боец! — восхищаются арабы. — Куда французам до такого воина. Лучше бы бежал Карл с поля боя — распростится он сегодня со своей жизнью!

Вместе с Балиганом отправился сразиться с французским королем и сын эмира Мальприм. Славился эмир доблестью, мудростью и гордостью. И Мальприм весь пошел в отца — мало того что был красив и силен, но и не по возрасту умен и расчетлив.

— Скачем же в бой, отец! — воскликнул он, погоняя своего коня. — А то уйдет Карл, завидев наше могучее войско.

— Нет, — ответил Балиган, — Карл не уйдет. Он храбрый воин, не зря же про него сложили столько славных песен. Но нет теперь с королем его Роланда, и не устоит он перед нашей силой.

А силы у эмира и впрямь были невиданные. Прослышал он, что Карл собрал десять полков, и выставил навстречу своих тридцать. А людей в них столько, что и не сочтешь, — в самом слабом и то тысяч пятьдесят, не меньше. А что за народ в полках — кто знает, откуда пришли эти диковинные и злобные племена? Огромные ботентротцы и большеголовые мейсины, черные нубийцы и волосатые жители Балиды, неведомые сольтеринцы и исполинские мальпризцы, печенеги, дикие гунны, отъявленные злодеи из Оксианской степи; а еще вальпенозцы, эгли, атримонцы, аргойльцы, кларбонцы и бородатые вальфрондцы, страшнее которых не сыщешь на белом свете! Вот какие полки собрал Балиган и поставил во главе них сына своего Мальприма. А себе оставил три самых дерзких полка и закричал своим воинам:

— Взгляните, до чего же спесивы французы! Торчат поверх лат их белые бороды — думают напутать нас гордостью. Смелее же в бой, убьем гордецов, а я первый расправлюсь с Карлом!

И огласилось поле брани воинственными криками.

— Монжуа! — кричат одни.