Теперь, двадцать одну зиму спустя, Руоль криво усмехнулся, повернул голову и больше уже не оглядывался.

Впереди вырастал Турган Туас- Великий Хребет.

Жизнь на бескрайних просторах моры текла как всегда: в вечном движении день и ночь, тепло и холод. Сражался изначальный орон Хот с жестоким Белым Зверем из нетающих льдов. На земле, над землей и под землей обитали духи. Шиманы, превращаясь в неведомых существ, общались с ними или сражались. Кто-то рождался, кто-то умирал. Приходили долгие- долгие зимы, которые сменялись скоротечным теплом.

Улеглись связанные с Руолем волнения, и как будто смирился князец Ака Ака. Впрочем, иногда он вспоминал, и глаза его загорались былой яростью.

Но ненависть тлела, тлела и поутихла за повседневными заботами. Давно уже ненавистный Руоль не занимал всех помыслов Аки Аки, хотя для него, конечно, всегда оставался темный уголок в глубинах души. Князец всегда не очень хорошо помнил по прошествии времени лица даже тех, кого близко знал, но это не значило, что он совершенно забыл. Будет помнить всегда, даже если злодей сам наказал себя, даже если он давно мертв.

В тот злосчастный Эдж, когда Руоль покинул мору, загадочный шиман Тары- Ях снова навестил Аку Аку. Саин умирал, и никто не мог ему помочь. Злодей гулял на свободе. Ярость князца бурлила на самом пределе и готова была политься за край, навсегда вгоняя в безумие. Но пришел Тары- Ях, и вновь Ака Ака испытал трепетный страх. Но было и еще кое-что- некое облегчение. Неожиданно стало почти спокойно на сердце, расслабились дух и тело, схлынула багровая пелена с глаз.

– Его больше нет в море, – сказал шиман. – Говорю тебе затем, чтобы ты прекратил поиски и не гонял, не мучил понапрасну людей.

– Умер? – не понял князец. – Сдается мне, ты врешь.

– Ака Ака, ты поглупел? Я не сказал, что он умер. Он ушел.

– Куда это? От меня не уйдет!

– В Турган Туас, Ака Ака.

– Что? – вскричал князец. – Откуда знаешь?

Шиман только глянул на него из-под седых бровей. Ака Ака закрыл лицо руками, почему-то сразу поверив и поняв, что Руоля уже не достать.

– А ведь я когда-то… – проговорил он медленно.

– Знаю, – кивнул Тары- Ях. – Жил там.

– Жил?

– Был рабом. Знаю. Несладко тебе пришлось.

– Но я прошел через все. И я вернулся.

– С женой.

– Ишгра… так ее звали?.. Ишгра…

– Послушай меня еще, Ака Ака, – сказал шиман, внимательно глядя на князца. – Недавно я видел… сам знаешь кого. Ничего не изменишь, ты должен смириться.

– А! – взвился князец. – Но… но… нет, не хочу ничего слышать! Ни слова об этом!

Тары- Ях пожал плечами.

– Это уже произошло. Ты знаешь.

– Я же сказал, хватит! Да, я знаю!.. Проклятый Руоль! Пусть он сгниет, пропадет в Турган Туасе! Так и случится. Луорветану там не место. Уж я-то видел. Нет, он не выживет…

Тары- Ях задумчиво смотрел на него, печальная улыбка таилась в его белой бороде.

Как-то накануне зимы стали говорить, что умерла могущественная шиманка Кыра. Почему это произошло, никто не знал, но ходили самые разные слухи. Смерть шиманов никогда не бывает обыденной. Однако было известно, что перед смертью Кыра находилась в местности у ручья Юкла, что на западе, почти у самого края больших болот. Есть там небольшой холм, в котором когда-то находились иной раз металлические предметы. На вершине холма стоят два очень старых, давно высохших дерева. Между ними, дескать, и велела шиманка Кыра зарыть себя- вертикально, лицом к восходу солнца, – а сверху положить белый камень. И говорят, шиманка сказала, что два мертвых дерева по сторонам ее могилы к следующему теплу оживут, зазеленеют.

…Узнав о смерти Кыры, другой известный шиман- Оллон- пустился в дальний путь- на запад, навестить могилу великой шиманки. Он достиг кургана, когда в полумгле сыпался с низкого неба сухой колкий снег. Показалось Оллону, некие тени шевелятся, пляшут на холме.

Кружился снег, кружилась подступающая ночь. Шиман приблизился, когда уже совсем стемнело, а снег продолжал идти, и задул хаус- пронзительный ветер. Оллон решил не подниматься к могиле сходу, остановился у подножия холма.

Неподалеку жила старуха- кликуша по имени Ульпа. В снежную ночь она нашла шимана Оллона, ворвалась в его походный торох и упала прямо на расчищенную от снега землю. Оллон уже мирно спал возле тлеющего очага и поначалу шибко перепугался- показалось, это дух какой-то явился за ним.

Шиман завизжал, переполошились в другом торохе его помощники, а кликуша Ульпа задергалась и закричала голосом умершей Кыры:

– Шиман! Зачем пришел к моей могиле?

Потрясенный Оллон открыл было рот, но Ульпа продолжала дергаться, закатывать глаза и глухо, словно из глубокой ямы, говорить:

– Если хочешь получить ответы, поднимись на холм сейчас же. Окропи белый камень кровью тюнтэса. Никто не забивал жертвенного орона при моей смерти- здесь живут не богатые люди. А у тебя оронов много. Выбери лучшего. И оставишь его на могиле, не тронув. Моя жертва будет принадлежать мне. Делай, как я говорю.

Затем старая Ульпа поднялась и уже своим голосом попросила:

– Дайте покушать.

Перестав обращать на нее внимание, Оллон повернулся к помощникам, испуганно заглядывающим в торох, крикнул на них:

– Чего встали? Выберите какого-нибудь олья из упряжки, не коренного, конечно. Нож мне, одежду теплую, попрочнее ремень. Один пойду, будете здесь ждать.

Только после этого он как бы случайно заметил растрепанную Ульпу.

– Иди домой, – брезгливо сказал Оллон. – Нет ничего.

…Кружился снег, завывал ветер, и шиман брел к вершине кургана, ведя за собой понурого ирги- олья- самца, назначенного тюнтэсом. Наверху Оллон привязал орона к дереву, прислушался, вгляделся. Во тьме летел снег; мерещилось, постанывали черные тени двух деревьев с развешанными на замерзших ветвях лентами шкур. Шиман в некотором волнении согнул неловкие, ноющие в стужу ноги, упал на колени и стал руками разгребать сухой рассыпчатый снег. Вскоре обнажилась каменная плита, покрывающая могилу. Руки в толстых варежках старательно очистили ее от снега. Потом шиман с кряхтением встал и посмотрел сверху. В темноте казалось, что это не плита, а некий провал в черную бездну. Шиман снял рукавицу, провел рукой по лицу, взялся за нож.

…И вот горячая, дымящаяся кровь упала на камень. Оллон стал трясти руками, головой и невнятно бормотать. Потом он сам упал и что-то заскулил; над ним вихрились снежные льдинки, будто осколки разбитого неба, и тянулись во все стороны корявые голые ветви застывших в ожидании деревьев.

Оллон поднял голову, и привиделось ему как наяву, что вокруг него все светится. И из того света выступила вдруг нечеткая фигура шиманки Кыры.

– Говори.

Оллон приподнялся, облизал губы и заговорил:

– Слава твоя и сила были велики.

– Они и сейчас.

– Да- да… Я пришел навестить тебя.

– Зачем?

– Как шиман к шиманке, которую всегда ценил и уважал, пришел к тебе. Люди обращаются друг к другу за советом и поддержкой…

– Понятно, – сказала сверкающая тень. – Что ж, говори.

– Кажется мне, Ака Ака теряет ко мне уважение.

– Да?

– Я могучий шиман, это все знают! Но… Тары- Ях… Ненавижу Тары- Яха!

– Чего ты хочешь?

Заслезившиеся глаза Оллона прямо посмотрели на светлый призрак.

– Хочу быть самым первым.

Показалось, тень слегка улыбнулась. Шиман призадумался, лицо его дернулось.

– Я хочу знать, должен ли я вызвать Тары- Яха на поединок? Могу ли я?

Послышался намек на звонкий смех, рассыпающийся звездочками в золотом сиянии.

– Ты сомневаешься? Почему ты вообще говоришь со мной обо всем этом?

– Мертвым шиманам ведомо многое. Я хочу победить.

– Я скажу тебе, шиман. Поединок состоится именно тогда, когда ты скажешь себе, что сейчас самое время.

– И победа будет за мной?

– Случится так, как должно быть.