Стол Зины стоял напротив дверей председательского кабинета, и она время от времени отрывалась от бумаг, чтобы глянуть украдкой, как принял Борков ее подснежники.

Наблюдала за ним Зина, конечно, неспроста. Борков не однажды был свидетелем, как приходила Зина с бумагами к Птице лишь после того, когда убеждалась, что «сам» в добром расположении духа.

Борков невольно улыбнулся этой уловке Зины. Она, должно быть, сочла улыбку за доказательство хорошего настроения и принесла папку с бумагами.

Папка эта была вместилищем всех нужных и ненужных отчетов и справок. По ним можно было судить и о достижениях, и о бедах. Последних все еще было немало, и, понимая, как нелегко разобраться в них сразу, Борков отложил эти бумаги в сторону. Однако и еженедельный отчет оказался чуть ли не загадкой. Цифры его, подтверждая, что мудрил Птица с плакатами не от хорошей жизни, могли потянуть лишь на середину районной сводки, но по итогам, о которых раз в неделю следовало обязательно сообщить в район, колхоз уверенно выходил в передовики. Борков недоуменно глянул на Зину. Она смутилась и поспешно пояснила:

— А Иван Иванович всегда так делал. Пока сводка дойдет до района да пока в газету попадет, показатели-то как раз и уравняются с этими.

— Ловко! — подивился Борков изобретательности Птицы и хоть слышал не впервой, будто бы бывают в сводках кое-какие казусы и неувязки, но никак не предполагал, что они так велики.

Зина ждала. Она была уверена, что Борков все равно подпишет отчет, и уже приготовилась положить перед ним другие бумаги. Но он все еще изучал победное донесение, а когда уверился в его полном несоответствии истинным достижениям, подал отчет Зине и решительно сказал:

— Пересчитай. И чтобы все было, как есть.

— Так ведь беды не оберешься, — встревожилась Зина.

Она многозначительно посмотрела на телефон, будто хотела сказать, что бездорожье, может быть, и отведет на время районную комиссию, а разговора по телефону не избежать и закончится он основательной головомойкой.

— Вот и объясним, что к чему, — перехватив ее взгляд, сказал Борков.

Зина пожала плечами и, взяв папку, ушла к своему столу. Там она разложила бумаги, долго сидела над ними и, наверно, никак не могла взять в толк, почему не внял Борков ее предупреждению.

Вглядевшись в растерянное лицо счетоводки, Борков вдруг понял, что двойная бухгалтерия была заведена давным-давно. Она, наверно, не без помощи Зины, как наследство, передавалась от председателя к председателю и, случалось, спасала от больших и малых неприятностей. Зина, должно быть, считала эти приписки не бог весть каким обманом, потому как к отчетному собранию колхозные достижения непременно уравнивались с существующим положением дел, и теперь она уже не скрывала обиду: хотела, дескать, как лучше, но если не желаете слушать, не миновать вам беды…

Судя по тому, как нерешительно придвинула Зина к себе бумаги, беда должна была нагрянуть немалая. Борков уже хотел пойти к счетоводке, чтобы успокоить ее, но тут затрещал телефон.

Звонил начальник районной «Сельхозтехники» Неделькин. Борков не сразу разобрал, чего он хочет, а когда понял, что ему нужен Птица, кое-как вклинился в недолгую паузу:

— Нет уже у нас Птицы.

Но Неделькин, слывший в районе заядлым охотником, истолковал ответ Боркова по-своему.

— Да не та птица, глухие тетери, что в лесу водится, а та, что у вас, черт бы его побрал, в правлении сидит! — громыхнул он и, верно, в гневе прибавил бы к нечистой силе что-нибудь и вовсе непечатное, но, должно быть, вспомнил о выговоре, который схлопотал недавно на бюро райкома за крепкие выражения по телефону, и поубавил голос. — Надо мне вашего председателя.

— Я вместо него, Борков.

— И когда ж ты этим чином разжился?

— Вчера благословили, — вздохнул Борков.

— Э-э, как у вас все быстро делается, — удивленно протянул Неделькин. — Ну, а мне один хрен, что Птица, что ты. Снаряжай-ка, председатель, машину ко мне. Навозоразбрасыватель вам пришел.

— Не доберемся ведь, дороги — болото. Повременить бы денек-другой, — взмолился Борков, зная, как скор на решения Неделькин: того и гляди отдаст позарез нужную машину другому колхозу.

— Доберешься. Мне твою машину хранить негде. Будь здоров, председатель.

«Вот соловей-разбойник. На чем же в такую грязину ехать?» — растерянно прикидывал Борков, не сразу нашарив на стене за спиной рычаг телефонной трубки, что не ускользнуло от мимолетного взгляда Зины.

Она едва заметно усмехнулась: погоди, дескать, председатель, то ли еще будет, если не станешь слушать совета добрых людей.

«Ничего, как-нибудь утрясется», — подумал Борков.

До сих пор машины и прочий инвентарь все-таки получали. И не сразу после телефонного звонка. Наверно, не однажды была Зина свидетелем, как поступал в таких положениях Птица. Борков хотел спросить у Зины, что предпринять ему, но едва вышел из-за стола, она уткнулась в бумаги, всем своим отрешенным видом давая понять, что она человек маленький и ничего путного посоветовать не может.

«Неправда, Зиночка», — все еще продолжая мысленно спорить с ней, подумал Борков и уже вслух добавил: — Если будут искать, я в мастерской.

Зина кивнула и снова склонилась над столом.

Небольшое деревянное зданьице мастерской стояло на берегу речки. Было оно аккуратное, как все, что возвел дядя Митрий, но невместительное, потому как строили его еще в те времена, когда стояло на колхозном дворе только две автомашины да четыре трактора. Каждому, кто в последние годы заступал на председательскую должность, старый плотник советовал начать «опчественное» строительство с новой хоромины под мастерские.

Нужда в ней была и вправду безотлагательная. В мастерской едва-едва умещались одна автомашина или трактор. Чтобы попасть туда пораньше, шоферы и трактористы затевали долгие споры и извели не одну трешницу на угощение механику. Но нынче кому-то из шоферов не помогло ни то, ни другое: на лужайке возле мастерской ровным рядочком стояли уже отремонтированные автомашины и тракторы, а в настежь распахнутых воротах «дубовской ремонтной базы» виднелся старенький грузовик.

Борков узнал машину Таймалова.

Помня, что при любых обстоятельствах Таймалов неизменно попадал в мастерскую первым, Борков не знал теперь, на ком остановить свой выбор, потому что уже решил послать в район именно его.

В полумраке мастерской Борков нигде не увидел шофера и, только попривыкнув к сумеречному свету, заметил торчащие из-под приступка кабины ноги. Они шевелились в такт покрякиванию Таймалова и, когда Борков окликнул его, замерли, а потом утянулись под машину.

Таймалов не торопился оставить работу и по-прежнему невозмутимо покрякивал и звякал ключами. Тогда Борков позвал его еще раз.

— A-а, Сидор Матвеич. Доброго здоровья. Думал, ребята озоруют, — сказал Таймалов, вылезая из-под машины.

Он кинул в кабину ключи, сел на деревянный чурбачок и достал из кармана мятую пачку «Прибоя».

— Что-то запоздал ты, Петрович, с ремонтом? — не скрывая сожаления, спросил Борков.

— Ан нет, Сидор Матвеич, — лукаво улыбнулся Таймалов. — Я грузовичок-то еще в марте весь перебрал да обстукал, а сейчас только проверяю — может, не доглядел чего.

У Боркова отлегло от сердца. Однако посылать машину по весеннему первопутку все-таки было рискованно, и, не зная, как и с чего начать главный разговор, он тщетно искал подходящие слова. Таймалов раза два, будто невзначай, глянул на него и загасил недокуренную папироску.

— Гляжу, маешься, Сидор Матвеич, да не пойму, отчего так скоро?

— Верно, Петрович, маюсь, — признался Борков и присел на другой чурбачок рядом с Таймаловым. — Пришел нам навозоразбрасыватель, а как его привезти — ума не приложу.

— Смотри-ка, ко времени угадали, — удивился Таймалов. — Через день-другой и доставим машину.

— И я так думал, а Неделькин требует, чтобы сегодня же.

— Ну, этот известно — с рук долой и из списков вон: мол, выполнил все в точности и к сроку, — заворчал было Таймалов, но осекся. — Эге, да ты никак в путь-дорогу сговаривать пришел?