– Уже решается, – фыркнула Миа. Она встала из-за стола. – Я не буду ничего объяснять, выяснять, – процедила она, оглядев гостей. – Я приняла решение. А теперь извините, но мне нужно проверить сына, – она бесцеремонно развернулась и в несколько шагов покинула кухню.

– Хотя бы ты можешь сказать, что между вами произошло? – не переставала миссис Банч. Вновь вцепилась в руку своего сына и испытующе смотрела на него.

– Нечего говорить, мам. С тех пор, как они приехали, только и думаю, как остановить всё это. Мм… Простите, но вам сейчас лучше уйти, – вздохнув, Оливер медленно встал из-за стола. Оглядел родителей – мама растеряно смотрела на сына и мужа, не понимая, что происходит; отец поджал губы и постарался никак не выражать своего отношения к случившемуся. Заметив взгляд сына, он кивнул и медленно встал.

– Поедем, дорогая. Они сами разберутся, нам лучше не вмешиваться, – обогнув стол, он помог жене встать и повёл её в коридор. Оливер шел следом, помог матери надеть пальто, обнял её, когда она обхватила руками его шею.

– Не переживай, мам. Я что-нибудь придумаю. Ещё есть время, – прошептал он ей на ухо. Отстранился и посмотрел на неё – женщина была в смятении, но уже старалась взять себя в руки, чтобы никому не показывать своих переживаний. Кивнула сыну и поцеловала его.

– Позвони, если что. Не пускай на самотёк, – дал последнее наставление отец. Оливер согласно закивал. – Идём, – родители ушли, дверь за ними закрылась.

Через пару секунд в глубине дома послышались торопливые шаги – Миа спускалась с лестницы. Она быстро шла по коридору, пронеслась мимо Оливера и скрылась в кухне, где еще через мгновение началась возня. Миа принялась убирать посуду со стола. Оливер стоял у входной двери, слушал звуки с кухни, а внутри у него всё горело – как можно было так повести себя с его родителями? Они ни в чем не виноваты, зачем впутывать их в эти проблемы? Он сжал кулаки, пытаясь совладать с собственной злостью, но у него плохо получалось. Злость разрасталась от звуков, раздающихся из кухни – грубый звон стекла, постоянное дребезжание столовых приборов. Почему он должен усмирять свой гнев, когда Миа даже не пытается это сделать? И она хотя бы на посуде может отыграться, а у него нет такой возможности.

Оливер решил, что это лучший момент для разговора – они оба на эмоциях, в таком случае никто не станет скрывать свои мысли, они выскажут всё в лицо друг другу. Войдя в кухню, он подошёл к Мие, которая продолжала возиться с посудой у раковины, и, скрестив руки на груди, оперся на тумбу рядом.

– И что это было? – требовательно спросил он, не глядя на женщину. Она не ответила. – Кто дал тебе право так говорить с моими родителями?

– Я их не оскорбляла и не грубила. Так что не вижу причины ругаться, – без эмоций ответила она.

– Ты грубила. Но ладно, с этим потом разберёмся. Что насчет нас? Ты говорила, что у меня будет возможность заниматься ребёнком. Где?

– Ты думаешь, что я могу со спокойной душой бросить ребёнка на его прекрасного отца и уйти в закат? – процедила Миа, с силой натирая чистую тарелку. Слышался скрип ткани о стекло.

– Я не говорю, что ты должна его бросить, но и не надо постоянно его возле себя держать. За те два часа, что мы с ним провели, ничего не случилось, – Оливер глубоко дышал, чтобы подавить гнев. Это не помогло, голос был грубым, слова звучали резко.

– Что неясно во фразе «Я тебе не верю»?

– Что неясно во фразе «Объясни мне причину»?! – он повысил голос.

– Тебе нужно объяснить причину? Хм… Закончу с посудой и объясню тебе. Сядь, – Миа не стала повышать голос в ответ, но её слова звучали настолько убедительно, что Оливер без слов сел за барную стойку. Он сверлил взглядом свою жену и мысленно требовал, чтобы она быстрее закончила, пока его пыл не угас. Миа вымыла последний прибор и положила его сушиться, медленно вытерла руки и села напротив Оливера. – Ты хочешь объяснений… – она закусила губу и опустила взгляд на стойку. Провела пальцем по столешнице. – Сначала я четыре месяца чувствовала себя оскорбленной. Я в положении, я скоро буду мамой, я ношу под сердцем ребёнка своего мужа, а ему всё равно, он занят своими делами. Знаешь, это неприятно. Лучше б ты кричал и требовал избавиться от ребёнка, чем безразлично кивал головой, – она посмотрела ему в лицо. Увидела злобу, которую испытывал мужчина. – На себя так смотри, – фыркнула. Покачав головой и вздохнув, продолжила. – А потом я стала не только оскорбленной, но еще и униженной, брошенной, вообще ненужной. Я пришла с проблемой, я рассказала, что больна, а в ответ услышала – «М, ну лечись». Оливер? – она посмотрела на него. Он кивнул, немного успокоившись от её тихого голоса. – Помнишь нашу свадьбу? – он нахмурился, не понимая, к чему она это говорит, неуверенно кивнул. – Мы произносили клятвы, которые сами писали. Я свою писала, наверное, все месяцы, пока шла подготовка. А ты сколько писал свою? День? Два?

– Причем здесь это?

– Я помню каждое слово в своей клятве. А ты, видимо, забыл, как обещал оберегать меня. Ты обещал мне защиту, поддержку. А потом ты сказал «Ну и что, это же лечится». Я пришла за ОБЕЩАННОЙ ЗАЩИТОЙ к своему мужу. А что я получила? Ничего. То есть, тебе было всё равно, умру я, не умру, с кем останется ребёнок, – Оливер открыл рот, чтобы ответить, но Миа его перебила. – Оправдаться словами «ЭТО ЛЕЧИТСЯ» у тебя не выйдет. Да, потом ты стал внимательным и заботливым. Ты сдувал с меня пылинки, но знаешь… Мм, как сказать-то… Допустим, мы помирились, я родила, у нас всё идеально. Проходит время, ты опять ловишь загон. Всё. На семью тебе плевать. Что делать мне? Я не вижу той защиты, которую ты обещал. Это то, о чём я думала в последние месяцы, когда ты понял, что что-то не то делал. Я думала и поняла, что лучше мне сразу все обрубить. Тогда я точно буду знать, чего ожидать и на что надеяться, чем жить всю жизнь в страхе, что ты в один момент отвернёшься от нас. Теперь ты понимаешь?

– Раз уж мы заговорили о клятвах – ты обещала, что будешь мне доверять, – Миа смогла добиться своего – Оливер окончательно успокоился и говорил с ней таким же тоном, каким говорила она. – Почему ты этого не делаешь? Я не прошу тебя исчезнуть. Тебе не надо уезжать из города, отключать телефон или ещё что. Да ты можешь находиться в соседней комнате, тебе же так проще будет. Ты займешься своими делами, а мы будем заниматься рядом, – он замолчал, чтобы дать Мие возможность осмыслить услышанное. Женщина смотрела на свои руки и молчала, поджав губы. – Прими ванну, нормально позанимайся, а не по-быстрому вечером, когда он спит уже. Поспи, в конце концов. Это ведь и мой ребёнок, я имею право заниматься им. Ну?

– Мм… Ладно, хорошо… Давай попробуем, – Миа тяжело вздохнула, не поднимая глаз.

– Спасибо, – он разглядывал её, подмечая любое изменение на лице. Сейчас он заметил, как едва дернулись губы, глаза наполнились печалью. – Что такое? – она отрицательно закачала головой. – Миа? – негромко позвал он. Женщина кивнула. – За что ты чувствовала вину? – с момента их похода к психологу прошло много времени, а он только сейчас решился задать ей этот вопрос. Миа нахмурилась и посмотрела на мужчину.

– Ты о чём? – непонимающе скривилась.