Вряд ли.
Дни стали слишком похожими один на другой, да? И каждый день теперь ждешь, когда он закончится. Интересно, где та грань, когда все становится именно так и никак иначе? Может быть, на то есть даже своя причина и не одна?
Я много путешествовала в этом году. Помнишь, как мы хотели с тобой вместе так просто взять и сорваться, поехать, буквально, куда глаза глядят? Я помню. Мы вечера просиживали, мечтая, где бы мы могли оказаться. Но я отправилась одна. Сам знаешь, почему. Не подумай, я вовсе не виню тебя. Ни в чем. Ну, может, совсем чуть-чуть. С другой стороны, я не узнала бы того, о чем знаю сейчас, и не испытала бы тех чувств, которые меня сейчас переполняют, соверши мы наше «паломничество», как задумывали. Представляешь, за последний год я прочла книг больше, чем за всю жизнь. Ты так любил читать, но я так и не прочла ни одну из тех книг, о которых ты так много говорил. Помню только одну – кажется, она называлась «Женщины» или что-то вроде того. Наверное, я все-таки возьму и прочту ее как-нибудь. Обязательно. Правда, не думаю, что она окажется настолько же интересной, как твои рассказы о ней. Что-то меня опять понесло не туда…
Я повстречала так много людей, таких разных, ты себе даже не представляешь. Клерки, циркачи, музыканты, обычные бродяги, сутенеры, проститутки и их клиенты, политики (как-то само собой совпало, что эти два типа у меня в описание стоят совсем рядом, хотя против первых я ничего не имею). Долго перечислять. Ты был не прав. Не все они одинаковы. Их судьбы такие разные. Сотни, тысячи людей окружают нас, проходят сквозь нас, как привидения, но мы их не замечаем, не обращаем на них никакого внимания. И всех их связывает только одно. Одиночество. Если ты имел в виду именно это, когда говорил, что все они «одним маслом мазаны» (удивлен, что я запомнила эту фразу)? То я вынуждена признать, что ты был все-таки прав. Во всяком случае, я пришла именно к такому выводу. Оказывается не только мы с тобой такие. Не только мы с тобой такие были. Все они одиноки, все они чего-то ищут в этой жизни. И все не находят. У тебя может быть миллион, но ты не станешь менее одиноким. Знаю, звучит слишком банально, но ведь это всего лишь укрытие, не так ли? Очередной способ убежать от самого себя. Заглушить свой внутренний голос. Заставить голоса в голове замолчать. Все мы несчастны, если постараемся взглянуть сами на себя со стороны. Но это во мне говорит уже, наверное, моя депрессия.
У меня не было много мужчин, тебе не стоит особо ревновать. Правда. Вообще-то я не собиралась говорить о них, но раз ты сам спросил…
Всех их можно пересчитать по пальцам рук. Это конечно если не считать и тебя. Странно, но когда я думаю или вспоминаю тех мужчин, с которыми у меня был не только секс, но и отношения, я не вспоминаю о тебе. Ты для меня навсегда остался кем-то более важным. Непонятное явление. Не льсти только себе. Все дело во мне. В том, каким я тебя придумала для себя. Ладно, вернемся к ним. Все они были сломлены. Неисправны. Как поломанный тостер. Понимаешь, о чем я? Блестящий, все еще новый на вид и стоит на своем месте к тому же. Между ними так же не было ничего общего, они работали на разных работах, были разного роста, телосложения, черт у них даже члены были разного размера и разной формы (кто-то даже был евреем), но это уже не так важно. Вот уж не думала, что меня так понесет…
Однако думаю, ты сам догадался уже, почему я написала об этом. Да. Одиночество. Всех их связывало одиночество. У всех у них в глазах горела та же искорка, что я когда-то уже видела в твоих. Они были рядом со мной, лежали обнаженными на кровати, обнимали меня, хотели меня, стеснялись, боялись, но еще больше они хотели кого-то другого или скорее чего-то другого. Проходили целые годы, и я уже рассталась с мыслью о том, чтобы завести семью. Это ужасное, непереносимое чувство – видеть в их глазах твои – сыграло свою роль. Каждый раз одно и то же. Но однажды я повстречала того, у кого был свой собственный взгляд, свой огонь. Столь яркий, что я обожгла об него свою душу. Обожгла свои крылья и теперь, боюсь, мне не выбраться отсюда никогда. Я застряла. Возможно, это письмо поможет мне разобраться, что к чему. Хотя вряд ли…
Это произошло осенью. Подобные вещи всегда случаются только осенью, я не знаю почему. Я была в небольшом городке, который едва ли можно найти на глобусах, что продают в антикварных лавках. Я не помню числа, да это и не важно. Я шла по улице, даже скорее переулку. Был теплый осенний вечер. Ветер нежно целовал мое лицо. Стены невысоких уютных с виду домиков окрасились в приятный теплый цвет, напоминающий загоревшую кожу. Я сняла туфли (да, кстати, я начала носить туфли на каблуке, можешь представить себе?). Тебе бы они точно понравились, как и мне бы понравился твой галстук и рубашка, что сейчас на тебе, так что, думаю, мы квиты. Я шла босиком по дороге, вымощенной камнем, который еще не успел остыть от дневной жары. Одна из тех улочек, которые не покрыли асфальтом намеренно ради того, чтобы не убить это волшебное ощущение дома. Сейчас такие не встретишь в обычных больших городах.
И мне навстречу шла она…».
Я просыпаюсь. Вокруг темно и нет ни звука. Кажется, недавно я уже просыпался. Это первое, что приходит в голову. Странное ощущение полной реальности того, чего могло не быть на самом деле. Только тогда, кажется, за окнами был еще день. Но я совсем не помню, что я ложился спать снова. Я вообще не помню, как я ложился спать, даже перед тем как проснуться в прошлый раз, если я, как мне кажется, уже просыпался. Очень странное чувство. Я осматриваюсь, но теперь не вижу вокруг окон. Здесь, где бы я ни был, темно так, что не видно стен напротив или рядом со мной. А они там вообще есть на самом деле? Темнота обволакивает всего меня изнутри. Медленно. Не та темнота, что обступает ночью, что щекочет волоски на руках прохладным ветерком. Другая темнота. Липкая, словно кипящая смола. Стоячая. Она переполняет меня изнутри. Я не чувствую ничего, кроме страха. И непонимания. Непонимания того, где я нахожусь и что я здесь вообще делаю, как я очутился в этой тьме и почему вообще проснулся. Страх. Он течет холодной кровью по моим венам, я ощущаю его почти физически. Становится трудно дышать, и я задыхаюсь. Чем чаще и глубже становятся вдохи, тем больше кажется, что мне не хватает воздуха. Надо взять себя в руки. Надо отвлечься от этого, во что бы то ни стало. На секунду мне вообще кажется, что я – это вовсе уже и не я. Ведь со мной подобного никогда не случалось. Но так только кажется. Я встаю, почти вскакиваю с кровати и смотрю вперед. От резкой смены положения в глазах на секунду темнеет. Еще бо́льшая тьма заволакивает меня, кутает в свое одеяло. Так, словно меня ослепили яркой вспышкой. Я смотрю вперед. Там, в конце коридора огромная дверь. Она закрыта. Я не знаю этого наверняка, ведь я не проверял замок. Но я чувствую, что она закрыта. Абсолютно точно. Я делаю шаг вперед, но рука тянет меня обратно в постель. Я оборачиваюсь и вижу трубку, что тянется от руки к капельнице. Только я не понимаю, что это капельница. Она не пускает меня. Держит возле кровати. Тянет обратно. Я снова хочу спать. Но ложиться нельзя, ведь я потом заново также проснусь здесь. Опять и опять, раз за разом. А если нет? Что, если больше не проснусь? Что хуже? Что страшнее? Там темно. Там всегда одинаково темно. Я кричу, но с трудом слышу свой собственный голос. Пытаюсь кричать еще громче, но голос срывается. По моим щекам катятся круглые соленые капли теплыми ручейками. Мои слезы – единственное, что согревает меня в этой темноте. Я абсолютно один здесь и мне снова шесть лет.
В который уже раз.
2.
Запоем я бы это не назвал. Хотя со стороны, наверное, все выглядело именно так. Все же я предпочитаю называть этот период не иначе, как затянувшимися каникулами, но учитывая мой возраст, это скорее мог бы оказаться отпуск, если бы мне было от чего отдыхать. Да, пожалуй, скорее все-таки запой. Но я бы все равно это не стал так грубо называть.
