– Предки это называется, Владимир Владимирович. – Не упустил возможность проорать ему в лоб знающий слова сосед по столу.

– … – Не подхватил тему Кто-то. – … – Кто-то так и не смог ничего добавить осуждающего к термину “предки”. – … – Так и остался сидеть. Тихо сидеть. Сидели тихо, так как не было ничего сказать. Не имелось возможности. Не виделось вариантов. В рамках заданных реальностей с учетом специфики данного конкретного момента.

Старший не был готов реагировать привычным ему способом на заявление Главного относительно смещения своего положения в пространстве ума.

– Но… Вы ничего не сказали про финансирование. – Нашёл наконец способ вернуться в струю конструктивной критики Главный.

– Не потребуется. – Начал работать с возражением начальника Старший.

– А зачем это тогда нам вообще? – Продолжил бескомпромиссно повышать уровень конструктивизма в беседе Главный.

– Другой формат здесь, коллеги. – Обратился сразу ко всем присутствующим Старший. Рискованный ход, но в итоге можно было получить поддержку всех.

– Здесь лицензирование производства и сбыта, выдача разрешений. Мы получаем совершенно новую отрасль для регулирования.

Главный молчал, но молчал одобрительно, явно считая. Посыл был раскодирован немедленно.

– Это… перспективно… – Поддержал Старшего Кто-то. – Лицензирование… Мммм… Выдача разрешений… Оооох…

– Очень перспективно… – Кивнул Владимир Владимирович.

– Конечно придётся выделить некоторое финансирование на изучение долгосрочных последствий одобрения предлагаемого способа, что…

– Ну наконец-то. – Хмыкнул Владимир Владимирович.

– Есть дружественные структуры, кстати… – Отметился в разговоре кто-то со стула у окна.

– Кстати теперь работаем 30/70. – Громко шепнул ему Кто-то.

– Что, неужели таки снизили? – Вскинул брови Владимир Владимирович.

– Повысили, я бы сказал. 70 теперь нам остаётся. Решили, что 30 будет вполне достаточно исполнителям.

– Оттуда исходит? – Показал бровями на потолок Владимир Владимирович.

– Конечно. Разве кто-то решится самостоятельно что-то изменить? – Снова шепнул на весь зал Кто-то.

– Нет, ну там видней, конечно. – Пожал плечами Владимир Владимирович, вернув брови на положенное им место.

– Ну хорошо, что мы имеем в итоге? – Попытался подвести итог встречи Главный.

– Два предложения, которые Вы услышали. – Отчитался Старший.

– Сторонний консультант над каким из них работал?

– Над обоими, но второе – то, с чем он изначально пришёл к нам. Я думаю, что он уже проговаривал этот проект с…

– Если он уже проговаривал проект с… То… Что ж… Делаем этот проект основным, а идею специфических перинатальных изменений тогда подадим как альтернативу. Хорошо. Финансовую часть отдельным документом, чтобы я уровень доступа к этой части отрегулировал. Так… Сегодня это сделать. Завтра мне на финальную подпись, чтобы я в обед отчитался перед Президентом. Всем спасибо.

Собрались быстро – просто встали из-за стола и вышли. Молча. Напряжённо. Уверенно. Строго. Очень строго. Очень уверенно. Строем. Чёткой ровной шеренгой. Вслед за уже вышедшими Главным и Старшим. Не все поместились в проходе на выход, смешались, кто-то наступил кому-то на ногу, кто-то кому-то порвал штанину, кто-то толкнул кого-то в спину. Молча. Напряжённо. Уверенно. Строго. Кто-то развернулся и толкнул в грудь толкнувшего его в спину. Сильно. Молча. Уверенно.

Мелькнул ствол пистолета. На кухне кафе вдруг включилось радио. В мир вернулся звук. Innocence by Ellen Allien. Тугой бас наполнил пространство кафе. От стёкол оконных проемов отражались хэты. Эхом с потолка спускался голосовой луп. Пистолет выстрелил два раза. Четко в паузе трека на пятой минуте. Инносенс. Инносенс. Инносенс. Инносенс.

Тело сползало на пол медленно. Неотвратимо. Пол пытался отодвигаться, пытался уходить от столкновения с телом, смещаться в пространстве, но крепко держали мощные бетонные опоры, и столкновение было неизбежно, неизбежно оно произошло, тело рухнуло на пол, выталкивая пол из привычного ему чистого статуса кво в мир липких скользких блестящих кровяных луж и осыпающейся штукатурки с немых стен, которым лишь однажды было позволено ойкнуть. В момент разрыва их поверхности пулями мелькнувшего пистолета.

– Не можем без игр обойтись, да? – Хмуро спросил Главный.

Никто молчал. Виновато. Сконфуженно. Никто был не причём, но… это теперь никого не волновало. Никто вышел первым и потому стал единственным, кто должен был отвечать. “Никто будет отвечать за перестрелку в кафе” сверкало в рапорте на имя Главного начальника главных. “Никто не предпринял необходимых мер для предотвращения огнестрельного решения конфликта между сослуживцами”.

На следующий день начались праздники, и никто в кафе тоже не вышел на работу. Никто не убрал тело. Никто не вытер кровь. Праздники длились долго. Сначала были собственно праздники, потом дни в зачёт праздничных дней, которые были рабочими, то есть праздничными, но считались рабочими, а потом их перезачли в счёт рабочих, но теперь праздничных, чтобы не прерывать праздники работой между праздниками… Долго все это длилось. Может даже несколько лет. Когда все вернулись, то обнаружили ссохшийся, истлевший скелет на месте тела, рассыпавшийся в пыль от дуновения ветра, яростно ворвавшегося в кафе… То есть… ничего не обнаружили.

Э… пиграф

From childhood's hour I have not been

As others were; I have not seen

As others saw; I could not bring

My passions from a common spring.

From the same source I have not taken

My sorrow; I could not awaken

My heart to joy at the same tone;

And all I loved, I loved alone.

Edgar Allan Poe, Alone.

Посвящается недругу моему р. В. С. и Г.пвс.exe,

выдержавшему крайние месяцы

моих безумств

в здоровом уме и твердой памяти…

теплое слово автора

благодарю за помощь в сборке буквоправа Ралу Ео, технического редактора Ау Царулу и художника Ея Боу.

Надеюсь, что эти заметки на манжетах, на засаленных салфетках, покрытых пятнами недоеденной жирной пищи, на кусках туалетной бумаги, покрытой пятнами суровой правды жизни, на рваных тетрадных листках, покрытых иногда полоской, а иногда и клеткой, а иногда и матом, хотя реже, странно? может быть… ну да ладно, так вот, там были еще разные другие письменные принадлежности, посланные смс, вырезки из неотправленных мэйлов, еще всякое, чем забит доверху мой компьютер, вот они-то и найдут некоторый отклик у тех, чьи души возбуждаются от грез обычаев и измышлений о той вышеобозначенной правде жизни. Тех, чей “карточный домик”, сотворенный из убежденности в своей правоте и незыблемости удивительной позиции за призрачным номером 69, разрушил вихрь Жизни, – будь то болезнь, разорение, чья-то подлость (соседская, например…) или какая-то другая беда, типа чьего-то успеха, здоровья богатырского, красивой жены, мужа, новой машины…

Эпиграфом к сей замечательной во всех отношениях повести

пусть не станут эти прекрасные мысли о правде старца дяди Вани Симпсона

(в монашестве граф Си++, не жил в период 00-1979 гг.):

"Может ли правда быть иллюзией? Не кажется ли вам, что ложь – гораздо честнее? Ложь – честнее, т.к. она показывает, почему не говорится правда. Для чего говорится правда? С какой целью? Цель.… Разве должна быть у правды ЦЕЛЬ? Ведь если правда обретает направленность, она становится ложью, ибо что есть ложь, как не направленная правда?"

…ЧАСТЬ 3

одиночество суть приобретение понимания ненужности приобретения понимания ненужности …