"Деревья" за спиной мужчины в бордовом обрели четкие очертания, продолжая мерно раскачивать висевшие на них гирлянды. Лес виселиц обступил поляну со всех сторон. Черные ветви — мертвецы в петлях, застилали собой все вокруг. Бескрайнее море трупов раскачивалось, словно смеясь над замершим Сиваром. Черные одежды и посиневшие лица. Открытые рты и сомкнутые веки. Обмякшие ноги и пожелтевшие ногти. Сотни и тысячи мертвецов смотрели на него почерневшими глазами. Киллиан обернулся и, не помня себя, прыгнул подальше от кромки "леса". Ноги висельников были совсем рядом с его затылком…

В оглушающей тишине поляны голос проводника показался Киллиану громоподобным. Раскатисто и властно он заволок его сознание своей силой.

— Правда может убить, если она остра, как нож.

Бросив это, проводник опустил руки, спеленав взор Киллиана сумрачной вуалью. Лес виселиц вновь покрылся маревом. Ни рук, ни ног, ни лиц — только ветви колышущихся деревьев…

Мужчина в красном развернулся и пошел прочь, разгоняя темную массу бурелома. Киллиану ничего не оставалось, как идти за ним, словно побитая собака, которой хозяин только что преподал тяжёлый урок. Размытые ветви колыхались в такт ветру, заставляя его жаться к земле.

Вьющийся за плащом проводника топазец не заметил, как они оказались на берегу. Река была чиста. Снежная крупа не тронула ледяную корку воды, и черно — багровое русло предстало взору во все своем великолепии. Река не умерила свой буйный норов и на этой стороне. Поток споро нес свои темные воды. Иногда подо льдом показывались черные силуэты, словно грозовые тучи, плывшие по этому кровавому небосводу. За пару секунд, что Киллиан наблюдал за водой, проводник успел перемахнуть через реку. Багрянец одежд манил топазца путеводной звездой. Сивар осторожно двинулся вперёд. Пару десятков метров русла уже не казались ему такой лёгкой преградой. Не поднимая ног в тяжёлых ботинках, он скользил к центру реки, боясь потревожить спокойствие льда.

Его тело, будто охваченное лихорадкой, вновь разгорелось. Жар охватил плоть. От кожи начал подниматься пар, который тут же подхватывали студёные порывы ветра. Тепло шло от амулета. С каждым шагом, с каждым новым движением он становился теплее. Сначала это было лёгкий жар, не способный согреть в зимнюю пору, но постепенно кулон разогревался, начиная распалять все вокруг. Он не жёг кожу. Само тело начинало отдавать тепло, грозя прожечь тонкую ледяную корку.

Услышав свист рассекающейся трещины, Сивар побежал. Он не оглядывался назад и не мог видеть, как бурлящий поток разрывал тонкую границу, отделявшую лес от остальной части уступа. Глыбы льда вздымались вверх и уходили в бурлящую воду. Он успел…

Изможденное тело рухнуло на край реки, не в силах двинутся дальше. Амулет вновь прирос к земле. Он чувствовал его тяжесть, чувствовал всплески воды рядом со свои лицом. Слышал голоса. Слабые и тихие вначале, они стали нарастать. Они поднимались и заполняли собой все вокруг. Бурление горного потока переросло в крик. Крик, то разбивавшийся на тысячу голосов, то сливающийся в один. Над самым ухом послышался шепот:

— Ты наш.

Киллиан не видел говорившего, не чувствовал его дыхания, он ощущал лишь близость воды и тяжесть кулона. Из последних сих оп приподнялся на вытянутых руках и навис над берегом бесновавшейся реки. Вода на мгновение затихла, став зеркальной, и показала мемору его отражение. Из воды на него смотрел совершенно седой старик с застывшей на лице сардонической улыбкой. Киллиан видел черные жилы, вспахавшие его шею. Видел пустые глазницы. Видел смерть. Из воды медленно поднялась обтянутая черными венами рука. Длинные тощие пальцы с грязными ногтями вцепились в кулон и потянули Киллиана вниз. Он еле удержался, чтобы не улететь в русло и принялся что есть силы отталкиваться от края реки, но отражение не отпускало. Оно тянуло и тянуло его на дно, откуда продолжал подниматься крик. Пальцы отражения медленно поднимались вверх, переходя по звеньям цепи. До шеи осталось несколько сантиметров, когда цепь не выдержала, и кулон, звонко брякнув, полетел в воду. Раскалённый амулет — единственное, что отогревало скованную ядом ран душу Сивара — исчез. Вместе с амулетом ушел и сон. Черный кошмар гипера отступал…

***

Киллиан почувствовал, что на его плече что — то лежит. Это что — то очень бойко сопело и оказало сопротивление, при попытке его передвинуть.

— Ну ещё минуточку, ну пожалуйста, учитель.

Кохитсуджи сморщила недовольную мордочку и забурилась головой в киллианову подмышку. Он почувствовал ее теплое дыхание, просачивающейся через тонкую мембрану физеокомбинезона и тут же вскочил, ощутив неладное. Организм отреагировал на тактильную близость самым тривиальным для молодого тела образом. Сивар спрятал совсем осрамевшую нижнюю часть туловища за стойкой биорегенератора и тут же принялся думать об алиумах. Мысли о кровожадных пришельцы должны были совладать с «недугом», если бы на помощь томному дыханию флегийки не пришло ее не особо прикрытое тело. Кохитсуджи и не думала открывать глаза. Ее худенькое, только недавно начавшее набирать силу тело изогнулись. Она потянулась, заставив свою коротенькую маечку задраться опасно высоко. Голый пупок разгромил полчища алиумов в разуме Сивара и полностью завладел его мыслями. Привычная аскеза их с Райбергом космической одиссеи оказалась нарушена, и гормоны юного тела напомнили о своем существовании. Короткие шорты, в которых Киллиан уже видел девушку в тренажёрном зале, не добавляли ему спокойствия.

— Ты чего тут делаешь? Места что — ли больше не было? — Резко бросил Киллиан, понимая, как глупо он выглядит. Контратака была привычным и самым простым методом борьбы в споре испокон веков, и Сивар решил ответить на "агрессивный" внешний вид девушки своим выпадом.

— Ты всегда спросонья такой бука? — девушка усердно терла правый глаз, при этом сводя и разводя лопатки за спиной. — Слушай, ты, наверное, прав. Зачем я к тебе припёрлась? Надо было все — таки к твоему начальнику спать идти.

Киллиану только и оставалось, что изумлённо выпучить уже совсем не сонные глаза. Айзек и их новая попутчица никак не сочетались в его голове, порождая какую — то гремучую, нездоровую смесь. Видимо, эти мысли настолько явно отразились на лице мемора, что девушка и без слов поняла его недоумение.

— Дурак… Кровать, говорю, у тебя жёсткая, а когда вы оба начали непроизвольное огоризонталивание, даже не объяснив, где мне спать, выбор был невелик. Представляешь, ты бы увидел, как я выхожу из рубки, вся такая заспанная, и приятель твой такой помятый…Уххх. У тебя глаза, наверное, вообще из орбит бы выскочили… Вот был у нас, кстати, случай: Сцилли так звезданула малому по башке, что у него один глаз выскочил и на венах у рта повис. Я ему потом говорю: "Слушай, Джак, а ты тогда рот свой глазом этим видел? Мог бы себе в пупок заглянуть…" Он почему — то обиделся… — привычное тарахтение Кохитсуджи наконец — то привело состояние Киллиана в норму. — Может, из — за того, что я ему все время пыталась в глаз ткнуть, ну, проверить настоящий ли он. Я думала — искусственный.

Девушка перешла на шепот, встав из капсулы:

— А этот, — она показала забавно скрюченным указательным пальцем вверх, — он — разумный или так — прикидывается.

— Юная леди, вам стоит поучиться манерам. Мне с головой хватает хамского отношения со стороны господина капитана. Мне не хотелось бы выслушивать что — то подобное от случайных пассажиров, — Вергилий тут же напомнил о своем присутствии.

— Простите пожалуйста, господин не прикидывающийся. Пожалуйста — пожалуйста. Я больше так не буду. Я вот просто стеснительная очень и не могла у вас спросить, а вот ужас как ведь интересно. Правда — правда

— Я принимаю ваши извинения, юная леди. И, так уж и быть, отвечу на ваш вопрос. Если принять, что разум — качество психики, состоящее из способности приспосабливаться к новым ситуациям, способности к обучению на основе опыта, понимания и применения абстрактных концепций, использования своих знаний при взаимодействии с окружающей средой, — протараторил Вергилий, — А психика в свою очередь это — совокупность душевных процессов и явлений, специфический аспект жизнедеятельности живых организмов в их взаимодействии с окружающей средой, то все становится довольно — таки очевидно.