Они шли вдоль каменной стены замка, сложенной из старинного, покрытого зеленью кирпича. Неожиданно старик остановил его у давно замурованной в стене кованой калитки. Из кармана его плаща раздался тонкий писк зуммера.

– Значит, Арийский ларец все еще здесь? – тихо спросил Морис.

– Да. Они его перепрятали… Я не сразу это обнаружил, меня сюда русские пускали весьма неохотно. И все же лет шесть назад я нашел это место, где у них теперь новый тайник. Я узнал потом, что в посольство к русским приехал на работу сын Ващенко. Видимо, он и перепрятал ларец. Но и он не сумел его отсюда забрать. В газетах писали, что он был разведчиком и перебежал к англичанам. Запомни это место, Морис. Я уверен, что эта история еще будет иметь свое продолжение. Правда, не знаю, счастливое или нет. Ларец этот пока что никому не приносил счастья…

Старый зуммер продолжал попискивать… Старик де Бриан оглянулся по сторонам и сказал:

– Надо что-то сделать, чтобы извлечь его отсюда. Это, в конце концов, твое наследство…

Морис впервые услышал об этой коллекции еще в детстве. Но только после того, как он окончил лицей, дед рассказал ему подробно об этом своем сокровище и об истории древних ариев. Тот разговор во многом определил судьбу Мориса, хотя поначалу то, что рассказывал старик де Бриан, больше походило на сказку.

– Еще до вторжения немцев во Францию, – говорил Люсьен де Бриан, осматривая старинную кладку стен под чугунной оградой замка, знакомую ему с детства, – наш Шато Бельвю ограбили. Искали, как очевидно, подлинники моей коллекции, прежде всего драгоценности царицы. Но я их надежно спрятал и всем рассказывал, что украли у меня подлинники, а остались только копии. Поначалу я думал, что это ограбление – дело рук немцев. Гестапо после оккупации Франции перерыло весь Шато Бельвю под предлогом проверки безопасности штаб-квартиры фон Штаунберга. К счастью, они ничего не нашли и вскоре от меня отстали, так как сам Геббельс похвалил мою книгу «Путь свастики», которая к началу войны с Францией вышла на немецком языке. Конечно, всякое упоминание о родстве германцев со славянами оттуда выкинули. Геббельсу понравилась та часть, где речь шла о единстве французов и германцев, что я доказал на примере Священной Римской империи. А Гитлер по ее образцу и строил свой «тысячелетний рейх». После войны за меня взялись русские. Я думаю, что это их разведка участвовала в довоенном ограблении нашего замка, и, конечно, в России быстро поняли, что украли у нас только копии. К несчастью, они нашли потом в нашем замке и оригиналы…

Они прошли к воротам замка, где их встретил Степан Козырев. Морис незаметно положил стофранковую купюру в его руку.

– Благодарствую, – сказал Степан. – Приходите еще, только лучше в будни, когда тут наших нет.

– Спасибо, придем, – пообещал Морис.

Уже в машине де Бриан продолжил разговор.

– Ты уже самостоятельный человек, Морис, – сказал он, – и я должен тебе передать все, что знаю сам. Ларец этот ценен не только своими драгоценностями, которые русская императрица собирала с большим знанием дела. В нем – великая сила, магия знаний арийских жрецов. Я покажу тебе, когда вернемся, старинные гравюры, на которых ты увидишь, с помощью каких украшений они умели управлять гравитацией, становиться невидимыми, открывать «третий глаз», чтобы видеть будущее, и дарить людям вечную молодость. Видимо, в ларце есть и другие тайны. Но это то, что мне удалось узнать. Такими дарами древних можно действительно облагодетельствовать человечество. Но можно нанести ему и непоправимый вред. Все зависит от того, в чьи это попадет руки. Если те, кто охотился за ларцом, знали его тайну, то лучше бы этот ларец навсегда исчез.

…Тот мартовский визит Люсьена де Бриана в «Русский замок» стал для него последним. Вскоре, немного не дожив до 93 лет, он умер. А за ним умерла и его жена. Единственным их наследником остался Морис. Он тоже не раз пытался отнять у русских их «дачу», доказывая в суде, что де Бриан коллаборационистом не был. И тоже безуспешно. Так что Жерар зря наливал Роже бесплатное пиво за его вранье о процессе, будто бы выигранном у русских. Единственно, в чем он оказался прав, так это в том, что Морис де Бриан после смерти деда решил поселиться в Манге. Он купил дом прямо напротив «Русского замка», который долго переделывал на свой вкус. Как и дед, он продолжал занятия славистикой и историей ариев. Вскоре после распада СССР его пригласили в Россию прочитать курс лекций об истории йоги. Лекции его, особенно по философии и практике хатха-йоги, имели такой успех у русских, которые вновь, как в начале ХХ века, едва ли не поголовно увлеклись восточной эзотерикой, что его стали приглашать вновь и вновь. В России вышли две его книги, одна из которых – «Руническое письмо славян и германцев» – выдержала два издания. Морис не раз подолгу бывал в Москве, в Сибири и на Урале, где посетил раскопки Аркаима. Он даже купил себе квартиру в сталинской высотке на Котельнической набережной. Как истинный бережливый француз, он подсчитал, что так будет дешевле, чем тратиться каждый раз на дорогущие и неуютные московские отели, где к тому же, по его парижскому вкусу, высокой кухней не пахло. В Манге всего этого не знали. Как не знали, естественно, и о новых связях сына Жан-Жака де Бриана в российских верхах, где он нашел не только хорошо осведомленных практиков хатха-йоги, но и единомышленников своего деда.

Июнь 1993 года в Москве выдался пасмурным. С утра лил дождь, и в его серых потоках бетонные многоэтажки Ясенево смотрелись как декорации для фантастического фильма о беспросветном будущем московского мегаполиса. Полковник СВР Петр Степанович Зябликов ненавидел Ясенево, куда ему приходилось каждый день ехать через всю Москву на работу в штаб-квартиру бывшего Первого главного управления КГБ, преобразованного после путча 1991-го в Службу внешней разведки. Проехав через пост на служебную стоянку, он поднялся к себе в кабинет. Зазвонил внутренний телефон. Его вызывал начальник, директор Европейского управления СВР генерал-майор Краминов. Генерал встретил его вопросом:

– Как вы относитесь к монархии, Петр Степанович?

– Отрицательно, – честно ответил Зябликов.

– Как республиканец республиканцу признаюсь, что я тоже, – съязвил Краминов, прекрасно знавший, что Зябликов – упертый коммунист и терпеть не может демократов. – Но тем не менее вам придется заняться именно проблемой возможности реставрации монархии в России и всем, что с этим связано. Подробности вот в этой папке, – сказал Краминов, передав ему папку с надписью «Для доклада президенту» и с грифом «Совершенно секретно». – Для начала ознакомьтесь еще и вот с этой шифротелеграммой. Она не самая свежая, мы ее получили почти год назад, но общее представление о проблеме вы получите. Если что, звоните.

«Не хватало мне еще царя-батюшки, – посочувствовал сам себе Зябликов, выйдя от шефа. – Реставраторы, ети их…»

Зябликову в его пятьдесят лет все перемены в КГБ, в одночасье расколотом после августовского путча 1991-го на ФСБ, СВР, ФАПСИ и еще с десяток служб, были, что называется, поперек горла. Неизвестно откуда взявшиеся начальники-демократы в делах его службы не понимали ни бельмеса. В лучшем случае они, как генерал Краминов, кадровым разведчикам не мешали. Но чаще всего, наоборот, ставили палки в колеса и так или иначе выживали ветеранов из органов. Люди не выдерживали безденежья, травли, упорно нагнетавшейся ненависти к «чекизму». Уходили лучшие кадры. Нелегалов позорно сдавали новым «демократическим» режимам. А уж что творилось в стране…

«Сталина бы нам сейчас, а не монархию, – подумал Зябликов, открывая папку с шифротелеграммой. – Или хотя бы Андропова».

Парижский резидент СВР полковник Струглов сообщал, что 27-го и 28 июня в Париже проходила встреча Ассоциации членов императорской семьи Романовых. Как и многие в России, Зябликов, никогда не интересовавшийся судьбой этой семьи, думал, что в ходе революции вся она была уничтожена большевиками. Поэтому любого «князя» Романова, как авантюристку Анну Андерсон, долгие годы выдававшую себя за царевну Анастасию, он считал самозванцем. А тут гляди-ка. Зябликов с интересом читал присланный Стругловым список здравствующих князей Романовых.