Тишина была вязкой, даже липкой, ее запах… запах свежевыпеченного хлеба, что так прекрасен со стаканом холодного молока жарким летним утром, ммм… молоко… молоко из глиняного кувшина, день был суббота, Шабат… я дернулся и очнулся в кресле. Я исчез на мгновение в нигде. Затем появился через мгновение из ниоткуда. Сэм курил, медленно выдыхая дым в мою сторону. Сладкий аромат табака и привел меня в чувство.
– В связи с тем, что я рассказал, тебе будет задание, Кот. Возможно… самое важное в твоей… – пауза, дымный выдох в мою сторону, – жалкой жизни.
Я не стал реагировать на столь хамский эпитет. В конце концов, откуда ему знать какие еще задания у меня впереди… Я просто ощутил напряжение, сковавшее мышцы плечевого пояса, а именно m. deltoideus, m. supraspinatus, и немного m. infraspinatus…
Сквозь открытую створку в окно подул свежий морозный ветер, разгоняя сизые клубы табачного дыма, даря моим легким призрачную надежду на дежду. Я обратил внимание на колыхающиеся занавески, отчаянно желая провалиться в картинку, во внезапно созданную тантру занавеси, с секретной мантрой пох-пох…
– Ты будешь искать для меня… Кот, блять, ну послушай меня немного!!!
пох-пох… пох-пох…
Мне показалось кто-то нежно трогал мои щеки. Потом сильней, еще сильней… Черт, да он же бьет меня!!
– Больно!!! Ты что делаешь?? Отвали!!!!
Сэм обмяк, тяжело, словно мешок с мукой, плюхнулся на кресло Поэнг, с дубовым каркасом, светло-бежевая обивка Робуст, раздался громкий хруст…
– Я устал, Кот, – устало сказал Сэм, – сильно устал… Не донимай меня своими прогонами!
Сигара дымилась на столике, все вокруг было в пепле, ковролин он прожег в нескольких местах, тоже самое совершил с обивкой кресел. Я вдруг обратил внимание на древний коллекционный телевизор, висевший на стене. В него стреляли. В центре кинескопа зияла дырка. Вспомнилось шальное криминальное детство…
– Ты пойдешь туда, куда посчитаешь нужным, будешь делать что угодно, когда и как тебе будет угодно. Мне все равно. Но… Ты должен дойти и должен будешь найти мне…
– Я не совсем понимаю. Найти что?
Он ухмыльнулся.
– Все ты понимаешь. Хотя я же еще не сказал…
Пыхнул сигарой. Вдруг покраснел, выпучил глаза, потом посинел, парик съехал набок, растрепался. Сэм явно терял сознание. Я секунду сомневался, потом любопытство взяло верх над неприязнью, и я бросился к нему.
– Теперь ты сам все видишь, Кот. Времени совсем мало.
– Что тебе нужно?
– Персональное форматирование на низком уровне. Хотя на самом деле… Кстати, скорей всего придется тебе брутфорсить.
Я устал. Мне надоело. Чересчур долго меня готовили. За стеной сменилась пластинка и заиграла новая музыка, перебив хриплый скрип кресла Сэма. Lou Reed, Perfect day.
– Ты должен будешь найти… – он снова начал синеть и закатывать глаза, резко схватил лист бумаги и что-то быстро на нем написал. Всего 2 строчки. Капли белой пены выступили по краям неожиданно высохших губ, он шумно выдохнул и медленно сполз на пол.
– Ты мне должен… – прохрипел Сэм. – Найди….
Он замолчал, ржавый насос вяло работал в его груди, прорываясь наружу глухим скрежещущим звуком. Сэм растянул губы в неприятной улыбке, словно приветствуя неотвратимое. Верхняя губа треснулась в сухой агонии, потекла вяло кровь. Сэм продолжал растягивать губы, теперь уже нижняя сочилась жидким красным. Щелкнул затвор пистолета – он взялся из ниоткуда, еще мгновение назад никакого оружия в руках Сэма не было, но вот все изменилось, время полетело вперед скоростью света, дуло пистолета уперлось Сэму в висок, его рука дрожала, он посмотрел на меня.
– Чтобы тебе было действительно интересно это дело… На стволе твои отпечатки – не добудешь, что я сказал – тебя закроют за мое убийство. – И немедленно выстрелил.
Я оторопел. Я ждал чего угодно, но не подставной смерти с бредовым шантажом ради принуждения к дебильному поиску ответа на незаданный вопрос. Жесть забытой музыки дочери Гундмунда ворвалась в окно. Армия Меня. Деформированный бас причудливыми бетонными пассами проникал в аккуратную атмосферу необычности, так тщательно созданную Сэмом. И стих в один момент, растянувшийся в вечности.
Нагрянула новая тишина, в этот раз – тишина сознания, я слышал, как капает вода на кухне, как еле слышно жужжит кондиционер за занавеской (пох-пох), как стучит взволнованно мое сердце. В этой тишине отсутствовал лишь звук дыхания Сэма, столь шумный ранее.
Воняла потушенная сигара. И снова ее запах помог мне вернуться в обыденную реальность.
Пальцы разжались, и лист выпал на ковер. Я поднял его – номер телефона и имя – и торопливо покинул квартиру. Тяжелая входная дверь создала непредвиденную трудность – я никак не мог вынуть никелированный замочек на почему-то черной чугунной цепочке, потом долго толкал дверь, вместо того чтобы тянуть на себя…
Наконец я в коридоре. Долгий путь к лифту. Сильно кружилась голова, я боялся потерять сознание, мир кусачим ритмом брейкбита крутился вокруг меня, розово-багровые цвета лампочек, встроенных в стальные кнопки управления, пронзали разум своим полыхающим непостоянством. Японские фильмы ужасов… манго…сериалы о сексе с большим городом…
Долгая дорога вниз. Цифры номера на мятом листке. Отчество, без имени и фамилии. Михалыч. 220-20-20. Прикольный номер подумал я, и Красные Глаза с сетками лопнувших сосудов перестали глядеть на меня – дверь открылась – холл.
Я вышел из квартиры Сэма через 202 минуты. Медленный лифт, мятый пидор Паша, тоскливо отметивший время моего ухода в журнале посещений, рваный новогодний город.
Вышел наружу, снег на голову, мокрые следы на асфальте, убегающие тени в полночь, отчаянное желание рыдать от тоски, потерянные билеты в кармане, поезд стынет вечером на вокзале, тривиальные вещи дней моих прекрасных… безмолвная суета проводного телефона, душеприказчик Михалыч, приехавший на стрелку в доисторическом и таком смешном стосороковом мерсе, говорил об ответственности перед Сэмом, о благородстве заказа, о тишине. Только не слышал он заупокойного трека от доброй исландской старушки, не понимал моей нелюбви к жужжанию кондиционеров…
– Ну что, Кот… Будем разговаривать о деталях? – Строго спросил Михалыч, аккуратно тронув меня твердым предметом под столом. Недвусмысленное касание. – Только попробуй дернуться, сука…
Странное решение
Встреча кабинета министров в темном третьем подъезде тридцатого дома по улице ольшой ородской седьмого микрорайона. Пахло борщом и старыми сигаретами из залитой краской и слюной разорванной пополам жестяной банки из-под отечественной газировки. Стояли нюхали воздух. Кто-то сопел. Кто-то покашливал. Решали. Надо было уже ехать, но еще не все собрали. Не хватало. Нервничали.
Несколькими этажами выше скрипнула дверь, выпустив в подъезд пучок желтого света из коридора и Тамару Васильевну.
Тамара Васильевна, нарядившаяся в этот вечер сутулой старушкой с обвислыми волосатыми щеками, отправилась погулять собаку. Она тщательно закрыла свет в квартире и, убедившись, что в подъезде снова темно, стала осторожно, ступенька за ступенькой, спускаться вниз.
Несколькими этажами и минутами ниже случилось неминуемое столкновение собравшихся и Тамары Васильевны.
– Опять собрались… – закудахтала Тамара Васильевна. – Что ж вам дома-то не сидится, ироды…
– Добрый вечер, Тмрвсильевна… – хором отреагировали собравшиеся, виновато спрятавшись взглядами в закрашенное зеленой краской окно лестничного пролёта. На подоконнике перед окном стояла та самая жестяная банка и предательски воняла сигаретами. Тамара Васильевна громко шмыгнула носом.
– Курили опять… – устало вздохнула она безнадежным старушечьим околоподъездным вздохом, выражающим максимально широкий спектр неверия в будущее этой страны при такой-то молодежи…
