Поступи он так, и, наверное, я согласилась бы, устав от постоянного ожидания и не спешащих сбываться надежд. Ушла туда, в несбывшуюся мечту. Но Волк все-таки пришел, и я предпочла укрыть словом «брат» все то, чему не должно селиться в душе…

Перед отъездом к Колоннам мне пришлось выслушать множество подобных наставлений и от прочих братьев. Даже дядька Дим, теребя длинный сивый ус, прогудел что-то этакое об опасностях дворцовой жизни.

И вот, стоя поодаль от древних камней, я наблюдаю танец отца, который побуждает силы белых исполинов к действию. Под ногами Владыки камни основания шевелятся, золотые письмена скользят по ним и складываются в слова, начерченные золотом стрелки указывают на символы. С треском в воздухе проскакивает разряд, молочно-белое сияние раздвигает пространство в широкую вертикальную щель.

И я в сопровождении свиты делаю шаг в эту поющую белизну.

И мы падаем, падаем… Ледяной холод Междумирья отдаленно касается кожи сотнями острых иголочек, бесконечное кружение рвет в клочки ощущение верха и низа, а когда замедляется — перед глазами открывается картина иного мира.

[1] Кланмастер — глава Клана. На Хэйве — родового, на Динтаре — государственно-министерского образования.

Из воспоминаний Темного Владыки Ваэрдена Трилори

А позволю-ка я себе вмешаться в рассказ Леди Намирэ на правах второго главного участника тех достопамятных событий.

В самом деле, писательским талантом в нашем обширном семействе обладает не она одна. Чего прибедняться? При моей, скажем так, должности владение эпистолярным жанром обязательно — вельможи за своего не примут, ежели не научишься развешивать по их ушам словесные кружева, а изобразить более-менее художественный рассказ не намного сложнее… Заранее прошу прощения за некоторую жесткость и грубость стиля. Я воин, к женским утонченностям не приучен, рассказывать буду, как умею. Так оно, пожалуй, быстрее выйдет.

Начать следует с того, что расчет любимого наставника я понял далеко не сразу. Вернее, поначалу совсем не понял. Ну дурак был. Идиот. Хотя, что прикажете думать? Учитель мало того, что гоняет, как сопливого мальчишку, не обращая внимания на всякое там высокородие с крыльями, так еще и девчонку подсунул вредную. Сиди мол, Волчара, в няньках, на большее не способен. И братца ее в довесок. Меня это вкупе с ее поведением несказанно злило, но поди попробуй перечить Кхайнериару Коту! Дитя этим пользовалось и ездило на мне, как хотело, а уж доводить до белого каления уже тогда умело мастерски. С другой стороны, она была единственным существом, принимавшим меня безо всяких оговорок. И до сих пор таковой остается. За это земной ей поклон.

Я должен был бы спохватиться еще тогда, когда первым колокольчиком прозвенел испуг за нее в горах. А потом при стычке с ее братом. Потому что я детей терпел и не понимал, они для меня были страшнее акрейских ящеров. Тут уж не пришибить бы ненароком со злости, не то, что за них пугаться; в этом смысле меня ничему не научило даже рождение собственного сына от первой жены — Бастаен рос сорняком.

Но я не спохватился и не задумался. Я отчего-то наслаждался непривычным ощущением заботы о ком-то много младше и слабее себя. Когда пришло время уходить домой, понял, что без этой рыжей пигалицы дни мои опустеют. Где будут ее бесконечные шалости и вопросы, от которых впору за голову было хвататься?

Вспомнилось, как однажды летом, аккурат в ее десятый день рождения я сидел себе на крыльце с чашкой чая и никого не трогал. Было жарко, солнце стояло в зените. Я только-только научился не прибегать к помощи щитов в такие вот яркие дни. Пряный напиток с запахом луга и меда заставлял меня расслабленно мурлыкать себе под нос какой-то мотивчик и почему-то думать, что вот так вот выглядит счастье.

Рядом на самом солнцепеке развалился брюхом напоказ Айфир Обсидиан — черно-серый пятнистый даэйр, бессменный компаньон и собутыльник Владыки Кхайнериара. Он грелся, распластав по земле паруса крыльев. Кончик гребнистого хвоста то загибался кверху, свиваясь кольцом, то снова падал на траву.

Красота.

— Во-олчи-ик! — раздалось из ближайших ягодных кустов.

Я вздрогнул и на всякий случай отставил чашку от греха подальше. Моя милая нареченная запросто может ее с разбегу смахнуть и не заметить.

Раздался треск, мяв, и чумазое дитя кубарем выкатилось из зарослей. Поднявшись на ноги, оно честно попыталось превратить себя в княжну.

Получалось плохо — ободранные коленки, перепачканные землей и соком руки и мордашка, платье, с утра бывшее кремовым… И венец всего этого — рыжее воронье гнездо на голове.

— Волчик! — выпалило чудо, глядя на меня глазами честного-пречестного котенка, насмерть загрызенного любопытством. — А откуда берутся котята?

Я поперхнулся чаем, которого сдуру решил в этот момент глотнуть.

Котята?! Это в смысле дети, что ли?! Пытаясь откашляться, я лихорадочно соображал, за какой из известных мне ответов ее отец не свернет шею. Картина выходила удручающе печальной в любом случае…

— Капусту я уже проверяла! — заявила Рыська, по-взрослому уперев лапки в боки. — Так что не ври мне!

— Э-э… Даэйр приносит! — брякнул я первое, что пришло на ум после упомянутой капусты.

Совсем было обленившийся Айфир дернулся, а мы дружно уставились на него.

«Ну подыграй же!» — отчаянно взвыл я.

— А это… д-да-а-а-а… — не очень уверенно протянул Айфир, бегая глазами по сторонам.

— А где они?

— А это… — даэйр приподнялся и картинно развел лапы. — У меня котята того… Уже кончились.

— А ты мне покажешь, где ты их берешь? — подскочила к самой морде юная кхаэлья. — А возьми меня с собой, когда разносить будешь! А почему Рей тогда не носит?

— Дык, нескоро ж еще-то… — попытался отмахнуться Айфир. Не тут-то было — любопытный детеныш начисто забыл про меня и засыпал его вопросами. Даэйр еле успевал отговариваться.

«Ну, Волчара, я тебе это еще припомню!» — ворчливо пригрозил он мне вдогон, едва я собрался скрыться от солнца в доме.

Из таких вот каждодневных мелочей складывались годы и годы без власти и интриг. Зато они наполнены были обучением всему — от основ сплетения Стихийных потоков и ювелирного управления вероятностями до изучения сотен редких томов из Котовой библиотеки, от фехтования по утрам и вечерам до починки прохудившейся кровли дома. Настоящая жизнь царила здесь и сейчас. В ней была семья, были те, кому я нужен просто так, и порой хотелось плюнуть на все и остаться навсегда, но…

Самое подлое, что до следующей нашей встречи мне пришлось бы ждать не один десяток лет… Совесть за то, что влюбился в ребенка, меня не грызла — время проходит, и дети вырастают, все без исключения. А столь глупые человеческие понятия, как «неравный брак» бессмертных волнует мало. Настоящая проблема крылась в другом — в ее так называемом «брате», мрачном дерганом высокомерном типе, почти никогда не покидавшем двуногого облика. То ли он застрял в полуобороте, то ли из принципа носил за спиной тяжелые, требовавшие постоянных изматывающих тренировок и полетов крылья, я не знал. Одна только его физиономия, с которой редко сползало выражение безразличной отрешенности, и холодный запах смерти вызывали инстинктивное желание его упокоить.

Но когда я рискнул сказать об этом наставнику, как тот огрел меня тяжелым взглядом.

— Убить всегда просто, — отрезал он. — А ты поди удержи в живых.

Разговор случился в очередной пространственно-временной свертке. Такие локусы удобно использовать для занятий, происходящее внутри них никак не влияет на основную реальность, и время течет со своей собственной скоростью, как правило, куда большей чем снаружи. Так месяцы корпения над теорией и годы походов по разным отдаленным задницам Колеса сжимались в часы и недели.