На работу она непременно приносила пироги, закрутки, прочие вкусности и все знали, что в «обеденной» обязательно найдется, чем перекусить. Коллеги в возрасте ее любили, потому что она всегда говорила на нейтральные темы, никогда никого не осуждала, никого не сравнивала с собой или с другими и несла в себе мир. Вообще, своим присутствием она очень стабилизировала пространство, гасила сплетни и колкости и давала коллективу поликлиники прочный стержень. Хоть кто-то в бурлящих страстях их небольшого общества не злословил, не заводил романов, не расходился-сходился со второй половинкой, не делал абортов, не стрелял денег до получки, не сдавал родителей в дом престарелых или отсылал в деревню, не ругался за льготы, не подначивал и не подсиживал других, не сплетничал, не отпрашивался через день пораньше уйти домой и прочее. Хоть кто-то!

Она украшала доску почета столько лет, что исчезновение ее фотографии для коллег могло означать только одно – Лариса Ивановна ушла из жизни. Никто не спорил, что она добросовестный и знающий специалист. И получаемые ею премии ни у кого не вызывали ропота. И ежегодные профсоюзные путевки тоже. Если не давать их такому мастодонту как Дубровская, то кому? А то, что она не рвалась на руководящие должности, окончательно лишало ее недоброжелателей.

Ей было уже за сорок, но выглядела она моложаво и свежо, не больше, чем на тридцать пять. Плотный молочный цвет лица и упругая кожа – такая упругая, что не ущипнешь, – вызывали вздохи всех женщин поликлиники. Морщинки вокруг глаз только-только начали закладываться и, если не искать их проекцию специально, то даже вблизи не были видны. Особенно молодой ее делали чрезвычайно белые, чистые белки, какие бывают у детей, и здоровые, блестящие волосы, не тронутые ни сединой, ни краской. Несколько сотрудниц находились в таком же возрасте, что и Лариса Ивановна, и за последнее время все привыкли к их жалобам на приливы, духоту, жару, вечно открываемые окна, непроходящий жор и раздражительность. Все это было поводом для шуток и щадящего отношения к дамам климактерической поры. Одна Лариса Ивановна чувствовала себя превосходно. Она заявила, что у нее уже несколько месяцев нет менструаций, и, кажется, «девочкой» она становится легко и без неприятностей. Никто не удивился. Если уж кому и суждено познать этот переход без всяких гормональных всплесков и прочих тягот менопаузы, то это должна быть именно Лариса Ивановна.

За двадцать лет брака она забеременела только раз, Гошей, в студенчестве. Потом уже ни разу и это было удивительно, потому что они с мужем ничем не болели. Лариса Ивановна лишь пожимала плечами и искренне удивлялась на вопрос родителей, не пора родить еще ребенка: «Не беременею почему-то» Ни она, ни мать с отцом ни разу вслух не вспомнили о том, как требовали от нее сделать аборт, и лишь по той страстности, с которой бабушка с дедушкой вдруг принимались целовать Гошку, было понятно, что это жестокое требование тревожит их души.

Гошка был светом в окошке, сейчас уже взрослый, закончивший университет. Как только он нашел свое место в жизни и съехал от родителей, Лариса Ивановна перестала беспокоиться о нем, словно ее материнская миссия пришла к завершению и все, что с ним могло случиться, она восприняла бы философски: «Это жизнь! Просто иди вперед!»

Свое внимание и заботу она перенесла на супруга и у них начался период той поглощенности друг другом, какой обычно переживают в медовый месяц. Петр Иванович приходил встречать жену после работы, в руках у него частенько был то цветок, то коробка конфет. Он приглашал ее ужинать не дома, а в кафе: «Насиделись уже в кухне этой!» Из окон поликлиники хорошо было видно, как он целует ее в обе щеки и поправляет воротник пальто, она берет его под руку и оба неспешно уходят. «Не, ну живут же люди!» – протягивал кто-нибудь из медсестер или врачей и все чуть грустно вздыхали, ощущая собственную обделенность любовью. А Дубровские в новой стадии полного слияния как-то внутренне обновились и начали поговаривать о внуках – лучшем свидетельстве их нетленной любви, извечного притяжения мужчин и женщин и торжества жизни как такого.

***

Однако в одно прекрасное утро Лариса Ивановна примчалась в поликлинику вместе с супругом, удивив всех взъерошенным видом и раскрасневшимся лицом. Они вломились к гинекологу.

Оказалось, Лариса Ивановна беременна! Новость сотрясла здание районного отделения здравоохранения до основания, коллектив гудел как растревоженный улей. Вот это Лариса Ивановна отчебучила! Волнение охватило даже пациентов, смирно сидящих в очередях, они перешептывались и пытались узнать друг у друга, что случилось, что за беготня: кому-то плохо, кто-то умер, «Скорую» вызвали? Кто-то осекал: почему тогда врачи улыбаются и радуются?

Потом сияющие Лариса Ивановна и Петр Иванович в «обеденной» рассказывали, как они заподозрили неладное. Сегодня за завтраком. Мол, супруг пристально посмотрел на благоверную, хлопочущую у плиты, и спросил:

– Дорогая, а не беременны ли мы часом?

Оба воззрились на аккуратный тугой животик, в последнее время приподнявший пупок вечно стройной Ларисы Ивановны, он замечательно вырисовывался под струящимся атласом французского утреннего халатика, доставшегося Петру Ивановичу во времена оные в качестве военного трофея. И спустя час в кабинете гинеколога родной поликлиники оба супруга уже блестели слезами счастья.

Они благодарно трясли руку доктора, не слыша его советов и поздравлений. По всем признакам у них будет девочка! Судя по сердцебиению совершенно здоровая и всего через каких-то три с половиной или четыре месяца. Боже, столько всего надо сделать и подготовить! Лариса Ивановна и Петр Иванович вмиг скинули по двадцать лет, засветились, тела их стали легкими, а взгляд упругим и целеустремленным.

– Эх ты, окулист! Проглядела себя! – улыбался Петр Иванович, в очередной раз взволнованно обнимая и целуя супругу в порозовевшие щеки.

У регистратуры и гардероба их снова поздравляли, обнимали и чмокали в радостно-встревоженные лица, жали дрожащие руки, в общем, образовался вселенский переполох в рамках четырех этажей отдельно стоящего здания города Москвы и все были искреннее воодушевлены, как будто это лично им привалило счастье.

Буйство эмоций длилось до самого декрета, а собирать деньги на подарок коллеги начали в первый же день. Почему-то беременность Ларисы Ивановны у всех вызвала прилив сил и жажду жизни и – опять же! – ее никто не осуждал, никто не сказал чего-то вроде: «Сдурела она, что ли, дура старая?» Никто не завидовал, все только улыбались и говорили: «Подумать только! Ну, Лариса Ивановна, ну отчебучила!» Одни не переставали удивляться свалившемуся сюрпризу, другие, наоборот, утверждали, что именно от Ларисы Ивановны и следовало ожидать чего-то такого, сверх неожиданного. И всем не терпелось увидеть ребенка, почему-то казалось, что он будет необыкновенным.

Обычно советские граждане не были склонны к мистике и фатализму, но почти у всех коллег Дубровских тогда хоть раз да мелькнуло в душе ощущение то ли предопределенности, то ли, наоборот, чуда, и каждый втайне задавался вопросом, почему же именно Ларисе Ивановне само идет в руки то, чего другие зубами вырывают у жизни и не могут вырвать.

Если бы кому-либо вздумалось спросить Ларису Ивановну, не смущается ли она беременностью в своем возрасте, Лариса Ивановна бы очень удивилась: разве есть чем смущаться? Она простая, искренняя женщина и принимает все, что дает ей жизнь как должное и правильное для нее. Она не помнила, чтобы когда-нибудь поступала наперекор себе, в угоду другим – это не по правилам искренних.

***

Домой супруги не дошли – долетели; тут же принялись записывать в тетрадку план действий и необходимых покупок. Бывшую комнату сына, которую свято хранили и оберегали, не смея передвинуть в ней ни одну вещь, решено было в кратчайший срок переделать в детскую для девочки. Конечно же розового цвета! Разложили старые блокноты с номерами телефонов «нужных» людей, у которых можно достать дефицитные товары. Благо, оба были врачами и имели «выгодных» пациентов, хотя обычно не обращались к ним за блатом. Но сейчас был не тот случай! Недавно открытый «Детский мир»² на площади Дзержинского хоть и центральный магазин, а без своего человека там нужного не купить. Оба уселись за телефон налаживать каналы по приобретению необходимых вещей. Обои, кроватка, одежка, пеленки, бутылочки, все, что будет, пусть на вырост, ведь потом понадобится, а не достанешь!