Сквозь собственные всхлипы Вера слышала звук джинсовой молнии, бряцанье пряжки ремня. Касание сухих и горячих пальцев, от которого все существо ее сжалось в комок, а после… после он снова коснулся ее. На сей раз пальцы были влажными. Он прошелся ими сверху вниз, очертил лунку входа, скользнул внутрь, почувствовав, как судорожно сжались в ответ на его проникновение мышцы девичьей щелки. «Целка что ли», – подумал он, смазывая слюной головку напряженного члена. От одного созерцания лежащей перед ним красоты можно было бы кончить. Но теперь ему было мало!

– Расслабься, Дюймовочка, – прошептал он и приподнял ее поясницу. Когда головка члена скользнула внутрь, ему показалось, что тысячи ненасытных и жарких губ одновременно ласкают его. Стиснув зубы, он зарычал и отвел глаза, стараясь теперь не смотреть… на эти нежные холмики, почти прозрачную кожу, ее хрупкие запястья. Он двигался медленно, вставляя по дюйму, по сантиметру, затем вынимал также неспешно. В уме он прикидывал, сколько бабла сможет выручить с награбленных цацок, думал о чем угодно, лишь бы только отвлечься…

В ответ на его предложение расслабиться, Верка еще сильнее сжала мышцы. Благо, упражнение Кегеля было любимым. Этим она хотела усложнить задачу! Но, когда его член стал пробираться внутрь, поняла, что он не отступит. Он все равно ее трахнет! Так, или иначе. Но иначе будет больно! И девушка впустила его…

Он двигался так, словно и в самом деле боялся причинить ей боль. Когда он целиком оказался внутри, она выдохнула, ощущая его где-то так глубоко… Расслабившись, наконец, Вера почувствовала себя в невесомости. От его неспешных движений тело чуть покачивалось, стол издавал протяжные скрипы. А ее тугое отверстие так крепко обхватывало член, или член его был настолько большим, что каждое его движение пробегало волною от живота до кончиков пальцев. Закрыв глаза, поддавшись захватившему ее чувству, она едва не выдала себя, застонав. Но сдержалась… В отличие от него! Мужчина запрокинул голову, взвыл, и, резко выдернув пенис, продолжил рукой. Извергая сперму ей на живот, он корчился, точно от боли.

Остаток вечера Верка сидела, поджав к груди колени. Считая себя жертвой жестокого нападения. От горячего чая отказываться не стала. Однако после демонстративно отвернулась к стене. Он подошел и встал рядом с кроватью.

– Ну не скули, – мужчина с силой завел ее руки за спину, связал вместе запястья, а затем и щиколотки.

– Извини, Дюймовочка, – с притворным сожалением произнес он, – нет тебе больше доверия.

Большую часть ночи Вера лежала без сна. Она беззвучно плакала, уткнувшись лицом в подушку. И размышляла о своей участи. Если бы он хотел ее убить, то уже сделал бы это. Может, он просто забавляется? Изнасилует ее пару раз, а когда придет время бежать, оставит лежать на дне водоема. Справиться с ним в одиночку не представлялось возможным. Он просыпался раньше, ложился спать после нее. И даже реши она запустить в него стулом, едва ли смогла бы обезвредить.

– Вставай! – услышала Верка и с трудом разлепила глаза. На столе, рядом с кроватью лежала зубная паста, – Умоешься по дороге.

Он произнес это тоном, не терпящим возражений. Верке хотелось убить его, и будь в ее руках нож, непременно бы это сделала.

– Куда? – девушка села на кровати, ожидая, когда он развяжет ей ноги.

– Увидишь, – ответил он. Однако, совсем без агрессии. «Если идет убивать», – задумалась Верка, – «зачем тогда умываться?».

Минуя знакомую тропинку, они обогнули озеро с другой стороны. Он подождал, пока Верка умоется, не произнося ни слова. Затем продолжил путь, держа ее в поле зрения. Мужчина шел целенаправленно, углубляясь все дальше в лесную чащу. Спустя некоторое время домик остался позади и, обернувшись, Верка не увидела даже озера. Прежде, чем она успела запаниковать, картинка сменилась, словно кто-то промотал пленку диафильма. Лес поредел и расступился, открывая взору широкую низину.

Луг был совсем не большим, за ним опять виднелся лес, но уже смешанный, где березы перемежались с другими деревьями, названий которых Верка не знала. Палитра красок здесь также менялась, и суровость вековых сосен уступала нежной зелени трав. Верка застыла, лихорадочно пытаясь найти причину этой внезапной прогулки.

Мужчина взял ее руку, помогая спуститься с холма. И, подойдя ближе, она остановилась. На фоне сочной осоки, желтела мелкими цветочками какая-то поросль. Создавая фон для еще более прекрасных растений. Словно выскочки на уроке, то здесь, то там, выныривали ирисы, разбавляя однотонный ковер яркими мазками. Особенно заметные на желтом фоне, они росли неравномерно, то скучиваясь в одном месте, то бросаясь врассыпную. Вблизи цветы выглядели еще прекраснее. На высокой крепкой ножке их было по два, а где-то по три штуки. Изящно загнутые наружу лепестки открывали взору венчик цветка, похожий на орхидею. Изумительный, насыщенный лиловый так гармонично сочетался с желтым. И Верка в который раз признала, что природа – лучший художник!

– Нравится? – звук его голоса тут же вернул ее на Землю, и восторженно-удивленное выражение сошло с лица девушки.

– Да, – отрывисто бросила Верка, не оборачиваясь.

– Это ирисы, дикорастущие, – пояснил он.

– Серьезно? – Верка хмыкнула, – а я думала, чертополох!

Он присел на корточки, сорвал один лиловый венчик.

– Их называют касатики за то, что их листья по форме напоминают косу, – он поднял цветок над головой, изучая его на просвет, – когда нет цветков, они смотрятся так себе с этой листвой.

Мужчина подошел и сунул цветочек за ухо Верки, поправил ей волосы.

– Тебе идет, – отойдя на пару шагов, он оценил свое «творение».

Верка нахмурилась, однако, цветок не вытащила. Нужно было начать разговор. Возможно, сейчас был самый подходящий момент.

– А что это за место?

Он отыскал небольшую проплешину и приземлился прямо на землю.

– Спички высохли, – он не озвучил приглашения сесть, достал коробок и зажег сигарету, – это особенное место.

– Ты...., – решилась предположить Верка, – ты здесь вырос?

– Я вырос в детдоме.

Она села чуть поодаль.

– Мне очень жаль.

– Мне не нужна твоя жалость, – он глубоко затянулся, – наоборот, меня это закалило. Приучило не ждать от жизни подачек.

Верка задумалась, и вдруг с губ ее слетел неожиданный и совсем не уместный вопрос.

– Ты убивал?

Он посмотрел на нее с усмешкой:

– Зачем тебе знать то, чего знать не нужно?

– Значит, убивал, – подытожила Верка.

Теперь, по ее разумению, он должен был замкнуться и увести ее обратно в «темницу». Но он продолжил.

– Нет, участвовал пару раз в «публичной порке». Работал на одного влиятельного человека. Из-за него попал на зону. После должен был вернуться на службу. Но выбрал другой путь, – он сделал паузу, – у каждого человека должен быть выбор.

– И ты выбрал быть грабителем? – воскликнула Верка, словно ее оскорбила та легкость, с которой он рассуждал о своих поступках.

– На новую жизнь нужны деньги.

– А зарабатывать не пробовал? – съязвила она.

Он опустил голову и беззвучно засмеялся.

– Девочка-ромашечка, комнатный цветочек! Видишь ли, не все в жизни решается так просто. Мне сейчас куда ни сунься, либо опять зона светит, либо перо.

– Перо? – эхом отозвалась Верка.

– Прикончат меня старые дружки. Потому мне уехать нужно. С нуля начать! Стереть себя с лица земли и начать с нуля! – произнес он с жаром.

– А так можно? – она пожала плечами.

– С деньгами можно все, – кивнул мужчина и взъерошил ладонью волосы.

Верка подняла лицо навстречу солнцу и сощурилась. Потом взгляд ее упал на шрам у него на спине, что прежде оставался незаметным. Он находился справа, где-то пониже ребер. Шириною с Веркин палец полоса с рваным краями уже почти слилась с остальной кожей. Она сглотнула, представляя, каких размеров была эта рана, и, сама не понимая зачем, протянула руку, чтобы коснуться. Едва она это сделала, он вздрогнул всем телом и обернулся.