Теперь он был свободен. Ни калут, ни наемный рабочий, вообще никто.
Ака Ака ясно дал понять, что гонит его прочь и надеется никогда больше не увидеть. Живи как знаешь.
– Ох-хо… да… – вздохнул Тынюр, почесывая шапку на затылке.
Они стояли с Чурой- печаль на лицах- и издали смотрели на богато раскинувшееся стойбище.
– Во дела, старуха! – на плоском лице Тынюра вдруг появилось лукавое выражение. – А все-таки мы победили Аку Аку! Запугать не смог, пришлось отпустить.
– Что болтаешь? Похваляешься, дурак безмозглый! Выгнали нас просто, вот и все. Как жить теперь будем?
– Не беда, проживем. Всегда ведь жили.
– Ничего не понимаешь! Еду ты от кого получал?
– Да… а может, вернуться? Простит еще, а?
– Дурак опять! Простит! Не знаешь ты Аки Аки. Радуйся, что хоть живым ушел. Нет уж, лучше убираться пока целы.
– Правильно говоришь, старуха. Все равно проживем. Я ведь охотиться стану.
– Охотник из тебя…
– А чего! Не совсем еще старик.
Они продолжали спорить, пока Тынюр вдруг не брякнул:
– А ведь это из-за Руоля все.
Чуру сразу изменилась в лице.
– Ты Руоля не трогай, глупый ты старик. Он нам как сын был.
– Да, – кивнул Тынюр, и на глаза его даже слезы навернулись. – Неужели он правда содеял все, о чем говорят? Даже слушать страшно. Не верится что-то.
– И знать не хочу! – воскликнула невысокая, полная Чуру. – Ему, своему сыну стану верить. Что остальные говорят- неинтересно.
– Ну… Э, старуха, а ведь правильно говоришь. И все равно, ты меня не вини, что нас прогнали. Мы же и знать ничего не знаем. Злой просто он, наш князец.
– Эх, Тынюр… Пойдем-ка домой. А завтра в путь тронемся. Подальше отсюда. Не хочет нас видеть Ака Ака, так и мы его не хотим.
Они медленно пошли прочь от огромного стойбища к холодной, давно нетопленной юрте, примостившейся у берега реки поодаль от остальных жилищ.
– Вернет Ака Ака наших олья? – хмурилась Чуру. – А-то как поедем?
– Калуты сказали, пригонят. На присмотр ведь взяли. Дождемся. Неужто позарятся на чужое?
Чуру, покачав головой, сочувственно взглянула на мужа.
– Еще как позарятся. Но на этот раз вернут, наверное. Чтоб спровадить подальше да поскорей. – Чуру вдруг всхлипнула, поднесла руку к глазам. – Так и вижу: наши орончики, бедняжечки, совсем задохленькие, некормленые!
Тынюр обернулся; стойбище еще не скрылось из виду.
– Смотри-ка, старуха! Там плетется кто-то. Оттуда.
В их сторону из становища Аки Аки, сильно шатаясь, медленно брел человек. Маленькая темная фигурка- ничтожная на огромном просторе.
– Кто это?
– Дождемся?
– Надо ли?
Все же они оставались на месте, и прошло какое-то время прежде чем Тынюр, узнав, воскликнул:
– Да ведь это Тыкель!
– Тыкель! Тыкель! – закричали они, двинувшись навстречу.
Он был совсем плох, почти неузнаваем, еле держался на ногах.
– Тыкель, неужто и тебя отпустили? А мы уж думали…
– Отпустили, – нахмурился старик, – и я вижу в этом какую-то беду для Руоля. Спроста ли отпустили?
– Хочешь сказать, его поймали? – в страхе промолвила Чуру.
– Не знаю. Нет, вряд ли. Почему бы тогда меня отпустили? Но все равно плохо, неспокойно в груди. Надеюсь, он спасется. Или… – какая-то мысль мелькнула в его глазах, и на измученном лице даже появилась мимолетная улыбка. – Может, думают, что я выведу на него. Если так, они обманулись. Тогда хорошо.
Старый Тыкель приободрился, немного выпрямился, чуть увереннее держался на ногах.
– И хорошо, что я вас встретил, – сказал он. – Помогите до дома дойти. Тяжело что-то самому.
– Э-э-э… – начал было Тынюр, неловко топчась на месте, но Чуру быстро перебила:
– К нам пойдем. Лечить тебя стану. Никак, разбираюсь в травах, хоть и не шиманка. Не хуже иных. Сам знаешь, скольких вылечивала. Нельзя тебе теперь одному. У нас будешь.
– Да и нет у тебя больше жилья, – брякнул Тынюр. – Пожгли все, как только тебя взяли. Добро калуты прежде растащили. Сами слышали, как говорили, что не больно-то много у тебя оказалось, жаловались, проклятые.
Тыкель остановился, поддерживаемый под локоть более молодым Тынюром, снял рукавицу, провел рукой по лицу, усмехнулся.
– А и сам должен был догадаться.
– Значит, с нами пошли, – решительно сказала Чуру. – Куда тебе одному-то. Не бросим. Ака Ака нас прогнал, собираемся уезжать отсюда. Вместе поедем, втроем-то веселее. Уж как-нибудь проживем. Тепло вот скоро, легче будет.
– Да, вместе проживем! – воскликнул Тынюр и погрозил назад кулаком. – Узнает еще Ака Ака!
Старый Тыкель утер слезы, молча, с благодарностью посмотрел на супругов. Потом все они медленно побрели дальше.
Есть на вершине вытянутой, сглаженной гряды Архатаха чашеобразная впадина- красивая долина, окруженная прямоствольными деревьями, а в центре той долины- чистое озеро. Прекраснейшее, живописное место, и довольно укромное, к тому же. Защищенное от ветров деревьями и склонами Архатаха, укрытое и от людей. Во всяком случае, тогда о ней мало кто знал, поскольку край этот вообще был почти безлюден. Но Руоль пришел сюда и, хотя все вокруг еще было завалено снегом, и озеро не вскрылось, оценил красоту этого чудесного места и понял, что будет здесь жить. К тому же, вокруг было много лувикты, которую ороны без труда добывали из-под снега.
– Конец пути, – сказал Руоль. – Вот наш новый дом.
В словах сквозила печаль, но в душе он даже порадовался, что, скорее всего, отыскал лучшее место на Архатахе. Значит, есть еще благосклонные к нему духи.
Лес неподвижен, еще не проснулся, и безмолвен искрящийся снег. Такая первозданная тишина вокруг. Кажется, от начала времен не ступала здесь нога человека. Руоль подумал: а может, оно священно? Может, тут издревле живут какие-нибудь духи, а человеку не место? Нет, все-таки духи привели его сюда, теперь он в этом уверился. Этот край сам ему открылся. Но Руоль обязательно принесет жертву местным духам, чтобы соседство было мирным.
Так Руоль и поселился в прекрасной долине, и думал, что навсегда. Она так и называется- долина Руоля, – но в те годы была безымянной.
На одном из крутых озерных берегов Руоль обнаружил большую, скрытую от возможных посторонних глаз пещеру, которой в будущем предстояло стать очень знаменитой- в основном, стараниями Тирги Эны Витонис, известной также как мать Шагреда, но начало положил именно Руоль.
В пещере он жить не стал, но поставил торох у самого входа, под низким козырьком, и жилище его тоже стало незаметным.
Первое время он опасался пещеры, не зная, какие духи там скрываются. Принеся жертвы, набравшись храбрости, он все-таки решился исследовать пещеру. Ни в какие злые глубины она не вела, а заканчивалась после нескольких залов и коридоров, лишь узкий лаз вел наружу в другом месте где-то в лесу.
Руоль успокоился. И стал жить. Исследовать свой новый дом. Восхитительная долина. И духи совсем не тревожат. Разве что те, которых он притащил с собой из тьмы прошлого. Эти- да. Эти не дают покоя и никогда не дадут. День за днем они пожирают, и не нужно им другой жертвы- эта и так достаточно кровава.
Как бы это было, если бы к нему вернулся покой? Как можно вспоминать и не испытывать боли?
Ороны безмятежно спали на мягких подстилках внутри пещеры, где почему-то постоянно сохранялось тепло, словно сама горячая печень Архатаха согревала каменные стены. А Руоль, ложась спать, всегда знал, что, как бы не утомился за день, все равно не сможет заснуть так быстро, как хотелось бы. Опять лежать в темноте, опять видеть лица. А духи будут вновь и вновь терзать его.
А когда уснет- там будет то же самое.
Тяжело жила семья охотника Урдаха- много испытаний, много тягот выпало им. Тяжко. Но так жили большинство луорветанов.
И не ведал Урдах, не ведала жена его Айгу, не ведали сын их Руоль и дочь Унгу своего будущего. Но оно подкралось.