…

Поздно вечером отношу правильному старпому трёх куропаток. Он расспрашивает об охоте, работе собаки, что видел… Отвечаю ему несколько скованно: всё-таки усталость сказывается, неожиданно наваливаясь на меня в атмосфере тёплой квартиры, пахнущей свежими пирогами… «Иди домой, отдыхай! Завтра не проспи службу, капитан-лейтенант!» - слышу его прощальное напутствие.

Отпуск 1975 года проводим всем семейством на даче родителей Татьяны, на востоке Ленинградской области, на реке Паше, с третьего по пятнадцатое сентября.

За эти две недели, охотясь с Вегой, беру из-под неё девять крякв, по паре тетеревов и рябчиков, а также молодого глухаря. Большинство крякв стреляем вдоль реки и стариц, в кустах ивняка и ольшаника, где их Вега находит и поднимает на крыло, я стреляю над водой, а потом, если глубоко, раздеваюсь и плыву доставать, иногда зажимая утиную шею в зубах… своих зубах… Картина потрясающая! Вега в это время, как ни в чём не бывало, спокойно сидит и, улыбаясь, ждёт меня на берегу с добычей… её добычей!

В отпуске происходит несколько случаев, достойных описания. Первый – ещё на Кольском, во время ожидания посадки на самолёт. Стоим всей семьёй в зале ожидания аэропорта, а вернее – военного аэродрома, расположенного далеко от Мурманска. Сесть некуда: все скамейки забиты людьми. Залом ожидания служит огромное «сараеобразное» здание, утеплённое недавно установленными батареями центрального отопления. Батареи только что покрашены ядовито-зелёной масляной краской. И тут Вега замечает сидящего неподалёку от батареи огромного рыжего кота. Кошек Вега не любит, определив их, после своих беспризорных скитаний по городским свалкам, как своих конкурентов в борьбе за выживание. Рыжий кот из-под прикрытых век внимательно отслеживает природного врага. Вега, внезапно рванувшись, выдёргивает из руки пятилетней Маринки поводок и с лаем бросается на рыжую бестию. Кот прыгает за батарею. Вега лезет под батарею, за ним. Рыжий с воплем вылетает из-за батареи, оставшись совершенно чистым. Собака выползает из-под батареи, сверкая по всей спине, холке и голове зелёными разводами… Через полчаса грядёт посадка в чистый салон Ту-134… Что делать?! Привязываю собаку к какому-то поручню, ставлю всю семью охранять зелено-крапчатое чудище, и начинаю метаться в поисках решения. Метания мои заканчиваются приветливым отношением аэродромного техника, который за небольшую мзду приносит канистру авиационного топлива и ворох ветоши. Складываю всё в неприметный угол и мчусь за Вегой. Техник открывает канистру. Всё близкое и средне-близкое пространство заполняется воняющей жутью… Намочив кусок ветоши правой рукой, одновременно удерживая собаку за ошейник левой, пытаюсь поднести воняющую ветошь к собачьей спине. Вега, пряча нос и сделав бешеные глаза, пытается вывернуться из ошейника и удрать, скорее всего, обратно под батарею… Нас обступают сердобольные тётки, рассказывающие своим детям, какие бывают некультурные флотские офицеры (я, естественно, в форме капитан-лейтенанта), и как они порой мучают милых собачек… Я свирепею, ставлю Вегу по стойке «Смирно!» и оттираю зелёную вонищу с бывшей оранжево-крапчатой шкуры. В суматохе у меня получается только равномерно размазать зелень… С тем и выхожу из тёмного угла. Объявляется посадка. Обречённо иду, накинув на собаку чистое полотенце. На входе предъявляю собачий билет. «Что у вас с собакой?» - ожидаемо звучит законный вопрос. Бодро отвечаю: «Собака побаивается летать, приходится накрывать её с головой». Сотрудник аэропорта, принюхиваясь, проверяет ветеринарную справку и… пропускает. Надо ли рассказывать про все мытарства, которые нам приходится испытать в салоне самолёта?..

Зелёная краска, высохнув за время полёта, въедается в собачью шерсть настолько, что не отмывается в течение всего отпуска…

Другой случай связан с приездом на дачу родственников и знакомых. Вечером сидим за столом, выпиваем и закусываем, готовясь, по тогдашнему хорошему обычаю, исполнить хором пару-тройку народных песен. Заходит разговор об охоте с Вегой. Володя Озеров жалуется на малое количество боровой дичи: «Ходил за грибами, брал ружьё. Ни одной птицы не встретил». В ответ на это показываю на Вегу, спящую под столом, и говорю, что с мастеровитой легавой добуду дичь за час. Короче, хвастаюсь. И приходится тут же ответить за свои слова: мне предлагается, взяв Вегу и ружьё, немедленно убыть за дичью, а время они сами засекут. Дааа… прокололся… Но марку надо держать: собираюсь и топаю за дом, на клюквенное болото. Потихоньку смеркается. Подойдя к болоту, иду его ближним краем. И тут нам несказанно везёт: через двадцать минут Мастер Вега срабатывает на брусничной полянке старого косача. Птица летит правым боком ко мне, довольно низко, мелькая между частыми сосновыми стволами. Успеваю подумать о дроби, которая может разлететься, ударив в сосну, и… палю из правого ствола, скорее наудачу, чем выцелив. Тетерев валится в брусничник, битый наповал. Довольная Вега бежит к нему, долго обнюхивает, воткнув нос в перья, потом с улыбкой садится рядом. Конец охоте! Сомневающиеся достойно посрамлены. Мне наливается победная стопка, Веге выдаётся мозговая кость. Заслужили!

Когда начинаются высыпки дупелей, несколько раз показываю Веге этих замечательных птиц, пытаюсь увлечь поиском, но тщетно – собака не хочет работать по этим куликам, да и по прочей красной дичи: бекасам, коростелям, гаршнепам… Единственный раз заинтересовалась было собака струйкой запаха от крепко сидящего бекаса, да мазанул я бездарно по взлетевшей птичке…

Возвращаемся на Север в середине октября. А там уже лежит снег. Больше мы с Вегой на куропаток не охотимся. Никогда…

Я уже писал в начале настоящей главы, что Вега, привыкнув подбирать куски на улице, частенько травилась. И мы ничего с этим поделать не могли. Кончилось это кусочничество трагически.

Вега, Вежка, собачка… как же мы все тебя любили…

4 марта 1976 года Веге исполняется восемь лет. А через несколько дней, сразу после праздника, на вечерней прогулке Вега что-то ухитряется подобрать на тротуаре около дома. Ночью её тошнит, рвёт кровью… Мне, как назло, не удаётся уйти со службы, чтобы отвезти собаку в Мурманск, да и что может сделать тамошний «специалист», к которому у нас нет доверия? Лечим собаку народными средствами. Но, очевидно, отравление заходит уже очень глубоко. Собака ничего не ест, только пьёт воду, которая тут же выливается обратно. Организм обезвоживается. Вега на глазах худеет. Стонет. Так проходит день, ночь и ещё день. На третью ночь мы вообще не спим, постоянно находясь с собакой. Наконец нам кажется, что наступает облегчение: Вега с трудом перебирается на своё место, глубоко вздыхает и успокоенно засыпает. Устало засыпаем и мы…

Часто просыпаясь, я вслушиваюсь в прерывистое дыхание Веги. Сильно надеюсь, что её организм поборет болезнь.

Однако Собачьи Боги решают по-своему и забирают Вегу к себе, направив её верную Собачью Душу по небесной тропе в леса вечной охоты… Тяжело переживаем всей семьёй уход любимой Вежки. Дети и Таня плачут. У меня тоже слёзы на глазах. Завернув друга в одеяло, уношу на вершину сопки, возвышающейся тут же, у соседнего дома. Там, наверху, зарываю Вегу глубоко в снег между огромными скальными обломками: «Полежи пока, дружок, завтра я найду тебе достойное место. А сейчас надо идти на службу».

Назавтра воскресенье. Одеваюсь для охоты по-зимнему, беру ружьё в чехле, патронташ, рюкзак и небольшую лопату на короткой ручке. И широкие охотничьи лыжи. Поднимаюсь к Веге. Осторожно укладываю друга в рюкзак, взваливаю на спину и медленно схожу вниз, во двор. Вышедшие провожать нас Таня и ребята просятся со мной, но нельзя: собираюсь схоронить Вегу на самой высокой сопке над городом, а как идти туда, не знаю, да и метёт сильно позёмка, и на вершинах, наверное, ветрюган совсем с ног сшибает.