Инна решила проблему неординарно и просто: зашла в магазин для взрослых и купила все, что могло помочь ей лично в достижении цели, а также порадовать Никиту разнообразием.

Их отношения длились два года. Инне очень нравилась роль хозяйки московской квартиры. Она с удовольствием готовила, убирала, стирала – чувствовала, что держит бразды правления в своих руках. Никита был покладистым и неприхотливым, ел все и не обращал внимания на ворчание Инны на разводимый им беспорядок. Целыми днями он играл в компьютерные игры.

Мама Инны завела дружбу с проводницей поезда и регулярно передавала дочке домашние гостинцы. Инна поначалу возмущалась и не хотела ездить на вокзал и таскать тяжести. Потом оценила удобство иметь под рукой домашнюю тушенку, квашеную капусту, сало, маринады и прочее. Категорически отказалась только от смальца. Она купила две красивые сумки, чтобы не разъезжать с клетчатыми баулами, и просила маму передавать чуть-чуть, чтобы не приходилось надрываться. Так две сумки ходили от мамы к Инне непрерывным круговоротом. Со временем Инна сообразила посылать на вокзал Никиту и все стало еще удобнее. Никита с удовольствием ел гречку, картошку или макароны с тушенкой, хрустел капустой, перекусывал салом. Всем хорошо! А какая экономия! Инна каждый сбереженный рубль тратила на себя. Стала хорошо одеваться, купила приличные сумочки и обувь.

Все бы ничего, Инна готова была и дальше пресекать свое желание иметь нормального мужика с нормальным «инструментом», если бы не Никита. Он оказался до невозможности легкомысленным и ленивым. Инна работала с четвертого курса, а Никита только играл, хотя закончил учебу на год раньше. Он жил за счет родителей, уверяя их, что не может найти работу по душе. Инна знала, что не искал. И что ужасно, не желал меняться, говорил, что его все утраивает. Еще он не хотел жениться, а Инне нужна была прописка. У нее стало появляться чувство, что она зря теряет время.

Родители Никиты, в конце концов, перестали ссужать ему деньги, устав от его безделья. Никита плотно сел на шею Инны, и она сказала, что если он не изменится, то она уйдет от него. Никита выдал разнонаправленные реакции на эту угрозу: да куда тебе идти? что вы все от меня хотите? вали! дай мне время!

Инна подождала два месяца, потом собрала вещи и ушла на съемную квартиру.

– Ты не вернешься? – жалобно спросил Никита, перед тем, как она закрыла дверь.

– Вернусь, когда у тебя будет дом с белой гостиной, – твердо сказала Инна.

Белая гостиная стала ее мечтой недавно, но всерьез. Она увидела ее в кино, и квартира в духе профессора Преображенского померкла. Белая гостиная своей современностью, свежестью, новизной и простором соответствовала внутренним стремлениям Инны к светлому счастливому будущему, которому она сама положит начало. Инна вдруг почувствовала неприязнь к старым вещам, потертым персидским коврам и пыльным диванам. Чужая энергетика. Наследовать ей некому, значит, чужая. Да нужен ей всякий негатив?! Только новое! Все сначала! Зарядить каждую вещь собой. Инна поняла, что хочет жить именно в такой обстановке. Хотя и прежнюю мечту было жаль. Жаль терять мечту о преемственности и возможности говорить: «Этот резной комод достался мне от бабушки».

В любом случае у нее была четкая, определенная цель – квартира. Лежать на диване навстречу мечте было не в характере Инны, поэтому Никита был безжалостно отрезан.

Все это она излагала Кире, приехавшей помогать обустраиваться на новом месте.

– Я теперь на пороге новой жизни, представляешь, как это здорово? – вдохновенно мечтала Инна.

– Представляю, конечно. Все же жаль, что с Никитой так получилось. Приятный, красивый парень, – сказала Кира.

– Нечего его жалеть. Меня лучше пожалей, – отрезала Инна. – Я два года терпела.

Инна рассказала подруге, что именно она терпела, демонстрируя половину указательного пальца.

– Зачем? – удивилась Кира.

– Как зачем? У него квартира своя. Думала, женю его на себе.

– Кажется, быть акулой не сладко? – посмеялась Кира. – Ну, не переживай.

– Да я жалею только о потерянном впустую времени. Сто раз могла бы уже замуж выйти, – сокрушалась Инна.

– А я выхожу, – сказала Кира.

– За кого?

– Как за кого? За Родиона.

– Япониста своего?

– Да.

Кира начала встречаться с Родей на третьем курсе. На Инну он не произвел большого впечатления, потому что не был красавцем. И вдобавок к этому оказался сыном обычных, не богатых, родителей, хотя и москвичом. А когда Кира сказала, что Родион японист, то Инна не сразу поняла: что значит японист? Поняв, принялась отговаривать подругу, призывая обратить внимание на бизнесменов. Кира только смеялась, называя Инну неисправимой акулой.

Кира со второго курса стала поддразнивать Инну акулой. Это из-за трезвого цинизма, с каким Инна выбирала себе парней и из-за безжалостности наевшегося хищника, с которой она их оставляла. Так, по крайней мере, говорила Кира. Инна не обижалась, даже не думала обижаться, потому что знала, что Кира ее беззаветно любит и желает добра. Кроме того, Инна всего лишь говорила вслух то, что думает каждая женщина, перед тем, как соблазнить мужчину: стоит ли и почему именно он. Почему стоит и почему именно он Кира слушать не любила и махала на Инну руками, мол, у тебя всегда одни причины: кажется, он «ого-го» и это надо проверить, и у него есть деньги.

– Брак должен быть по любви, – сказала она, – а деньги заработаются, если дураков и лентяев нет.

– Разобьется ваша любовь о лодку быта и безденежья, будешь знать, – обещала Инна. – Надоест тебе молоком с сушками гурманствовать, – и помахала надкусанной сушкой.

Они сидели в кухне Инниной квартиры и пили холодное молоко с хрустящими сушками. Это было их любимое лакомство со студенческих времен.

– Ну, браки чаще богатства не выдерживают.

– Скажешь тоже!

– И вообще: где лад, там и клад.

– По мне, так, где клад, там и лад.

Они замолчали, думая о своем.

– Иногда ты меня очень удивляешь, – сказала Кира. – Ты умеешь молчать о глубоко личном, например, о недостатке Никиты. Это внутренняя деликатность? – и не ожидая ответа, добавила: – Ты молодец.

Инна пожала плечом: не хотелось говорить об этом, вот и не говорила. Да и было бы, о чем говорить!

– Надеюсь, мы по-прежнему будем близки, – сказала Инна, сменив тему. Ей вдруг стало жутко грустно.

– Конечно, нас друг у друга уже не отнять. Даже если мы будем ненавидеть друг друга, все равно мы будем родные и самые близкие. И никуда нам от этого не деться.

– Кирка! – обняла Инна подругу и чуть всхлипнула. – Будь счастлива, хотя Родька твой зануда! Я буду подружкой невесты?

– Конечно, кто же еще! – засмеялась Кира.

– Тогда слушай меня! Я знаю, как все должно быть!

– О, мама дорогая, я так и знала! – закатила глаза Кира.

А потом Инна растерянно замолчала, побледнела и потеряла сознание.

***

Из приемного отделения ее прямиком увезли в операционную. Оказалось, что у Инны больная почка и все плохо по гинекологии. Испуганная Кира не сразу смогла понять, что говорит ей врач. У Инны не будет детей. Ее диагноз – это всегда бесплодие. Даже если она каким-то чудом забеременеет, то из-за почек не сможет выносить.

– Да у нее никогда ничего не болело! – возмутилась Кира.

– Верю. Особенности симптоматики, плюс высокий болевой порог. Ваша подруга как толстокожий бегемот мало что чувствует, а на то, что чувствовала, не обращала внимания.

– Что же делать? – голос Киры задрожал.

– Для начала вести здоровый образ жизни. Ну и придется всю жизнь поддерживать себя лекарствами, лечением. Ничего, люди и не с такими болезнями живут.

После операции Кира долго, очень долго сидела у койки в палате, держа Инну за руку, свободную от капельницы. Они молчали и только слезы текли по их лицам.

Кира взяла отпуск за свой счет и дни и ночи не отходила от подруги. Иногда ее сменяла Альбина Петровна. Как-то, увидев, что у Инны текут беззвучные слезы, старушка склонилась к кровати.