Когда все заканчивается, я закуриваю. Кристина мостится рядом, обвив своими гладкими тонкими ножками мою ногу. Я лежу, глядя в потолок и не говоря ни слова какое-то время. Пот стекает по лицу. Я поворачиваюсь к ней. Она спит. Тихо посапывая. На моем плече. Еще не высохшие волосы растрепались и лежат причудливыми узорами на ее таком мирном и нежном лице с капельками пота на лбу.

– Что бы сказал на этот счет Паланик? – шепчу я, поправляя локоны ее волос.

Докурив вылезаю из-под одеяла, одеваюсь и выхожу на улицу, аккуратно защелкнув за собой замок ее двери.

4.

В ночном воздухе было полным полно комаров. В такой духоте кто угодно рехнулся бы. Комары жрали всех подряд – одиноких парочек то тут, то там стоящих у реки, нас и даже друг друга.

– Никому нельзя доверять! – выдал Крук.

Бар закрылся, но мы и не думали расходиться. Ночь только начиналась для нас, хотя, судя по цвету неба, в пору было ее уже провожать. Перед самым уходом Арчи выклянчил еще бутылку дешевого красного вина у бармена. Или Крук. Или белого. Кажется, он дал нам ее лишь для того, чтобы поскорее от нас избавиться. У нас оставалось лишь несколько сигарет и бесконечные споры ни о чем и обо всем на свете. Мы шли вдоль реки, передавая бутылку по кругу. В наших животах урчало в такт бегущей воде за перилами, а вино плескалось о стеклянные стенки бутылки в унисон с плеском маленьких волн реки.

– А как обстоит дело с родственниками? – спросил Арчи, передавая мне вино.

Я принял бутылку и уставился на Крука. Ужасно хотелось пить.

– В смысле?

Я продолжал молчать, наблюдая за происходящим.

– Ну, вот ты говоришь, что людям нельзя доверять.

– Говорю. Я говорю?

– Ну. Сам же сказал.

Я сделал свой глоток и передал эстафету Круку.

– Родственники и обычные люди ведь отличаются. Ну, в плане отношения к ним. Так вот. В чем разница между родственниками и обычными людьми?

– На родственников ты можешь рассчитывать. То есть если быть точнее, тебя учат тому, что ты можешь на них положиться.

– А на деле не так?

– Подожди, – Крук вытянул раскрытую ладонь и сделал глоток из бутылки. – Как на деле? Сейчас я скажу тебе, как на самом деле обстоят дела, уж прости меня за тавтологию. Тебя учат, что нельзя полагаться ни на кого, кроме родственников.

– Меня такому не учили, – возразил Арчи и повернулся ко мне. – А тебя?

– Угу, – ответил я невпопад.

– Ну, то есть, я хочу сказать, что разочарование ведь от этого в конечном итоге куда сильнее. Обычный человек не выполнил свое обещание, и, казалось бы, что с того? Его не было для тебя до этого – не станет и после. Ты на него ведь и не рассчитывал по большому счету. А если родственник опростоволосился, это шекспировская трагедия. Как минимум. Причем, что самое интересное – если ты облажался, то пиши пропало, а если перед тобой – так что же тут поделаешь. Вот как.

Я посмотрел на мирно и тихо бегущую речушку внизу и бросил в нее окурок. Мы остановились и, встав в ряд, принялись мочиться в воду. Вокруг не было ни души. И, слава богу.

– Они всегда думают, что просто подумать о тебе, тем более сказать об этом вслух, что этого более чем достаточно, понимаешь? – развел руками Крук. – О, черт. Совсем новые ведь шорты!

Мы продолжили путь в никуда.

– Ну и пусть.

– Только, в конечном счете, хреново от этого не кому-то другому, а только тебе. Они-то не парятся. В том и разница. И парадокс. На обычных людей ты не рассчитываешь вовсе. Не ставишь их ни в грош. И не обижаешься особо, потому что, вроде бы как, и не за что, ну что с них взять, в конце концов?

Мы шли по аллее, где-то пронеслась со свистом машина. Кажется, на мосту впереди.

– А что, если прировнять их? Лишить этих надуманных привилегий? Убрать приоритеты, так сказать. Что выходит тогда?

– Что-то бутылка до меня все никак не дойдет, – обернулся Крук, идущий немного впереди.

Я звякнул ногтем указательного пальца по стеклу в руке Крука.

– А, вот ты где! Какой дурак тебя сюда поставил.

Он отпил, протянул ее мне, я сделал спешный глоток и направил ее Арчи.

– Благодарю. Если их прировнять, тогда выходит, что и на родственников не стоит особо рассчитывать, и обычные люди вокруг не так безнадежны. И вообще получается, что по сумме своих функций и обязательств они в принципе равны.

Незаметно мы уже прошли под мостом и направлялись дальше вглубь парка.

– Значит, они заслуживают одинакового отношения. В обоих случаях получается некий крен не в ту сторону.

– Это как? – обернулся Крук.

– Ну, то есть, ты несправедливо принижаешь одних и возвышаешь других. Даже не то чтобы несправедливо. Неоправданно.

– Да. И родственники, выходит, не такие уж и хорошие люди как тебе кажется.

– Ага. И обычные люди, которые окружают тебя каждый день тоже, выходит, не такие уж и сволочи.

Я принял почти пустую бутылку и сделал жадный глоток. Чем меньше оставалось на дне, тем сильнее пересыхало горло.

– Не все люди сволочи.

– Но все сволочи, почему-то, люди.

Я рассмеялся и достал сигарету. Арчи и Крук тоже закурили по одной. Больше сигарет не оставалось, как и темноты вокруг нас. Небо стало совсем синим, вокруг уже пели птицы. С чего начался спор, и к чему он мог привести, я не понимал. Впрочем, мне было все равно на этот счет. И моих друзей, кажется, этот вопрос интересовал примерно настолько же.

– Если живешь в аду, приходится верить и в рай, – выдавил я из себя заплетающимся языком. – Отличное название для рассказа.

Оба остановились и обернулись на меня (когда они успели обогнать меня?). В холодном утреннем воздухе уже почти не оставалось комаров.

***

Просыпаюсь с больной головой. Кажется от кофе у меня теперь тоже похмелье. Солнце садится за окном. Вкус во рту как после хорошей вечеринки. Как после такой вечеринки, в которой я принимал непосредственное участие. Ставлю чайник и насыпаю две ложки кофе в чашку. Все еще хочется спать, но я понимаю, что больше уснуть уже не смогу.

Сегодня выходной, и чем занять его – ума не приложу. Кажется, его целиком и полностью решила занять моя головная боль. Пью горький кофе, от которого остается легкая изжога с осадком на дне чашки, прослушиваю несколько унылых мелодий на радио, курю. Включать ноутбук нет ни малейшего желания, хотя на винчестере висит пара фильмов, которые я уже давно дал себе слово посмотреть. Так давно, что я успел забыть, что это за фильмы вообще. К тому же, одному сидеть и смотреть в выходной вечером кино в пустой квартире – сомнительное удовольствие.

Тихо хлопнув дверью (именно так, небольшая сдержанная досада), я выхожу на улицу. Покупаю в ближайшем магазине сигареты и шоколадный батончик. Съедаю его по пути назад. У подъезда выкуриваю еще одну сигарету, но не потому, что хочется, а чтобы просто убить время. Уже входя обратно в свой «Замок сквозняков», натыкаюсь на соседскую девчонку лет восемнадцати-семнадцати с молодым прыщавым кавалером.

– Здравствуйте, – опустив глазки, смущенно бормочет она.

Я киваю ей, а ее спутник одаривает меня презрительным взглядом. Он видит, как она опустила взгляд, и ему это не нравится. Альфа-самец, сразу видно. Хмыкаю про себя. Одета она вызывающе сексуально. Короткая юбочка, чулочки, топик, яркая помада и малюсенькая кожаная курточка поверх с закатанными рукавами, волосы покрыты толстым слоем лака и стянуты на затылке в конский хвост. Шатенка. На самом деле еще совсем ребенок.

Снаружи собирается дождь. Поднимаю голову и смотрю на обшарпанную стену, некогда выкрашенную в неприятный для глаз бежевый цвет, нахожу свое окно (оно одно не вымыто) и решаю еще где-нибудь выпить кофе, вместо того, чтобы возвращаться в свой личный ад.

На улице постепенно темнеет. Становится совсем холодно. Недалеко от дома в автомате покупаю еще кофе в бумажном стаканчике с деревянной палочкой и залпом осушаю его, ошпарив себе рот и горло.