- Песня не поможет Вам поправиться, - усмехнувшись, констатирована она, - а вот это вполне. Пока Вы спали, мох с Чёрного дерева достаточно настоялся, выпейте.
С этими словами девушка поднесла глиняную кружку к его потрескавшимся и пересохшим губам и дала первым каплям проникнуть внутрь.
- Знаю, он горький, - утешала она, видя, с каким трудом дается больному каждый новый глоток этого зелья, - но очень полезный, я буду заваривать его каждый день и, уверяю вас, в конечном итоге, вы не сможете прожить без доброй порцией этого снадобья.
С огромным усилием осушив содержимое кружки, Фредерик прикрыл тяжёлые, опухшие веки и тихонько спросил:
- Я умру, Мэрилин, ответь мне?
- Вы не умрете, мой король, я не позволю.
- Тогда спой мне снова. Спой ещё эту дивную песню.
Под волшебную мелодию сказочных грёз, он стал погружаться в глубокий и тревожный сон, отдалённо слыша ласковое и нежное пожелание:
- Спи спокойно, король, видя сны обо мне…
========== Лавандовые сны ==========
Дни и ночи пролетали куда-то безвозвратно, пока король Фредерик IV метался и изнемогал от страшной горячки.
Он то засыпал, видя тревожные, мрачные, часто наполненные смертями сны, то просыпался, четко ощущая своё бессилие и полную несостоятельность.
Тело его огнём горело изнутри, в буквальном смысле слова, сжигая слабую плоть, разум тонул в перемешанном непонимании реальности и бреда, а мысли, странным образом, путались, иной раз воображая картины того, чего на самом деле никогда и не было.
Часто, в потемках ночи, днём или погожим утром, его будила Мэрилин, помогала поднять тяжёлую, свинцовую голову и поила настойкой мха, каждый раз сердечно заверяя, что он вскоре поправится, словно чувствуя за всё это собственную вину.
Она гладила его холодными ладонями по лицу и прикладывала ледяные пальцы к шее в минуты особый горячки, а иногда накрывала толстыми одеялами, когда мужчину била сильная, крупная дрожь.
С каждой прожитой минутой, с каждым днём, проведённым в неведении и стенаниях, Фредерик всё больше уверялся в том, что это женщина является его истинным и единственным ангелом-хранителем, ведь видит небо, Боги оставили его тогда, когда он обращался к ним самой сильной молитвой в жизни, а она пришла. Пришла, спасла его, подарила надежду и утешение. Она и сейчас рядом.
В один из мрачных, наполненных вьюгой вечеров, король первый раз за долгое время пробудился не от чувства всепоглощающего жара изнутри и страшной головной боли, а от того, что просто отменно выспался и чувствовал себя, ко всему прочему, достаточно сносно.
Он не спешил звать хозяйку, прекрасно понимая, что и без того доставляет ей массу хлопот, а просто слегка приоткрыл тяжёлые веки и внимательно осмотрелся.
В маленькой комнате абсолютно ничего не изменилось, что собственно, не удивительно, меняться здесь было, практически, нечему: по-прежнему полыхал огонь желтовато - красным пламенем, даря здешним немногочисленным жителям спасительное тепло лютой зимой, огромный котел всё так же висел на своём месте, а из него выходила ароматная, тонкая ниточка пара, стол с двумя грубыми стульями был убран, но вот самой женщины нигде видно не было.
“Должно быть она вышла” - подумал про себя мужчина, успев убедиться в её отсутствие, но тут же услышал еле уловимый шорох где-то в углу комнаты, там, где находилась потрёпанная ширма.
Как только его глаза привыкли к густому полумраком, он смог отчётливо разглядеть выступающую из-за ширмы, стройную фигуру Мэрилин. Она явно собиралась выкупаться и не думала, что Фредерик может очнуться, откровенно не прячась, позабыв об осторожности и приличиях.
На полу подле неё, стояла большая деревянная лохань, явно служившая ей ванной. Стараясь обходиться как можно тише, она вылила в неё два ведра студёной, колодезной воды и направилась к давно кипящему котлу.
Мэрилин осторожно добавила в лохань кипятка, отставив котёл в сторону и потянулась к шнуровки на платье. Лаванда, наконец понял мужчина, вот, что всё это время так приятно пахло, разнося свой аромат по комнате.
Будучи хорошо воспитанным, знающим все правила приличия, манеры и этикет, Фредерик хотел было уже зажмуриться, ведь как он понимал, далее для него будет открыта картина того, что ему видеть совсем не дозволено и по странным причинам делать этого не стал.
Он полагал, что считая его спящим, девушка не будет чувствовать себя неудобно, а небольшой спектакль эстетического удовольствия, в виде неприкрытых женских прелестей ему сейчас совсем не повредит. Ведь Бог знает сколько времени он провел здесь, не видя своей обожаемой Эмилии.
Быстро расправившись со шнуровкой, Мэрилин не спешила обнажаться далее. Она будто знала, что за ней наблюдают и нарочито медленно освобождала себя от одежды.
Грациозно стянув с плеч платье, чертовка остановилась именно на том месте, когда похотливому взору наблюдателя должны были показаться розовые, заметно набухшие и выступающие под тканью соски.
Потом она прикрыла глаза, подняла, собрав на затылке тяжелые волосы, вверх и глубоко вдохнула, от чего соблазнительные, круглые полушария поднялись выше, а платье соскользнуло на пол.
Мэрилин была прекрасна и здесь больше нечего было добавить. Всем своим мужским естеством Фредерик тут же ощутил дикое желание, влекущее его к этой женщине, внизу живота всё резко стянулось в тугой узел, а пах болезненно напрягся, стараясь обуздать твёрдую, пульсирующую плоть.
Еще никогда в жизни никто не вызывал в нём столь сильного желания обладать им здесь и немедленно. Даже нежная и трепетная Эмилия, которая покорила его своей невинностью и недоступностью, казалась не так вожделенна.
Ее кожа была чиста, словно бархат. “Как, должно быть, приятно проводить по ней рукой в минуты полного уединения, когда она принадлежит только тебе” - подумал король.
Округлые, с плавными переходами бедра девушки, мерно покачивались в такт каждого движения, плоский, подтянутый живот и упругая соблазнительная грудь, посередине полушарий которой, висел большой, серебряный медальон на длинной, толстой цепочке.
Она была абсолютно нага, как в день своего рождения и только медальон добавлял ещё больше шарма в эту картину мужских страданий.
Изящно переступив край лохани, она вошла в горячую, душистую воду и присев, опустилась туда целиком, распустив по плечам шикарные, длинные волосы.
Мэрилин не спеша поливала себя водой, одновременно напевая под нос ту самую песню, которую Фредерик уже неоднократно слышал.
Не в силах более бороться с обуявшим его тело желанием, он аккуратно, чтобы не привлечь внимание и не рассекретить себя, просунул руку под колючее одеяло и дотронулся до пульсирующего члена.
Готовый взорваться от крайнего возбуждения, он только и ждал любого прикосновения, дабы получить желаемую разрядку.
Достаточно отпарив кожу, Мэрилин поднялась из лохани, налила на жёсткое мочало какого-то отвара и принялась нежно массировать тело, плавно переходя от одного участка к другому. Она гладила красивую, упругую грудь, задевая пальцами чувствительные горошины, проходилось по плечам и ключице, животу и ногам, и наконец перешла на внутреннюю часть бедер, осторожно дотрагиваясь там, где сейчас мечтал очутиться Фредерик.
Отбросив мочало в воду, девушка коснулась разгоряченной, набухшей от ласковых прикосновений плоти своего бугорка и еле заметно застонала. Она водила по нему тонкими пальцами взад и вперёд, выгибая спину и прикрывая глаза, пока наконец не достигла желаемого, её тело несколько раз конвульсивно содрогнулось, а она обессиленная рухнула назад в остывающую воду.
Не в силах себя сдерживать, Фредерик крепко обхватил руками каменное мужское достоинство и ему хватило буквально нескольких толчков, чтобы на ногу потекло горячее и вязкое семя, даря спасительный разрядку и удовлетворение.
Радуясь, что мучительная истома наконец-то оставила его тело, он с полуприкрытыми глазами продолжал наблюдать за той, которая разожгла в его сердце столь горячее пламя. Мэрилин же, не подозревая, что всё это время за ней подглядывали, а может просто сделав вид, что не догадывается, облачилась в чистое, серое платье в пол, расчесала влажные, кудрявые волосы и, сев за стол, налила себе в кружку какой-то красной, приятно пахнущей настойки.
