Луорветаны собираются вместе- и богатый, и бедный, и удачливый, и не очень. Разбиваются на специальные артели, выбирают охотничьих распорядителей. А потом добыча делится поровну между всеми участниками. Урдах всегда принимал участие в тиэкэнах, что позволяло довольно сносно прожить первую половину зимы. Беден был Урдах, но все-таки охотник известный, уважаемый. Неоднократно бывал распорядителем тиэкэна на своем участке. Как и его старший сын Стах когда-то. Говорили, что Стах будет даже более удачливым охотником, чем отец. Но нет больше Стаха, и Урдах потерял свою удачу.

Но на тиэкэне есть только общая удача, и неудача Урдаха перевешивалась удачей остальных, почему ему и доставалось ровно столько же, сколько и всем. Однако в этот раз, луну спустя после визита Улемданара Шита, Урдах не смог отправиться на одно из мест сборов у переправ.

Все это время Руоль не переставал размышлять о Высоких. «Улымдаанырши», повторял он, почему-то запомнив непонятные слова. Что бы это значило? Имя духа? Заклятие? Проклятие? Кто они? Зачем пришли? Это были злые или добрые?

Ответ на последний вопрос пришел как раз в начале луны Тиэкэн.

Пришлые нагрянули как неожиданный порыв хауса, и ускакали, оставив бедствие. А за что? Может, просто потому, что такова их природа. Так или иначе, следом за ними пришел мор. Естественно, Руоль связал одно с другим.

Почти одновременно слегли вдруг Урдах и Айгу. Очень быстро ослабели и почти не могли шевелиться. Лежали, потемневшие лицами, покрытые язвами. Ясно, ими завладели злые духи.

Урдах сказал сыну:

– Хватит, Руоль, не ходи больше за нами, мы уже скоро умрем. Бери сестру, и скорее бегите отсюда. Ничего не берите, ничего не трогайте. Ведь я теперь понял, что это такое. Черная Беда, сынок.

– Это все Высокие! – закричал Руоль. – Они наслали!

– Уж я не знаю, – слова с трудом давались Урдаху. Он страшно изменился, стал ужасен лицом, мука поселилась во впалых глазах. – Да и так ли это уже важно?

– Важно! Я найду шимана! Спасу вас!

Урдах слегка качнул головой.

– Нет. Да и не успеешь. И нельзя тебе сюда возвращаться. Уходите. Беда может перекинуться и на вас. Мы умрем надеясь, что вас, таких молодых, не тронет Черная Старуха. Мы надеемся.

– Что ты говоришь, отец! Отец!

– Бегите! Это мое последнее повеление. Исполни его. Бегите, не оглядываясь.

Руоль закричал, и залилось слезами его перекошенное лицо.

– Иди! Позаботься о сестре. Ты справишься. Нет, не дотрагивайся. Иди! – голос Урдаха прозвучал твердо, властно.

Руоль отшатнулся, посмотрел, объятый ужасом, на ослабевших ногах двинулся к выходу.

В этот момент с улицы вошла Унгу.

– Ну вот, – сказала она, глядя на родителей с печалью в глазах, но стараясь бодро улыбаться. – Сейчас варить буду. Жирным вкусным бульоном кормить стану.

Руоль схватил сестру за руку.

– Пошли.

– А? – она непонимающе посмотрела на него. – Что с тобой, братик?

Руоль вытолкнул ее наружу, вышел сам, полог за ними закрылся.

– Прощайте, деточки мои, – прошептала Айгу.

– Пусть добрые духи будут с вами, – вторил слабеющим голосом Урдах.

…Руоль тащил за руку упирающуюся, громко рыдающую сестру. Уже темнело, скоро наступит холодная ночь. Они одни в пустой море. Нет дома, ничего нет. Только друг друга еще не потеряли.

Руоль остановился, прижал к себе ревущую сестру. Холодный ветер обжигал его, стылый воздух пронзал. Теперь Руоль действительно повзрослел. У него есть сестра, он будет о ней заботиться. Они выживут. Обязательно.

– Ничего, Унгу, – сказал Руоль. – Ничего, сестренка.

А позади них, там, где был их дом, возникло высокое пламя. Пожирающее, очищающее пламя.

– Пойдем, Унгу. Будем искать себе новый дом.

Слова были горькими слезами. Вокруг бескрайняя неприветливая мора.

Опять Руоль проснулся с головной болью. Долгое время лежал, расслабившись, гнал от себя ночные наваждения. Словно наяву видел, как пятятся обратно во тьму, злобно шипя, жестокие его духи.

Позже он вышел наружу, окунулся головой в сугроб, а потом сидел у входа в пещеру, под козырьком, подальше от сквозняка, рвал зубами холодное мясо и думал уже о настоящем. Опять радостно, не по-зимнему сверкает солнце. Сегодня Руоль пойдет за озеро и углубится в прямоствольный лес на южной стороне. Там он еще не хаживал. Посмотрит, где кончается долина. Возможно, сразу за долиной и весь Архатах начинает спуск, и тогда, быть может, с высокого склона Руоль увидит далекий, загадочный, темный как кровь Турган Туас. Опасное, но притягательное, должно быть, зрелище.

Руоль торопливо закончил свою трапезу, вытер губы и сказал самому себе:

– Хо! Вперед, неугомонный!

Прекрасна долина Руоля на могучей седловине Архатаха!

Через десять лет после Руоля здесь, в этой самой долине и в этой самой пещере на берегу озера разместилась главная ставка разбойной вольницы Тирги Эны Витонис, некогда представительницы знатного рода Верхней, впоследствии более известной под именем Мятежная Тирга. Отсюда, во исполнение клятвы не давать покоя лживым городам Великого Хребта, совершались ее молниеносные набеги.

Сама же ставка долгое время оставалась убежищем тайным, ибо не так уж мал Архатах, и еще более незаметна на нем долина Руоля.

Вот один из эпизодов из жизни Тирги Эны Витонис, связанный с ее пребыванием в этом месте десять лет спустя.

Лес дремал в осенней тишине; вода в озере была темной, холодной, морщилась под порывистым ветром и отражала в себе низкие стальные тучи. Деревья стояли пожелтевшие, кусты оголились. Хмурое утро.

Запахивая поплотнее куртку, Тирга вышла из пещеры, остановилась на каменистой площадке, стала задумчиво смотреть на стылую воду в озере. Сегодня длинные светлые волосы Тирги не заплетены в косы, голова не покрыта боевым шлемом, ветер беспечно играет прядями.

Пока отряд отдыхает на Квартирах, как называют они меж собой эту укромную пещеру. Ожидание вестей. Разведчики рыскают где-то в районе Верхней. Тирга не знает, куда бы еще нанести удар. Впрочем, людям полезен небольшой отдых.

Глядя на темную воду, на замершую в ожидании зимы природу, Тирга думала о смерти. Мы бьемся, погибаем, а есть ли толк? Что изменится?

Такие мысли, впрочем, не слишком часто посещали Тиргу, и обычно в такую вот погоду, и были они признаком хандры, к чему, вообще-то, Тирга не была склонна.

Но сегодня хандра была спокойной- просто печаль внутри. Какое утро, такие и мысли. И еще, быть может, мрачное, тоскливое пение Сагура Шартуйлы навевает.

Шартуйла- уроженец Той Стороны, некогда простой крестьянин, а ныне прожженный боец, один из командиров под началом Тирги, сидел у входа в пещеру и негромко напевал, старательно и с любовью чистя свое ружье.

Солнце над миром взойдет

Лучами нового дня.

Кто-то тебя найдет,

Но это буду не я…

Ну что ж, подумала Тирга, отрывая взгляд от воды, ее черной бездонной глубины, умрем все. Но свой путь мы пройдем до конца.

Повернулась спиной к озеру, бодро, с улыбкой воскликнула:

– Эй, Сагур, не нагоняй тоску!

Шартуйла засмеялся.

– Прикажете веселенького спеть?

– Спой веселенького.

– Э-э… а чего бы спеть? Я веселого только про девок знаю.

– Да хотя бы.

– Ну так приготовьтесь заткнуть уши.

– О! Что так? Из-за твоего голоса или содержания?

– Хе, из-за того и другого.

Но петь Сагур не стал.

– Я тут все хотел спросить…

– Ну спрашивай, – глаза Тирги сузились.

– Нет ли каких известий? Куда он вообще ушел?

– Ушел, – Тирга покачала головой. – Пока рано об этом говорить.

– Простите, госпожа.

…А позже вернулся кое- кто из разведки. Это тоже был один из старых бойцов, тоже уроженец Той Стороны. Звали его Висул Дарходка.