— В одном далеком царстве жил, как это у людей называется, король. Призрак!

…С тех пор на сказки я напрашивалась часто. Волк сочинял их на ходу, одна другой чуднее, подвывал мастерски, так что волосы сами собой вставали дыбом. А бояться было вкусно — отчего бы не побояться всласть, зная, что ничего не случится, потому что случиться попросту не может?

Шалости я, разумеется, не оставила. Чего стоила только одна история с порталом, когда я, соскучившись сидеть дома, удрала следом за вождем людей-птиц Яносом Джанрейвом, который зачем-то приходил к отцу, в работающую Арку, а после забралась в горы. Несмотря на внешнюю безмятежность и даже рассеянность, ирлерр всегда был внимателен к мелочам и не заметить меня позади себя, да еще оставить портал включенным мог только специально. Наверняка чтобы преподать урок здравомыслия и показать, чем обычно заканчиваются шалости.

В горах Нар-Эйри даже летом холодно. Ледяной панцирь в теплое время года отступает хорошо если до середины склонов, и шлейф морозного воздуха всегда стекает вниз, в долину Эйри. Чтобы не мерзли обширные фруктовые сады и овощные делянки, ирлерр прикрывают их тепловыми щитами. На скалах же может ютиться только жесткая и выносливая северная трава с мелкими цветами и цепкий кустарник ри, который объедают горные козы.

Вывалившись из Арки, я очутилась на одном из таких скалистых пятачков. Он был хорошо прогрет солнцем, а выше по уступам вилась еле заметная козья тропка. С чего я решила, что где-нибудь там, где солнца побольше, непременно найду яйцо даэйра? Вон и что-то округлое виднеется… Уж и не вспомню, кто мне наплел про то, что даэйры откладывают яйца. Может, Рахи наврал, с него станется. Взрослые потом только диву давались — как забраться смогла. На тот уступчик можно было только взлететь.

Волк и взлетел. Я так удивилась, что даже стучать зубами от холода забыла и чуть не свалилась с узкого карниза, на котором стояла, вжавшись в камень спиной. Ифенху, полуодетый и злой, висел в воздухе под магическим щитом, ругал меня на чем свет стоит, удерживаясь только от того, что неприлично произносить при детях, а за спиной у него гулко хлопали самые настоящие крылья! Насыщенно-черные, с еле заметным стальным блеском на жестких перьях.

— Ты, девчонка негодная, дура малолетняя! — шипел ифенху, сгребя меня в охапку и плавно спускаясь к отцу с матерью. — А если бы свалилась и шею себе свернула?! Куренок безмозглый!

Я молчала, уткнувшись носом ему в грудь. Замерзла. Только немного удивилась, когда с молчаливого разрешения отца Волк забрал меня к себе. По дороге обрычал, как хотел, а потом я сидела у него на коленях, укутанная пледом чуть ли не по самый нос, и пыталась отбрыкнуться от горячего молока с медом.

— Пей, — впихивал Волк в меня глоток за глотком. — Пока не простудилась, козявка.

— Не хочу, — упиралась я.

— А я говорю, хочешь, — настаивал ифенху. Я отфыркивалась, но он держал крепко.

— Тогда расскажи про Динтар!

— Опять? Что на этот раз, козявка?

— Я не козявка!

— Ну малявка.

— И не малявка!

— А кто?

— Рысь!

— Ры-ысь? Если рыси скажут «брысь», не вернется сразу рысь. Побежит она по лесу и поймает сразу мысь.

Я округлила глаза и поерзала, устраиваясь поудобнее. Нет, рысью я не была, разумеется. Звали так за пятнисто-рыжую шкурку да кисточки на ушах. Вовсе не хотелось мне походить на коротких толстолапых и бесхвостых серых кошек с картинок в книжках.

— Кто такая мысь?

— Зверь такой.

Я замурлыкала, крепче прижалась к широкой груди. А вот и не страшный серый Волчик, а вот и не злой! Рядом с ним было так же хорошо и спокойно, как с папой. Только можно было чуть-чуть больше — например, доверить самые секретные детские секреты.

Теперь-то я понимаю, почему родители в тот день ругались только для виду — как и все дети я была чутка на истинность эмоций и немедленно сообразила, что строго меня не накажут. С моей помощью отец пытался пробудить в безжалостном и жестоком хищнике хотя бы крупицу… У человеков это называется «человечность». А как это назвать у нас, не-людей, способных проявлять «истинно человеческие» качества иногда куда чаще сих самоуверенных двуногих?.. Ведь птицы вполне могли и сами привести меня домой — они очень хорошо слышат, когда на их землях появляется кто-то чужой, а долететь от их цитадели до Арки это дело пары минут. Но не иначе, они подчинились приказу Яноса-эрхе, которого упросил отец.

А отец своих целей добиваться умеет.

***

Сон слетел, как всегда, легким мотыльком вспорхнув с лица. Солнечный луч защекотал веки, заполз в нос, и я чихнула, открыла глаза и села. Новый день означал новые дела и приключения!

Я мячиком скатилась с кровати, кое-как пытаясь расчесать когтями спутанные космы и одновременно надеть платье. За окном раздался шум — лязг металла, скрип кожи, перестук копыт, веселые мужские голоса. И… Сила. Знакомая, тяжелая, прохладная. Всегда добрая ко мне. Я тотчас высунула в раскрытое окно любопытный нос, посмотреть, кто это там приехал.

— Братик! Рейю!

Я люблю старшего брата. Самого старшего, самого сильного и опасного в нашей семье. Несмотря на то, что он иногда бывает слишком мрачен и холоден. Чуть ли не самые первые воспоминания в жизни кроме отца и матери рядом, — это его золотые глаза и большие крепкие руки, его громадные черные крылья с теплыми колючими перепонками. Он даэйр, и даже умеет летать. Первые пять лет своей жизни я вместе с родителями провела в Дарреи Лар, его столице в сердце хребта Горная Корона. Надо ли говорить, что его приезд был для меня самым лучшим подарком и большущим праздником?

Я вылетела из комнаты шальным ветром, едва успев небрежно застелить постель. Громко топая и визжа, я стремглав неслась по коридору, но едва собралась съехать по лестничным перилам на первый этаж, как меня остановил окрик:

— Илленн!

Ой. Мама.

Она на мое несчастье как раз шла по коридору со стопкой полотенец. И как я ее не учуяла? Она, конечно, самая лучшая мама на свете, но за уши ловить умеет преотлично.

Моя мама — человек. Но, несмотря на это, все наши Кланы почитают ее как богиню. И есть за что. Она великая волшебница и жрица, Хранительница Жизни. Самая важная опора отца. Колонны дали ей бессмертие в обмен на служение, и она будет с ним до самого конца. Так говорят в Кланах. Но мне не хотелось даже на мгновение представлять этот «конец».

— Илленн, — строго глядела на меня мама. — А причесаться? А позавтракать? А зубы почистить? Рей от тебя никуда не денется. Как раз дашь ему отдохнуть.

Я немедленно изобразила «бездомного котенка». Брови домиком, уши книзу, глаза честные-пречестные.

— Ну ма-ам! Я только встречу, вот только разик поцелую и вернусь, честное слово! Мам, ну Рейю же ненадолго…

— Ну хорошо, — смилостивилась она. — Иди. Но смотри мне!

Меня как ветром сдуло.

Я скатилась с высокого крыльца прямо в солнце, прямо под ноги фыркающим гривастым дахаррам, прямо в смех высоких, сильных, пахнущих потом, металлом и кровью мужчин, только пришедших порталом с поля боя. Они спешивались, успокаивали животных, стаскивали шлемы с даэйрскими личинами, улыбались клыкасто, разминали затекшие от долгой езды крылья. Будет сегодня вечером застолье в честь воинов из Клана Даррей. Буду я сидеть на коленях у брата, слушать рассказы взрослых и потихоньку таскать у него с тарелки кусочки повкуснее. Все равно он их подкладывает нарочно для меня.

Вон он, такой статный и красивый, что дух захватывает, спрыгивает с высокого седла большого черного жеребца дахарра по кличке Мрак, снимает с головы шлем с мордой даэйра и встряхивается, расправляет крылья. Рассыпаются по плечам черные, чуть вьющиеся волосы, он смеется, топорщит усы, сверкает глазами цвета червонного золота. Я бегу к нему, проталкиваясь сквозь лапы и ноги, воины хохочут, а я бегу, чтобы скорей очутиться в родных руках…

— Стой! Куда?! Нельзя! — испуганный окрик одного из амиранов брата просвистел мимо ушей. Я напрочь не замечала никого кроме Рейю. Ужом вывернулась из чьих-то рук и еще быстрее припустила к нему.