– Что это было?

– Мм, ну… Это так важно? – голос её стал тише, огонь из глаз пропал. Доктор Абрамсон кивнул и своим действием дал понять, что намерен услышать правду. – Ну… Нетрадиционный секс. Вот с этого всё пошло кувырком, – смущённая своими словами, она облизнула губы и подалась назад, откинулась на спинку кресла. Вновь отвела глаза.

– Что вы под этим понимаете? Для некоторых лёгкие формы БДСМ – норма, а для кого-то секс за пределами постели – уже что-то неординарное. На столе, например.

– На столе? Нет, не в этом дело. Мм… Можно мы не будем об этом говорить? Я ведь уже назвала причину, зачем углубляться? – Миа вновь попыталась закрыть постыдную тему. С надеждой посмотрела на психолога. Он на миг задумался, а затем кивнул. – Спасибо. Так… Мы поссорились. Помириться уже не могли. Потому что… Потому что… – женщина закрыла лицо руками и вздохнула.

– Обычно, мы мирились именно так, из-за чего поругались. Были и другие способы, но в этот раз ни один не помог, – закончил за неё Оливер, молчавший до этого. Миа громко выдохнула. Ему не было стыдно говорить об этом. Здесь были взрослые люди, скрывать нечего, но поведение Мии все же заставило его стыдиться. Не от того, что секс был способом примирения, а что именно он стал началом ссоры. По-крайней мере, так это предоставляла она, он о том периоде совершенно ничего не помнил. Сейчас это звучало так глупо.

– Да, он прав, – она снова подала голос, убирая руки от лица и неуклюже поправляя пряди. – В общем, произошла ссора, возможности помириться не было. И единственный выход, который я нашла – согласиться на его предложение. Я… Я переступила через себя и сказала ему об этом. А в итоге услышала, что ему не нужны мои подачки. И жертву из себя строить необязательно, – она вновь замолчала и потупила взгляд. Почувствовала комок в горле, с силой закусила губу. – Мне было неприятно это слышать. Он знал мои нравы, в какой семье я воспитывалась, так что можно было понять, что не просто так из себя "жертву строю". Я была зла на него, но… в то же время я чувствовала вину.

– За что вину? Что отказали?

– Да. Я уже испытывала это чувство раньше, но не так сильно, как в этот раз, – доктор только собрался задать вопрос, но Миа его опередила, воскликнув. – Пожалуйста, не спрашивайте, почему это было раньше! – от неожиданности все трое вздрогнули. На мгновение задержав взгляд на Мие, доктор Абрамсон кивнул и снова сделал пометку в блокноте. А женщина продолжила. – С тех пор мы стали отдаляться. Я пыталась что-то сделать, поговорить, выяснить, но ему было всё равно. Когда я это поняла, то перестала стараться. Оливер продолжал жить в своем сдвиге, а я как-то не хотела, чтобы он возвращался из него. Было очень обидно, что меня вот так отталкивают. Потом я узнала, что беременна, и всё так резко поменялось. Я поняла, что мне нужно забыть об обидах и поговорить с мужем, с отцом ребёнка. В такой ситуации вообще нельзя думать о глупых обидах, это же должно сплотить? Увы, нет. Он и в этот раз меня оттолкнул. Я продолжала, но… Нет, ничего не менялось, мы все так же были порознь. А потом… Чёрт, это напоминает дешёвый сериал, – Миа махнула рукой и отвернулась.

– Почему?

– Потому что у меня начались проблемы с дыханием. Я некоторое время не обращала на них внимания, но потом пошла к врачу, потому что мое состояние прямо очень быстро стало ухудшаться. А я ведь была беременна, это ненормально.

– Ребёнка вы оставили? Сын у вас?

– Конечно, оставила. Ведь он не виноват, что так случилось. Он имеет право жить. Меня так воспитали. Нельзя невиновных убивать.

– Что вам сказал врач?

– Туберкулез, первые стадии, я вовремя пришла к врачу. Говорю же, сериал какой-то… Хм… Я не поверила. Напугалась, что это как-то отразится на моём сыне. Врач меня успокоил, сказал, что всё будет в порядке, это лечится. Мой случай не единичный. Помню, я приехала домой, а Оливер был у себя, писал. Я сказала обо всём, а он… Он без какой-либо эмоции, без сострадания, без страха за меня сказал «Мм, ну это ж лечится? Ну и всё». И тогда я поняла, что ему плевать на меня. И что больше так продолжаться не может.

– Я же говорил тебе, что я не помню этого, – негромко сказал Оливер в оправдание. Он в самом деле не помнил, что бы такие разговоры были.

– А я помню. Мне было плохо, ты должен был помочь, но ты этого не сделал, – ответила она. Посмотрела на мужчину. Он увидел, как блестят её глаза и как опухла нижняя губа. Лёгкость исчезла, в груди неприятно закололо. Ему не нравилось, когда она плакала. Хотелось наказать всех, кто заставил её это делать. А сейчас это был он, от этого ему стало тошно. – По сути, плевать, из-за чего всё началось. Твоё отношение – вот, что меня задело. Я ждала поддержки, но я её не получила. Представляешь, что я тогда чувствовала? Одна. Беременная. Больная. Представляешь? Знаешь, как звучит одна из причин возникновения туберкулеза? Неблагоприятная атмосфера в семье. Ничего не напоминает? А теперь повторим – я одна, я беременна. Я больна. Мне страшно. Это может отразиться на ребенке. Мне еще страшнее. Где ты был? – продолжила она. Оливер отвёл взгляд и поджал губы, проклиная всё на свете, пытаясь вспомнить, когда они могли говорить и о беременности, и о болезни. Он много раз пытался вспомнить, но не мог, и это его мучило. Стыдно, что он так поступил и даже не помнит этого. Миа вновь обратилась к доктору. – После этого я все попытки оставила. Просто лечилась, носила малыша, на время завязала с работой. Мало того, что с животом, так еще и вертолёты постоянные от лекарств. И всё это без какой-либо поддержки с его стороны, – она кивнула на Оливера. – Я думала, как жить дальше – если у меня будет ребёнок, я не могу оставаться рядом с таким непостоянным человеком. А он удивил меня в очередной раз. Сдвиг его прошел, всё вернулось в норму. Он стал таким, как прежде, даже лучше, весь такой внимательный и заботливый, но после всего, что случилось, я не хотела ни внимания, ни заботы, ничего. Он всё испортил своим безразличием. Через месяц после родов я уехала к своим родителям. Они устали от Чикаго и переехали в небольшой город рядом. У них я всё обдумала и убедилась, что такая жизнь мне не нужна, я хочу стабильности. В первую очередь, для сына. А тут… Кто знает, может, он завтра нас выставит из дома? И что мне тогда делать? Нет, не хочу. Я ему не верю.

– Но тогда ведь я не выставлял тебя? Почему ты решила, что я сделаю это сейчас? – попытка оправдаться, но она вряд ли будет иметь успех.

– А до этого случая ты и не вёл себя, как безразличный предатель, – парировала Миа. Как и ожидалось, его слова на нее не действуют. Сейчас стало даже хуже – она заново пережила те события и с новой силой хочет покончить с их семейной жизнью.

– Что мне надо сделать, чтобы ты поверила?

– Ничего. Ты уже всё сделал, – к ней вернулась ее уверенность и невозмутимость. Она посмотрела на психолога. – Доктор Абрамсон, простите, что отняли ваше время. Я пришла сюда лишь потому, что он просил, – кивнула на Оливера, – но не вижу смысла тратить силы и нервы. Я подаю на развод в ближайшие дни. А теперь я пойду. До свидания, – быстро встав, Миа сняла с крючка пальто, кивнула доктору и тут же ушла, не дав ему возможности ответить.

– Ну вот, – Оливер обхватил себя за плечи и слегка опустил голову, поджал губы. – Если она что-то решила, то не отступится. Вы можете помочь? – он без надежды посмотрел на доктора. Вряд ли он поможет. Отрицательный кивок головы подтвердил его мысли. Видимо, ему придётся смириться с тем, что «его Миа», скоро станет для него просто «Мией».