В случае же, если гражданин Российской Федерации чрезмерно увлекался созерцанием иных культур и духовно-материальных ценностей, он лишался всякого материального вспоможения за этот род деятельности и переводился на любые другие работы, выбранные им по его желанию и с его возможностями соотносимые. Решение о переводе должен принимать суд. Основанием для судебного разбирательства могли служить публичные высказывания гражданина, его образ мыслей, манера держаться, стиль одеяния и всякого рода другая деятельность, выходящая за рамки созерцательной сферы установленного объекта.

Было самое обыкновенное русское утро, размазанное по привычным пейзажам. Евгений и Герман ехали к геологу. Геолог давно пребывал в запое, проматывая полученные деньги за «Олимп». Когда деньги кончились, геолог пришёл к мысли, что русские созданы для страдания. А пред всяким выходящим из запоя предстаёт русский сфинкс с вопросами: «кто виноват?» и «что делать?». Страшные, по сути, вопросы, ответов не имеющие, и потому издевательские. Но дающие страдальцам с той же издёвкой очередные попытки искать ответы дальше. А ведь, когда были деньги, геолог не скупился ни на что, и заботой многих облагодетельствовал. Мужикам в посёлке купил большущие дорогие трактора цвета зеркальный металлик. Редкие тропические культуры у себя в огороде принялся выращивать. Затем скупил всю коллекцию восковых фигур мадам Тюссо и построил под неё огромный ангар. Пить он уже начал да сильно так в запои уходил. И пил-то всё самогон деревенский. Никаких Hennessey не признавал. Зайдя раз к дружку по соседству потолковать о земле-кормилице, увидел в его телевизоре фильм «Титаник». И так его фильм захватил, что решил геолог выкупить большую часть поселковых земель и возвести на них восковую фигуру потопившего «Титаник» айсберга в натуральную величину. Остальные фигуры он приказал переплавить и вылепить из того воска русскую рубленую избу, поместив в неё восковую фигуру его бабушки, Лукерьи Ивановны, воспитавшей его в одиночку. Геолог строил храмы и бани, но асфальтировать дороги категорически отказывался: «Грех прятать русскую землю под смрадным покровом». На последние деньги геолог соорудил ипподром для скачек на русских тройках, и никакие другие скачки не признавал. В дни особо сильных запоев водил по посёлку медведя и всякого встречного просил, чтобы тот присмотрел за животиной, если вдруг сам геолог помрёт. Понятное дело, никто не отказывался. Но деньги кончились. Деревенская агентура донесла эту весть до шефа «Олимпа», и Герман с Евгением уже сидели в горнице геолога. На бревенчатой стене висела картина «Крещение Новой Руси», заказанная геологом Илии Глазунову. В лике князя Владимира угадывались черты президента. Крещение проходило на Москве-реке у храма Христа Спасителя. Множество люду, оставив дорогие иномарки у храма, спускались, обмотанные простынями и со свечами в руках, к большой проруби. На другом берегу реки на пронзительном ветру стояла толпа демократов, либералов и коммунистов, вжавшихся в польта и меховые куртки с иноземными лейблами. Среди них виднелись полуразмытые лица Навального, Явлинского и Зюганова, с тоской и нескрываемой злобой смотрящих на священнодействие. Фигура князя Владимира была крупнее остальных. Внизу мелкая надпись: «Был мужем сильным и от Бога вразумляемым».

– Я решил жениться, – помолчав, сообщил геолог, – на женщине скромной, трудолюбивой, чтоб уют и достаток ценить умела.

Герман. Уют и достаток – вполне нормальное состояние для женщины, если она ни Дженис Джоплин или Жана Дарк. Только вы ведь не женитесь.

– Это точно, – кивнул геолог, – не женюсь.

Герман. Ну, вот и славно. Раз так, о деле потолкуем.

– Потолкуем. Угощайтесь, – геолог придвинул к приятелям трёхлитровую банку с мутно-белым настоем. – Это древний русский напиток сурица – забродивший мёд, хмель, травы и молоко. Рекомендую во всех тяжких состояниях. Силы придаёт. Так вам новые места нужны?

Герман. Желательно вся карта.

Геолог. Так уж и вся?

Герман. Да. Учитывая ваше тяжкое состояние, каковое фатально кончиться может, мы бы желали все месторождения оптом получить.

Геолог. Ну, да не хороните меня раньше времени моего. А вот когда я вам всю карту выдам, вот тогда вы меня точно похороните, чтоб ещё кому не перепродал. Так ведь ваш шеф мыслит?

Герман. Я в его мыслях не лазил. Мы деньги хорошие даём. Какие ещё проблемы?

Геолог. У меня нет проблем, страдания одни. Страдаю я по России. И она по мне стонет. Мы друг без дружки никак. Если б вы знали, как земля русская стонет. Опять всё в движение пришло. Мыслимо ли, такое тело небесное тревожится.

Евгений. Ну, а нам-то что с того?

Геолог. А это, ребята, ещё одна моя великая тайна. Часть её я уже вам рассказал. А теперь скажу вот что: Россия потому не замерзает, что ядро небесного тела и земное ядро во взаимном действии пребывают. И пока тот процесс идти будет, тепловая энергия не ослабнет, и Россия не замёрзнет. И не льды на неё вековые лягут, а вода животворная потоками своими жизнь охранит. Вот туманы разве что часто нависают. Но это уже от разницы температур происходит. И в том не наша вина. Это всё льды сопредельные тому причиной. А мы как жили, так и жить дальше будем назло всем этим русофагам.

Евгений. Вы хотели сказать, русофобам?

Геолог. Да нет, я сказал русофагам. Это те, которые Русь нашу сожрать хотят, подбрасывают ей бедствия и бедствиями её питаются. Да только теперь вот приморозились. Пыл свой поостудили. А место я вам покажу. Вам в Москве нужно?

Герман. В Москве и ещё на юге страны, где игорную зону основали. Там денег крутится, как в бюджете, и люд мозги теряет. Вот там неплохо было бы несколько мест.

Геолог. Ладно, помыслим. Да вы пейте сурицу. Говорю вам, древний русский напиток. От него сила, и думы тяжкие он облегчает. А думы о России – они какие ни на есть тяжкие. Может быть, самые тяжкие, зачастую отягчающие обстоятельства. Я, когда самогон не пью, сурицей только и спасаюсь.

Герман и Евгений с опаской отпили из банки.

Евгений. Вот вы говорили о туманах над Россией. А не думаете ли вы, что из-за туманов этих возникнет парниковый эффект?

Геолог. Парниковый эффект, если и возникнет, то на руку нам сейчас будет. А дальше посмотрим. Туманы легче разогнать, чем льды растопить. Скоро технологии выработаем, и никакие туманы страшны не будут. Да вы пейте, пейте. Напиток-то по традициям предков приготовлен.

Герман. Да, вкус древнего поверья.

Евгений и Герман уже без боязни допивают всю банку.

Геолог. У меня хоть о России думы тяжкие, но вера в неё зато твёрдая. Под хорошим знаком Россия пребывает. Водолей – её знак, проливающий на землю воды бессмертия. Всё льдом покроется, а Россия жизнь сохранит. Человеколюбие ей присуще. Независимостью суждений её люди обладают. Нам остальные не указ – что Запад, что Восток. Где они теперь? Подо льдом все. Рассердился на них Водолей да лёд напустил. А что такое лёд, как не замёрзшая вода. Все, живущие под Водолеем нашим, решительны и упрямы. Да ещё, говорят, эксцентричны. Только никакие мы не эксцентричные. Просто помыслы наши да деяния не может остальной мир уразуметь. Не умудрились ещё, вот и прозвали нас эксцентричными. А какие мы эксцентричные? Мы просто душой больны, когда люд остальной идей наших понять не может да и не хочет. Оттого и обиженными себя иной раз чувствуем, и ссоримся, и ведём себя вызывающе, и отвергаем тех, кто не дорос до наших высот духовных. Мы ведь нежадные. И природу любим. Хотим быть свободными от тяжести материального мира. Душой щедры. Мир созерцаем так, как никому не дано. Колеблемы, правда, меж инстинктами и рассудком, так то потому, что новизной всякой поганой искушаемы. Оттого и противимся, когда указывают, что и как сделать, да ещё и сдерживают. Тесно, душно оттого. Наша стихия – воздух. А ещё, суки, с подковырками к нам подступятся да изрекут: «Вот, мол, речи у вас вроде как правильные. Люди всё едино душевные. А что ж живёте так херово?». А я им отвечаю: «Мы-то и без вас знаем, что дров наломано да щепа до сих пор летит. Да уразумейте, падлы, что слово-то наше не из змеиной пасти вышло. Что делаем, на то воля наша. А вы девизом моим руководствуйтесь: «Делайте, как я говорю, а не так, как я делаю». Ибо знаю. Волхв я, потому и ведаю…