– Он сказал, что боится, что ты сделаешь что-нибудь глупое. Я уверена, он заявит о твоем исчезновении, если ты с ним не свяжешься.

– Ладно, – резко говорю я. – Думаю, он это сделает.

– Кейт, ты не можешь допустить, чтобы они начали тебя искать, не сейчас, когда ты в безопасности. Можешь сказать ему хоть это? Тогда он не будет так сильно беспокоиться.

– Нет, – решительно заявляю я, после чего добавляю в голос мягкие нотки: – Я тебе уже говорила. По крайней мере, не сейчас. Может быть, позже. Дай мне об этом подумать. Хорошо?

– Хорошо.

– Спасибо, Каз. Я перед тобой в долгу. И ты спасаешь мне жизнь. Помни об этом.

Вечером шторм усиливается. Вокруг дома завывает ветер, его яростные порывы сотрясают стены. Хлещет дождь. Мне приходится опорожнить ведро в парадной гостиной. Придется оставить его на всю ночь, но что еще я могу сделать? Свет в нашей гостиной кажется жалким на фоне непроглядной темноты за окном, и на окнах нет штор, так что мы не можем отгородиться от завывающей тьмы. Мы прижимаемся друг к другу на диване, и я запускаю на планшете какую-то развеселую программу, чтобы отвлечься от шторма, стучащего в окна. Хедер очарована, она смеется шуткам и с открытым ртом смотрит на персонажей. Когда это заканчивается, я говорю:

– Так, мисс. Пора спать. Думаю, мы обе ляжем.

Обычно после того, как Хедер засыпает, я встаю. Я позволяю себе выпить бокал вина, может быть, два, а потом принимаю свои таблетки. После этого я слишком одурманена, чтобы что-нибудь делать, могу разве что, спотыкаясь, пройти по коридору и найти дорогу к кровати. Сегодня ночью, однако, я думаю, что Хедер нуждается в моем успокоительном присутствии. Невозможно отрицать, что этот старый дом кажется куда более зловещим, когда за окнами бушует яростная буря.

Я беру ее за руку, и мы идем по коридору к нашей спальне. Мы вместе чистим зубы, и я напоминаю ей о необходимости воспользоваться уборной, а потом мы наперегонки переодеваемся в пижамы. Я делаю вид, что не могу снять свои носки, и Хедер побеждает, хихикая. После этого мы залезаем под одеяло и слушаем шторм за окнами.

– Правда такая погода заставляет нервничать понапрасну? – шепчу я, прижимая Хедер к себе. Медовый запах ее волос для меня как транквилизатор, он успокаивает, умиротворяет. Я ощущаю ее нежное дыхание, пока она накручивает свой светлый локон на пальцы. Я остро ощущаю ее присутствие, я чувствую, что оно меня исцеляет. Это единственная вещь, способная на это.

– К счастью, мы здесь в тепле и безопасности, – шепчу я.

– Буре до нас не добраться, – шепчет она в ответ. Под мышкой она держит Спаркни. Черные пуговичные глаза смотрят на меня, шерстяная улыбка выгибается кверху.

– Да. У нас все хорошо. Только мы. Ты и я.

Теперь время пришло. Сейчас она спросит о Рори. У меня сосет под ложечкой от нервного предчувствия. Сейчас самый подходящий момент.

Следует пауза, наполненная ударами дождя по стеклу и посвистом ветра в дымоходе.

Потом она говорит:

– Мы здесь не одни. Тут еще есть Мадам.

У меня снова сосет под ложечкой, на этот раз сильнее.

– Мадам?

В нашем старом доме у Хедер была вымышленная подруга. Однако о Мадам не было слышно с тех пор, как мы уехали, и я предполагала, что ее исчезновение было связано с отъездом.

Хедер кивает:

– Да, Мадам здесь.

– В этом доме? Сейчас? – Не знаю почему, но это вызывает у меня ужас. Я не хочу, чтобы здесь была Мадам. Здесь должны быть только мы вдвоем.

Хедер снова кивает и улыбается такой славной улыбкой, что мне становится жутко от ее красоты и невинности.

– О да. Я думала, Мадам исчезла, но все в порядке. – Затем она прижимается ко мне и удовлетворенно говорит: – Мадам жива.

На следующий день буря не успокаивается, как я ожидала. Я смотрю метеорологические сайты и вижу, что дождь будет идти еще долго.

– Боюсь, впереди еще один день взаперти, – говорю я Хедер, насыпая в ее миску хлопья. Она смотрит на них с подозрением. Затем я добавляю размороженное недавно молоко, взятое из подвального морозильника. – Да ладно, мы сделаем его как можно более веселым. Может, пойдем наверх и посмотрим, что там делается.

Кажется, энтузиазма у нее это не вызывает. Она вздыхает:

– А можно мне посмотреть планшет?

– Только не весь день! У тебя глаза станут квадратными.

– Я немножко!

Она смотрит на меня детским непосредственным взором. Будет пялиться в эту штуку весь день, если я позволю.

– Как насчет часа утром или часа после полудня? Можешь выбрать когда.

– Сейчас!

Я смеюсь:

– А ты никогда не слышала об отложенном удовольствии? Съешь свои хлопья целиком, и можешь смотреть прямо сейчас.

Я ставлю перед ней миску, и она охотно берется за ложку. Дождь с грохотом ударяет в окна, что заставляет меня резко повернуться и выглянуть в сад. Там очень мокро, внизу огромные лужи, промокшая земля уже не в силах впитывать воду. Деревья и кусты, кажется, промокли насквозь. Хотела бы я знать, как справляются с таким потопом птицы и звери. Затем я смигиваю и снова гляжу. Полной уверенности у меня нет, но по тому, что я могу разглядеть сквозь листву, кажется, что вдали вода поднимается, серая и мрачная, однако все еще отсвечивающая тем тусклым светом, который способен пробиться сквозь тучи. Я иду к застекленным дверям и вглядываюсь пристальней.

– Кажется, в саду вода, – с удивлением говорю я.

Хедер не отвечает. Она переворачивает ложку с хлопьями и наблюдает, как они тихо падают в молоко.

– Да, точно. – Внутри у меня растет беспокойство, которое распространяется по всему телу, так что ладони и пальцы начинает покалывать. – Должно быть, рядом есть озеро или нечто подобное.

Я надеюсь, что в моем голосе не слышно тревоги, но внезапно мне приходит в голову, что дом может затопить. Но разве такое возможно? Мы же на самом высоком месте, правда же? Вода еще далеко. Возможно, это отдельный затопленный участок, какой-то временный пруд, образовавшийся во впадине в пропитанной водой почве. Не надо паниковать. Однако я не свожу глаз с водной глади.

Когда я оборачиваюсь, Хедер за столом уже нет. Миска пуста. Она в вестибюле с планшетом. Она соорудила для себя уютный закуток из пальто, наброшенных на мой зонтик и метлу, которую я вытащила из чулана под лестницей, и я слышу, как изнутри доносятся звуки мультфильма. Злиться не стоит. При такой погоде здесь ей скучно. Пусть уж смотрит. Какой в этом реальный вред?

Я убираю со стола, потом проверяю почту. Пришел ответ от Элисон, и я щелкаю по нему.

Пока я читаю письмо, в животе появляется неприятная тяжесть. Итак, я не должна ходить в подвал. Я не должна была прикасаться к тем продуктам. За той дверью секретное помещение. Мне не позволено о нем знать.

Я сразу же начинаю думать, прав ли мой инстинкт. Есть ли там кто-нибудь? Поэтому это запретная зона?

Затем я качаю головой. Почему, собственно, внизу обязательно должен кто-то быть? Зачем компании АРК нанимать меня, если там кто-то есть?

Зачем я им вообще нужна, если здесь есть подключение к Интернету и морозильник, загруженный продуктами? Недавно. Наверняка тогда же они могли оценить состояние дома. Что могло кардинально измениться?