– Скажи, куда мне идти, чтобы выбраться домой – попросил Тима совсем тихо.
– Направление норд-ост.
– Что?
– Да господи, я же тебе объясняла, что такое норд-ост! Нет, точно объясняла. Ты что, забыл?
– Нет, – ответил Тима, хотя ничего он не помнил. Просто переспрашивать было неудобно, и, если честно, немного страшно. Вдруг она разозлится и будет рычать.
Он развернулся и нагнулся, чтобы пробраться наружу, но его остановил медвежий голос, который снова стал более мягким:
– Подожди, тебе же холодно. Возьми мою шкуру, – и она запустила когти в шерсть на своей груди.
– Да нет, мне совсем не холодно.
– А я говорю, постой.
– Нет, нет! – Тима в ужасе уставился на эту картину, уже видя, как в темноте среди меха на груди поблескивают струйки крови, – мне не нужно, нет!
Он снова бросился бежать, его ноги, «недостаточно сформированные» по словам бабули, мамы, врача, кого там еще, мелькали среди серых стволов, среди совсем уже навалившейся темноты, и он даже не плакал. Кажется, волки были не так страшны, как кровь этой усталой, слабой, бесполезной Медведицы. «Норд-ост», «нарост», «насквозь», и почему он не спросил! Что теперь делать, куда теперь идти?
Тима оказался прямо перед ними. Шесть пар злобных глаз, сильные лапы, уверенная стойка. На какой-то момент Тима подумал, что хотел бы быть таким же, быть одним из них, и ничего не бояться. Вожак снова первым подал голос:
– О, смотри-ка, кто объявился. Ну ты и грязный. В дерьме валялся?
– Точно, в дерьме! – заржали остальные.
– Что, Медведица не помыла?
– Точно, возвращайся, скажи, чтоб искупала тебя!
– Да ей самой помыться не помешает, этой старой грязной…
У Тима перехватило горло. Он вспомнил когти, разрывающие шкуру на груди. Как он сейчас злился на нее, но как ему было ее жаль. Эта болезненная жалость перевесили остальные чувства, и он крикнул так уверенно, насколько мог:
– Заткнитесь, идиоты!
– Как ты нас назвал?… – вожак как будто ждал этого. Волки обошли Тиму кольцом, один из них подло сзади прыгнул ему на спину, схватил за футболку и потянул на землю. Тима упал, и теперь снизу вверх смотрел на оскаленные морды, склоненные над ним. Ему было стыдно, что он такой слабый, что не может прямо сейчас встать и разметать их. Но от этого сил не прибавлялось. Наоборот, он чувствовал, что волки в своем праве. Он всё-таки попытался пнуть ногой наглую морду проходящего мимо крупного самца, но попал вскользь по плечу, и волки только снова заржали.
– Ты тряпка, ну посмотри на себя. Тебя даже бить противно.
Тима вдруг охватила жалость к себе – наверное, самое неподходящее сейчас чувство. Он представил себя, брошенного всеми, маленького, без защиты, без любимой футболки, с ссадинами по всему телу. Хотелось звать Медведицу, но они и ее обидят, никто не сможет защитить его. Тима заплакал, и, видимо, на языке волков это был знак: «бейте меня». В лицо кто-то бросил горсть мокрой земли, удары и укусы посыпались один за одним.
Вдруг в воздухе четко раздались хлопки огромных крыльев. Невероятно большой филин мягко опустился на поляну, заслоняя своими крыльями маленького мальчика. Волки нехотя разбежались, а Тима свернулся калачиком под этими крыльями и плакал навзрыд, как будто он совсем-совсем маленький, не умеет «занять себя», не знает матерных слов, не понимает фразы «такая ситуация».
– Тише, тише, – успокаивал его Филин, это не беда, не конец света. Не бойся, я тебе все расскажу, всему научу.
Спасибо тебе, добрый Филин. Значит, теперь все скоро закончится, и он вернется домой.
Филин перепрыгивал с дерева на дерево, кружил рядом с Тимой, который уже пришел в себя, хотя его еще и мучал невыносимый стыд. Правда, Филин болтал без умолку и отвлекал его от неприятных мыслей:
– Волки,они же такие, все знают. Только стаей и могут охотится, да. Ходят по ночам, шумят на всю округу. По отдельности с каждым поговорить можно, вроде, не глупые. Мечты какие-то у них, цели. А как собьются в стаю – все про дерьмо да самок разговоры. Стая, одним словом. А вот ты не такой, сразу видно, да. Ты одинокий. Ну, в хорошем смысле. Самобытный что ли. Наверное, маме помогаешь, в школе хочешь быть отличником. Тебя волки к себе не возьмут. Тяжело тебе конечно придется, но может и выйдет из тебя чего-нибудь дельное.
– Хорошо, хорошо, Филин, я понял. Но скажи, пожалуйста, когда мы уже придем домой?
– Домой? – от удивления брови Филина поднялись еще выше, – а мне почем знать?
– Но ты же все знаешь, про меня, про волков.
– Да, но где здесь хоть слово про «домой»? – с этими словами Филин спикировал в кусты рядом с Тимом, а когда снова поднялся, в клюве его была пищащая мышь, которую он с тошнотворным усердием перемалывал своим хищным крючком, даже не удосужившись отвернуться.
– Так куда мы идем все это время? Куда ты меня ведешь? – в сердце Тима снова закрались страх и отчаяние.
– Веду? Да черт его знает, куда глаза глядят. Люблю, знаешь ли, поболтать с молодежью. Вы же теперь совсем другие, не то, что мы…
Тима устало остановился, закрыл лицо руками, тяжело выдохнул и уселся прямо на землю где стоял.
– Ну что, опять слезы? Знаешь, мне это уже надоело. Ну, бывай! – и Филин, расправив свои огромные крылья, улетел.
Не нужно было за ним идти! Ну почему он, Тима, такой глупый? С чего он решил, что Филин ему поможет, что он знает дорогу? Нельзя же верить любому, кто поступил с тобой по-доброму. Он побрел по пушистому мху, понимая, что такая влажная земля может быть только около болота. Он вспомнил книгу, которую читала ему мать, про страшную топь, где стоит шагнуть не туда, и ты уже не выберешься без помощи умелого человека. Ну и ладно, и пускай. Может, если он утонет, его наконец-то хоть кто-то пожалеет. Им будет стыдно, что они не проводили его – и дуре-Медведице, и Филину…
Ноги были уже по щиколотку в воде, когда из горла Тима вырвался тихий стон. На небольшой поляне он увидел множество разбросанных вещей, и каждая из них была ему знакома. Здесь была фигурка из желудей и пластилина. Диплом за победу в эстафете. Книга «Волшебник изумрудного города», которую ему читала мама. Тима вспомнил, как она заворачивала его после ванны и укладывала в теплую свежую постель, а потом ложилась рядом, обнимала и читала ему при свете торшера таким мягким голосом. Куда потом пропал этот голос? Вот его первые плавки, в которых он ходил в бассейн. Он так гордился ими, черные, а не цветные, как у малышни. Рисунки, поделки, игрушки. А вот фигурка из конструктора, которую он когда-то собрал маме на День рождения. Она тогда была очень расстроена и даже не рассмотрела ее. А вот… У Тимы перехватило горло. Он же дома, в шкафу – пингвиненок Леля, его любимая игрушка, с которой он никак не мог расстаться. Он уже не укладывал Лелю с собой, но и не выкинул, не отдал. Леля жил на нижней полке его шкафа, был его стыдной тайной.
Тима поднял и прижал к себе пингвиненка, а потом сел с ним у дерева и стал листать книгу, разглядывая снова такие знакомые картинки. Его любимым персонажем всегда был Храбрый Лев. Да, Тима уже в детстве знал, чего ему не хватает. Расплакался при них, тряпка. А вдруг он снова их встретит? Что бы на его месте делал Храбрый Лев? Тима вдруг понял, что ищет источник вдохновения не в фильмах Марвел, не в любимых спортсменах, а в детской книжке. Совсем он не такой, как все. Он маленький и слабый, и совсем не крутой. Такая ситуация.
Уходить с поляны хотелось меньше всего. Эта поляна казалась ему большей частью его, единственным родным местом. Но ведь, наверное, у всех есть такая поляна, и люди не сидят на ней всю жизнь. Даже у волков есть… Что они сделали, чтобы не возвращаться к ней? Порвали рисунки, оторвали головы своим игрушкам? Тима крепко взял страницу, на которой Храбрый Лев готовился кинуться на саблезубого тигра, и потянул, но потом остановился. Вместо этого он бережно закрыл книгу и положил у дерева. Сюда же в стопку он собрал рисунки и дипломы. Усадил роботов так, что они словно вели дружескую беседу. Отремонтировал подаренную матери фигурку и посадил в центр круга роботов. Все вещи, каждая мелочь были собраны под деревом. Так аккуратно даже в его комнате никогда не было. Потом он взял Лелю. Нет, не хотел он оставлять его здесь. Леля пойдет с ним, решено. Что скажут волки, когда увидят его с игрушкой? Да все равно, хуже уже не будет. Тима в последний раз окинул поляну взглядом, а затем развернулся и пошел обратно.
