Геолог. Я проверю поступление на счёт в банке. Подождите на платформе.

Евгений. Я не пойму до сих пор, как к нему относиться.

Герман. Чудаковатый мужичок. Здесь нужно понять, где его прёт, а где реальные вещи. Если карту заполучим, наш процент хороший будет. Лишь бы всё это не лажа вышла. Интересно, где он карту хранит? Вероятно, в банковской ячейке. Дома вряд ли. Какой-нибудь DVD или флэшка. Это он только прикидывается простым. Мультимиллионер в телогрейке, с козой на поводке. Такая вот экзистенция по-русски.

Геолог вышел из банка неспешно, с пустыми руками, не курил, не был задумчив, молчал. Молчание и пустота рук зачастую бывают непостижимы.

Геолог. Деньги пришли.

Герман. Ну, так вы едете с нами в Москву?

– Зачем?

– Как это зачем? Место показать.

– А вы его и без меня знаете – бассейн «Олимп». Под ним спящая жила. И бурить глубоко не надо. От основания фундамента всего ничего. Расчеты и чертежи я пришлю по электронке. И не вздумайте сами бурить. Знавал я эти номера – пробы в шахматном порядке. Жила уйдёт, а бассейн даст просадку. Я своё дело знаю.

Смеркалось, прохладновело. Комары. Дачники. Электропоезд на Москву. Напротив те же люди – образом и подобием интеллигенты.

– Я думаю, диссидентство – это всё от городского образа жизни. Человек-пахарь в земле правду ищет, а не в среде западных либералов, – утверждал бородач.

Ему возражал безбородый:

– Правозащитники, коих вы диссидентами зовёте, в том числе и права пахарей отстаивают. А кто же ещё им поможет?

Женщина в косынке. Им корни их помогают, а вашим правозащитникам – кто? Запад?

Безбородый. Да сдался вам этот Запад! И потом, что вы будете делать, когда Запад исчезнет? Со времён Пушкина Запад ругаем, а потихоньку-полегоньку всё от Запада тащим.

Женщина в косынке. Это потому что не верили в Россию и русского народа боялись.

Безбородый. Это точно. Я сам насквозь русский и потому боюсь русских. Выходит, я и себя должен бояться? Так и боюсь, как тот сталкер перед комнатой желаний: а вдруг весь мир захочу. Непредсказуемы мы, а потому опасны. Русский человек – это биологическое оружие, как сказал мне один бомж на Чистых прудах.

Бородатый. А вот это всё Запад нам и внушает, ибо Россия никогда не была телом, но всегда была духом. А телом её сделали недруги, чтоб надругаться.

Безбородый. Да прошли уже те времена, когда на Запад озирались. Сами о себе думаем. Думаем и делаем. Да вот взгляните на статью правоведа Калигулина. Сработал в яблочко. К тому же ясный и современный язык. И молодёжь его хорошо знает. (Обращаясь к Герману и Евгению.) Вы знаете этого автора?

Герман. Признаться, нет.

Безбородый. Тогда прочтите прямо сейчас. Обязательно прочтите.

Евгений и Герман читают.

Врач Дорн из чеховской «Чайки» любил город Геную за превосходную уличную толпу. За движение в ней без всякой цели, туда-сюда, по ломаной линии. Но вот Евразия, окаймлённая границами России, чем хуже для гуляния туда-сюда по той же ломаной линии? Одна беда: с толпой здесь лучше не сливаться. Если в Генуе толпа способствует психическому с ней слиянию, да так, что начинаешь верить в одну мировую душу, то на просторах нашей с вами Евразии лучше гулять одному и думать о собственной душе. Я знаю это. Я живу как раз на географической границе Европы и Азии, тянущейся к нашим краям от Каспия и дальше – до Азовского и Чёрного морей, и без труда могу совершать прогулки туда и обратно, в смысле туда-сюда. Но гулять бездумно здесь нельзя, иначе сольёшься с толпой. Надо думать и мыслить.

Вот настало время очередной прогулки. Я выключаю телевизор, в котором только что закончилось ежегодное послание Владимира третьеримлянам, и иду в Азию. О чём я думаю, переходя границу? О том, что Европу оплодотворил Зевс, породив правителя – законодателя цивилизации. Но вот кто позарится на Азию? Возвращаюсь обратно – мимо бредёт призрак капитализма. Он дико озирается, хлюпая в нефтяных лужах, ищет пристанища. Бубнит себе под нос, что Азия – сырьевой придаток Москвы. Бредёт дальше. Впереди меня толпа – это народ. Я хорошо знаю, что народ наш одинаково опасен – и когда напьётся пива, и когда начитается Бердяева.

Ладно. Иду дальше. Мимо врачи «Скорой помощи» везут на каталке пожилого мужчину. Он хватает меня за рукав:

– Знайте же, не было ещё дня, когда я, бывший комсомольский вожак, строитель Магнитки, коммунист и ударник, не славил бы Господа за то, что он дал мне возможность с моим умом и талантом родиться в России. И если бы не мои молитвы и борение духа, «Макдоналдсы» пожрали бы Русь, а колы было бы больше, чем нефти. И ещё…

– Что с вами? Вам плохо?

– Нет, нет. Нагнитесь, я скажу вам главное: знайте же, Кинг-Конг жив!

Старик затихает. Я закрываю ему глаза. Иду в Азию. Топчу полезно-болезненные ископаемые и думаю: когда же они станут по-настоящему полезными? А в полезные они превратятся, когда последняя капля нефти переполнит чашу потребления, а газом перестанут травить бюджет. Мыть золото и промывать мозги будет не так выгодно, как считать драгоценным сплавом умы. Вот тогда и наступят благодатные времена. Деваться некуда, придётся строить академгородки, стремиться к искусству доброго и справедливого. Конечно, к тому времени часть населения эмигрирует или вымрет, но дождавшиеся гуманитарного благоденствия наплодят нацию интеллектуалов. Хотя, возможно, никому эмигрировать не дадут. Интеллект объявят национальным достоянием, не подлежащим к перемещению за рубеж. Всех сгонят в закрытые научные центры и заставят паять микрочипы или клонировать дальневосточных поселенцев. Последнее жизненно важно уже сейчас: китайцы (я думаю, они давно размножаются коллективно-бессознательным клонированием) захватывают числом и умением дальневосточные земли, ничуть не посягая на наши полезные ископаемые. Пока. И эти китайцы не держат под мышкой томик Конфуция, а руководствуются принципом: «Плодись и Заселяй». Так что чем быстрее закончатся эти полезные ископаемые, тем скорее то пойдёт нам на пользу.

Но пора в Европу. И здесь народ, зажатый с трёх сторон, пытается выжить в условиях чудовищного давления с хроническим безденежьем. С одной стороны давит государство, с другой – подпирает церковь, с третьей – кто-то иной не оставляет выбора. Государство не даёт спать спокойно, хочет взять своё, но говорит: «Отдай всё!». Церковь берёт своё, но хочет больше. Госчиновники уже давно не могут питаться молоком закона и самодовольно венчают пирамиду социально-пищевых цепей, основанных на потреблении массой «зелени». А обезумевшие попы, заходясь в религиозном экстазе, не могут поверить, что жить можно и по-божески. А те, иные, просто делают из толпы кровяную колбасу и продают её этой же самой толпе, руководствуясь законом «толпа – деньги – толпа». Но даже при всём этом народ считает, что живёт в Великодержавности, а Свобода – это иностранное слово, которое никак не переведут на русский.

– О чём ты думаешь? – спрашивает меня бармен, глядя, как я сосредоточенно смотрю на оседание пивной пены в бокале. – Никак, о свободе? Да брось. В империи как в империи. Если ты назвал свою страну сверхдержавой, ты уже автоматически подданный империи. Таковы законы глобальной политики.

И в самом деле, что это я себе голову ломаю законами о беззаконии? Но от всех этих перемещений туда-сюда по Евразийской ломаной линии возникает ощущение зажатости – Европой, Азией, толпой, государством, церковью, прочими, и начинаешь понимать, что всё это способствует твоему психическому разлиянию по бескрайним просторам, стремящимся к бесконечности, и неотвратимо ведёт к клаустрофобии. Одно спасение – мыслить! Да, надо быть мыслящим и думать, думать, думать. Думать по-новому и не о том, что раньше. Прошли те времена, когда человек мыслил одним вечером, а утром, идя на работу, или думал о всемирной душе, или был трезв. Сегодня думы другие, и утро набегает ускоренной съёмкой. Так о чём же я думаю, глядя на прыгнувшее в зенит светило? Разумеется, о том, о чём и должен: об институтах демократии, о либеральных ценностях, личных свободах и правах человека. Ну а о чём же я мечтаю в такие минуты? О мировом господстве!