Она вытащила ключ из сумочки и выжидающе посмотрела на Хора.

Атака сорвалась.

— Если ты считаешь нужным… — Он пожал плечами. — Пойду, конечно.

Что еще оставалось делать!

Несмотря на ранний час, они застали Киршнера в комитете. Он уже знал о случившемся с Максом. Киршнер не стал прибегать к сомнительной помощи слов утешения. Он был с Мицци откровенен.

— Я пока сам еще ничего не пойму. Хорошего в этой истории, конечно, мало. Вишь, как все наши «друзья» захлебываются от восторга, — он кивнул головой на стопу реакционных газет, лежавшую у него на столе. — Для них это сущий клад… Одно только я знаю твердо: Макс ни в чем не виноват. А раз так, то вскоре недоразумение выяснится, и его выпустят на свободу. Главное сейчас для нас — не терять головы и не поддаваться ни на какие провокации.

— Вот видишь, Карл, — Мицци взглянула на Хора. — Ты был неправ.

— А что же ты говорил? — заинтересовался Киршнер.

Хор не мог отмолчаться.

— Я считаю, что нужно предпринять какие-то шаги для освобождения Макса.

Киршнер пожал плечами.

— Согласен. Но пока еще мы слишком мало знаем. Вот выяснится обстановка, тогда сделаем все, что от нас зависит, для быстрейшего освобождения Макса… Да, да, быстрейшего, — подчеркнул он. — В том, что Макс рано или поздно будет освобожден, я абсолютно уверен.

Больше всего Хор опасался, как бы Мицци не вздумала вдаваться в подробности их разговора. Но она больше ничего не сказала, и он успокоился.

Хор проводил Мицци до выхода.

— Где ты будешь в течение дня? — спросил он. — Возможно, поступят новости о Максе. Как тебе их передать?

Мицци встрепенулась:

— Ты думаешь, еще сегодня могут быть новости?

— Не исключено. Киршнер, вероятно, позвонит в Будапешт.

— Сейчас я пойду на телефонную станцию, отпрошусь домой на сегодня… Какая я сейчас работница! — Она слабо улыбнулась. — Очень прошу тебя, Карл, если что будет, — обязательно зайди. Я буду ждать…

Хор вернулся в помещение комитета и, остановившись у окна, погрузился в глубокое раздумье. Обработать жену Макса Гупперта оказалось тяжелее, нежели он рассчитывал.

На его плечо легла чья-то рука. Он вздрогнул и обернулся. Это был Киршнер.

— Чего задумался? О Максе, да? Не печалься, все будет хорошо… Скажи, Карл, ты не забыл? Ведь завтра воскресенье.

— И что же? — не понял Хор. И тут же хлопнул себя ладонью по лбу:

— Забыл! Ей богу забыл!

— Вот видишь, — упрекнул его Киршнер. — Что теперь делать?

— Так ведь в моем распоряжении еще целый день. Успею.

— Сколько у тебя осталось билетов?

— Штук двести. Да вы не беспокойтесь. Все раздам…

Речь шла о билетах на общегородское собрание сборщиков подписей под Стокгольмским воззванием. Оно должно было состояться завтра на зимнем стадионе. На их район пришлось около шестисот билетов. Четыреста из них уже были розданы заводским комитетам сторонников мира.

Хор вытащил билеты из шкафа и стал составлять список. Клуб молодежи — двадцать штук, комитет сторонников мира служащих почты — шесть, союз демократических женщин…

Он почему-то вспомнил, что помещение союза женщин находится совсем рядом с резиденцией полковника Мерфи. Интересно, увидит ли его полковник, когда он будет заходить с билетами в союз?

И тут ему пришло в голову, что Мерфи может заинтересоваться билетами… Двести человек… Если подобрать решительных ребят, то они смогут основательно повлиять на весь ход собрания. И оно может стать очень бурным. Особенно, если поднять на нем такой вопрос, как арест венграми лучшего сборщика подписей Макса Гупперта…

Подать полковнику эту мысль? Может быть, тот станет к нему еще благосклонней. И то, что он говорил насчет Эдны… Да, да! Сейчас же к нему!

Хор сказал Киршнеру, что идет раздавать оставшиеся билеты. Потом ему нужно зайти в редакцию, так что в комитет сегодня он не вернется. Они встретятся завтра на митинге.

…Идея Карла Хора нашла у полковника Мерфи поддержку. Он дополнил ее еще несколькими важными штрихами.

— Имейте в виду, Хор, жена Гупперта должна обязательно выступить, — приказал полковник. — Без нее мы не добьемся нужного эффекта. Я понимаю, вам тяжело… Но пусть это будет даже совсем безобидное выступление. Следующий оратор сможет истолковать ее слова так, как нам требуется. Главное, чтобы она выступила. Итак, первым выступаете вы, затем жена Гупперта, вслед за ней ваш депутат. Ребята поддержат…

Полковник второй раз за сегодняшний день подал Хору руку и с чувством пожал ее. Из «Тридцать шестого» выходит дельный работник, честное слово! Чего стоит хотя бы эта идея с билетами.

С тем, кого Мерфи называл «ваш депутат», Хор договорился быстро. Этот старик-пенсионер, который в самом деле когда-то являлся депутатом парламента, был введен в состав комитета благодаря настояниям Хора. Пользы от него не было никакой. Единственное, на что он был способен — это произнесение речей. Говорить он любил и, надо отдать ему справедливость, умел.

Старик знал, что в комитете многие настроены против него. Особенно он не любил Киршнера, как, впрочем, и всех коммунистов. Поэтому, когда Хор разъяснил ему, что от него завтра потребуется, он с радостью согласился.

— Я уже давно пришел к выводу, что с коммунистами пора кончать дружбу, — став в привычную позу оратора, заявил он. И тут же поделился с Хором только что созревшим у него планом:

— Мы создадим новый комитет сторонников мира, без коммунистов.

Хор горячо поддержал его. Он был уверен, что такое предложение очень понравится Мерфи.

К Мицци Хор зашел почти в полночь.

— Завтра у нас митинг, — сказал он. — Тебе придется выступить. Вот текст.

Он развернул припасенную бумажку. В ней было от имени Мицци очень коротко сказано о том, что она все свои силы отдаст делу борьбы за мир. Она очень сожалеет о недоразумении с Максом и надеется, что друзья помогут ей вернуть мужа целым и невредимым.

— Для чего это? — удивилась Мицци.

Хор пожал плечами:

— Я тоже доказывал Киршнеру, что ни к чему, но он настаивает на своем. Говорит, что если ты выступишь в таком духе, врагам невозможно будет использовать твое имя для разных темных спекуляций. Ты заткнешь им глотку своим выступлением.

— Ну, если только так…

Мицци спрятала бумажку в сумочку.

— И еще, Мицци… Прошу тебя, забудь наш утренний разговор. Я был, конечно, неправ. Но, понимаешь, я так расстроился…

— Понимаю, понимаю, — мягко сказала Мицци и ласково посмотрела на Хора: — Мне казалось, что ты за последнее время стал чуждаться нас с Максом. А ты, оказывается, хороший и преданный друг, Карл.

Они условились, что на собрание пойдут вместе. Завтра Хор зайдет за ней в половине двенадцатого.

Максу Гупперту казалось, что прошла уже целая вечность с тех пор, как его привезли в тюрьму. Но Марцингер говорил, что Макс находится в камере не более двух суток. Ему можно было верить: за долгие месяцы заточения он научился прекрасно ориентироваться во времени.

Макс не строил себе никаких иллюзий. Его похитители не будут возиться с человеком, который для них абсолютно бесполезен, более того, опасен — «молчит только труп». Макс прекрасно понимал, что ему грозит смертельная опасность. Но еще больше угнетала его мысль о том, что, когда он будет умирать здесь, в тюрьме, от рук палачей, бессильный что-либо предпринять против них, — там, на свободной венгерской земле американский разведчик, прикрываясь его именем, будет безнаказанно творить свои гнусные дела.

Минутами Макс ясно представлял себе, как его двойник, самодовольно улыбаясь, расхаживает по улицам Будапешта. Он скрипел зубами от бессильной ярости. Ах, если бы можно было известить товарищей о том, кто уехал в Венгрию вместо него! Но как подать весточку из этой каменной могилы?

Лежа на своей цыновке, Марцингер из-под полуопущенных век наблюдал за Максом. Да, плохи дела у парня. Эти гангстеры постараются покончить с ним. Несчастный случай или еще что-нибудь…