Суки белорясные.

А ведь дальше — больше. Авернус с его кафедральным собором. Одержимый Мортаниус на посту главного ритуалиста, реки крови и ощущение чужого пристального взгляда в храмовых подвалах, попытки залить кровью весь Носгот. Для чего?

«Жертвы богу кормят бога».

А кто играет роль этого бога? И что произошло сорок лет назад, когда культ внезапно объявился?

Ответ напрашивался только один — смерть моей предшественницы. И все это — банальная подготовка к вторжению. Непонятно только, что им сделала «вампирятина». Очень занятная, надо заметить, оговорочка. И я бы очень хотел найти собратьев, дабы поинтересоваться их мнением.

Занятый этими мыслями, я отрубил две головы — одну рогатую и одну в золотой маске — и выволок их наружу. С шеи женщины в качестве дополнительного доказательства сорвал круглый латунный медальон на тонкой цепочке. Вдохнув свежий ночной воздух, щедро сдобренный металлической ноткой и немного постояв, я поднялся в воздух роем, прихватив с собой трофеи демятками маленьких лапок.

Полагаю, трактирщик будет рад.

Рой прилетел перед рассветом, всполошив по деревне всех собак. Летучие мыши не торопились приземляться, кружа со страшной ношей недалеко от трактира. Сонные люди выглядывали из домов, чтобы угомонить животных и видели живое черное облако с двумя мертвыми головами в лапкаъ. Кто-то захлопывал двери, кто-то, признавая давешнего молчаливого чужака, испуганно чертил в воздухе перед собой отводящий беду знак и спешил к трактиру. В самом деле, откуда бы ещё взяться такой стае с трофеями, как не с Косухина холма? Мальчишки бесстрашно лезли вперёд всех, шлепая босыми ногами по примороженной жухлой траве, присыпанной первым снегом. Не слишком балованные жизнью, они не боялись ни холода, ни голода, ни вампиров. А то, что чужак был вампир, старый Гилбер сдал сразу, как только деревенский кузнец мастер Фэнк прижал его с вопросами.

Ради такого зрелища приползла даже бабка Либха, старая мельничиха, живущая ха мостом через протоку.

Вампир выждал, пока народ сообразит, что к чему, и сбросил трофеи в свежевыпавший снег перед крыльцом. Обе головы с глухим стуком прокатились по земле и замерли с отвисшими челюстями. Мыши же, пища и хлопая крыльями, начали слипаться в плотный ком, все больше напоминавший мужскую фигуру. Они плавились, текли, заставляя людей оторопело шарахаться, но, наконец, из чернильной тьмы проступило бледное лицо, и вот уже чужак выжидательно взирал на селян.

— А че, трактирщик ваш помер что ли, меня дожидаясь?

Вампир косовато улыбнулся, не разжимая губ.

— Дык он это, набрался же вечером, — ответил ему самый настырный из мальчишек со шрамом через всю щеку. — С тех пор как Агата пропала, он редко когда трезвый.

— Во-от как, — понимающе протянул чужак. — Что ж вы к лорду не пошли за защитой?

— К тому лорду пойдешь, — ворчливо зашамкала старуха, согнутая временем в три погибели, замотанная в непонятное тряпье и платки. На нее недовольно зашикали, но она отмахнулась, огрев кого-то клюкой по спине. — Ты этих-то грохнул, а взамен новые придут, от лорда!

— Либха!

— А ты мне рот не затыкай, я твоей мамке еще зад подтирала!

Вампир усмехнулся и едва заметно покачал головой. Видать по опыту знал, каково спорить с такими бабками.

— Я несказанно ценю твою мудрость, почтенная Либха, да продлят Небеса твое здоровье, но, чем попусту сотрясать воздух, может, скажешь, что не так в Стейнченкроу? А то очень хотелось бы знать, кто меня там поджидает на званый обед.

Бабка возмущенно засопела, но таки взялась рассказывать…

Домен Ильмер

…Потерев занывший некстати висок, я отвлеклась от наблюдения. В крохотной горошине наушника привычно мурлыкала музыка того мира, в котором прошла последняя жизнь, от чьего наследства я никак не могу избавиться. Грубоватый грудной женский голос не мешал, скорее, настраивал. Родня не понимала любви к этой музыке — для их тонкого чуткого слуха она казалась крайне немелодичной. Но мне, прежде всего, нужны были слова тех песен, остальное давно стало лишь фоном. А строки — они каким-то странным непередаваемым образом всегда попадали в мое настроение и резонировали с разными событиями, совпадения и образы иногда бывали даже слишком точными.

Ветер, кровь и серебро…

Забавно.

Почему мне хочется странствовать с ним? Во всех попытках предвидения, ныне, без связи с Источником Хэйвы, откровенно сбоящего, я вижу годы дороги вдвоем… Куда? Семья далеко, и это пугает. Да и как отпустили бы? Но там снова за моим плечом возвышается Смерть, уже иная, багряная.

Неужели это всего лишь тоска по брату и его опеке? Но от тех видений тянет некой задачей. Работой. Нуждой…

Фыркнув, я вновь отмахиваюсь. Предвидение — штука туманная и переменчивая, верить ему можно далеко не всегда.

Чего ж так виски ломит-то? Наверное, стоит слегка прерваться.

Работа меня радовала, хоть и продвигалась медленно. Мир, жаждущий стать полностью живым, непрерывно тянул энергию, и чем дальше на север продвигался Каин, тем плотнее становилась реальность. Всплывали подробности, мелкие детали, менялась даже местность, толком не продуманная рассказчиками, становилась соответствующей климату и естественному рельефу. Большая часть планеты еще была зыбка, но и она давила на разум настойчивым «я есть, обрати на меня внимание!» А вот жители этой более-менее стабильной местности под общим названием Носгот не радовали совершенно. Это была тупая, агрессивная и ограниченная масса, статисты, призванные оттенять похождения героя, за редким исключением проблесков отсутствия ксенофобии. Что-что, а ненависть и страх ко всем, кто выглядит и живет иначе, здесь распускались пышным цветом. И я бы с большим удовольствием взглянула на будущий клан Каина. Быть может, бриллианты сыщутся среди вампиров.

Я встала с кресла, потянулась, неожиданно для самой себя проявив хвост — длинный, пушистый, рыжий в пятнах хвост с белым кончиком. Не помню, когда я в последний раз входила в оборот и вставала на четыре лапы. Кошачья ипостась осталась где-то в прошлой жизни и всплывала, скорее, по привычке, без инстинктов. Хотя, кошек я все равно люблю

Выйдя на балкон, я уселась на перила, спиной в пропасть сада на склоне горы. Свежий ласковый ветер лизнул в лицо, разгоняя сумрачные носготские образы. Я выдохнула и запустила пальцы в волосы, борясь с желанием отклониться и упасть спиной вперед, распахивая веера крыльев — белых, узких, сотканных из воли и магии, дающих скорость и возможность догонять даэйра в этом молодом небе… Или рой летучих мышей в блеклых носготских высях.

Серебряный радовал. Необходимые высшему вампиру навыки просыпались быстро, аура раскрывалась и росла. Не было лишних страданий морализмом, рефлексии и мечтаний вернуться в человеческий вид. Каин оценил новую жизнь и поддался стремлению наверх — семена, брошенные короткими образами, скоро дадут всходы и заставят его желать выбраться из предписанных условий. Уже заставляют. Да, действует он несколько поспешно, предпочитая сперва убить, а потом разобраться. Но ему не хватает знаний, ни обычных, ни магических. Он дитя отсталого мира, но в своей среде проявляет себя прекрасно.

Есть особое удовольствие в работе с мирами. Ни с чем не сравнимое, непонятное тем, кто этого не может, тянущее наслаждение, когда реальность по капле берет твою силу, насыщаясь ею, а ты видишь, как она становится плотной и весомой, как разворачиваются сложнейшие структуры вероятностного поля. Реальность Воплощенная неподатлива, всегда стремится к установленному сценарию, но — капля камень точит. И я надеюсь, что Каин своими действиями даст ей стать самостоятельной.

Не то, чтобы этот мир слишком ценен, скорее уж наоборот. Но это будет и моя немалая победа. Доказательство того, что я, бывшая дочерью грозного Хранителя Равновесия[1], на что-то способна не только как его инструмент.