Синтия не замедлила явиться на ферму Джесюрона. Работорговец имел на нее некоторое влияние, хотя и не столь сильное и менее таинственное, чем жрец Оби. Тут действовала иная сила — сила денег. Мулатка была корыстолюбива.

Итак, Синтия уже рано утром появилась на ферме Джесюрона. Ее сообщение, хотя и не пролившее света на тайну исчезновения молодого счетовода, все же содержало некоторые немаловажные для Джесюрона факты. Прежде всего он узнал, что Синтия успела подлить яд в «прощальный кубок» Лофтуса Вогана. Джесюрона это особенно порадовало, ибо он уже начал сомневаться, что касадоры сумеют справиться с возложенным на них делом. Если яд действительно был таким быстродействующим, как утверждал Чакра, судья умрет, прежде чем его успеют настичь наемные убийцы.

Синтия принесла и другое важное известие. Утром, уже после отъезда судьи, она повидалась с Чакрой, встретившись с ним в условленном месте. Хотя Чакра и не сказал этого прямо, она поняла, что он решил сам отправиться вслед за Лофтусом Воганом. Она видела, что колдун пошел не в Ущелье Дьявола, а по дороге в Саванну.

Получив щедрое вознаграждение за хорошие вести, Синтия вернулась домой. Но Джекоб Джесюрон все же не был спокоен.

Он еще не узнал, где скрывается Герберт. Время шло, приближался вечер… Отец и дочь все больше тревожились.

Юдифь теперь уже не думала, что Герберт ушел на свидание с Кэт. Спустившись с утеса, она не сразу направилась домой, но некоторое время выжидала, полагая, что вот-вот покажется Герберт… Так и не встретив его, она обрадовалась, поняв, что его предполагаемая встреча с Кэт — плод ее собственной фантазии. Правда, появление Кэт Воган на утесе оставалось непонятным, но ведь следом за ней явился Смизи. Они заранее условились там встретиться — вот и все.

Ревность Юдифи Джесюрон немного улеглась. Но лишь очень немного. Все-таки отсутствие Герберта казалось ей зловещим: она помнила разговор, который произошел между ними накануне. И она не испытывала ни малейшего раскаяния в том, что чуть не стала убийцей. Конечно, она столкнула бы Кэт в пропасть, если бы не внезапное появление Смизи. Юдифь помнила, чье имя сорвалось с губ Кэт, когда та стояла, не отрывая взора от Счастливой Долины. Нет, Юдифь не раскаивалась в своем намерении.

Она ничего не рассказала отцу, считая, что ему незачем знать о ее поездке на Утес Юмбо.

К заходу солнца было сделано новое открытие. Джесюрон пошел лично смотреть на следы у садовой ограды и снова допросил пастуха, первым их заметившего. Тот неожиданно увидел кое-что еще. Тщательно вглядевшись во второй след, не принадлежавший Герберту, пастух распознал в нем отпечаток охотничьего сапога Кубины, начальника маронов.

Это вызвало у Джесюрона заметное беспокойство, которое еще усугубилось, когда ему донесли, что арестованного вместе с Гербертом марона Квэко недавно снова видели в обществе молодого англичанина: они вели какие-то таинственные переговоры.

Джесюрон с самого начала подозревал, что тут замешан Кубина. Теперь это подтверждалось. А когда рассмотрели обнаруженную в гамаке трубку, сомнений уже не оставалось. Это была необычная трубка: чашечка ее была железная, а черенок костяной, из голени ибиса. Она безусловно принадлежала Кубине, пастух не раз видел ее у марона.

Значит, Герберта выманил из дому Кубина. Джесюрон был теперь в том совершенно уверен, так же как и его дочь, принимавшая деятельное участие во всех этих расследованиях. Она была довольна их результатами. Возможно, дело объяснялось очень просто: Герберт пошел навестить Кубину. Юдифь знала от Герберта все подробности их знакомства. Молодому англичанину стало любопытно посмотреть, что представляет собой горное жилище марона. Вот и вся тайна!

Некоторые обстоятельства, правда, оставались непонятными. Зачем марон очутился на ферме в такую рань? Почему след его вел к дому дважды? Почему Герберт ушел так поспешно, никого не предупредив? Хотя, как было уже сказано, ревность красавицы несколько поутихла, особенно радоваться ей еще было нечего.

На отца ее, однако, последнее открытие произвело совсем иное впечатление. Его отнюдь не утешило, а, наоборот, чрезвычайно напугало то обстоятельство, что Герберт ушел куда-то с начальником маронов. Джесюрон помнил, как настойчиво расспрашивал Герберт об участи сбежавшего с фермы, до полусмерти избитого раба, темнокожего принца. И ему, Джесюрону, пришлось давать довольно уклончивые ответы. А теперь, конечно, Кубина рассказал Герберту всю правду, а это грозит работорговцу весьма неприятными последствиями.

Узнав все подробности этой скверной истории, молодой англичанин едва ли пожелает после этого назвать Джекоба Джесюрона своим тестем. Старик не сомневался в этом — ему было известно благородство Герберта. Вернее всего, он совсем покинет Счастливую Долину. Может быть, именно это и произошло? Тогда хитроумный план полностью провалился и убийство совершено зря. А в том, что судья уже мертв, Джесюрон не сомневался. Яд Чакры или ножи касадоров к этому времени должны были сделать свое дело.

Но как, когда и где это совершилось? И неужели все впустую?

Вот какие мысли терзали Джесюрона всю долгую бессонную ночь. Он почти не смыкал глаз, сидя в кресле на том же самом месте, что и накануне. Но не угрызения совести, а страх не давал ему спать. Под утро его тревога стала настолько невыносимой, что Джесюрон решил отправиться к Чакре. Колдун, конечно, уже вернулся.

Джесюрон не понимал, зачем Чакре понадобилось идти следом за судьей. Наверно, старик побаивался, что яд окажется недостаточно быстрым, и пошел сам, чтобы в случае надобности прикончить Лофтуса Вогана собственноручно. А может быть, Чакра хотел своими глазами увидеть гибель ненавистного врага? Или просто ограбить его труп?

Итак, работорговец покинул кресло и, одевшись, зашагал к Ущелью Дьявола.

Покинув пределы своих владений, Лофтус Воган некоторое время ехал проселочной дорогой, а затем выбрался на проезжий тракт, пересекающий остров с севера на юг, от Монтего-Бей до Саванны. Чтобы добраться до столицы, надо ехать в Саванну верхом, а дальше морем из любого ближайшего порта.

Когда едут в Спаниш-Таун по суше, то пользуются северной дорогой, ведущей к гавани Фалмут, а оттуда берут направление на Сент-Аннис-Бей и далее через весь остров до места назначения. Иногда ездят и южной дорогой, минуя Саванну. Тогда надо ехать от Лаковии до района Сент-Элизабет.

Но мистер Воган предпочел более легкий способ путешествия. Он решил плыть морем и потому держал путь к порту Саванна. Он знал, что каботажные суда постоянно совершают торговые рейсы между Саванной и портами южного побережья острова, и надеялся быстро добраться до Кингстона.

У него были на то и другие причины, о которых уже упоминалось. Саванна была судебным центром западного округа острова, куда входили пять больших районов: Сент-Джеймс, Гановер, Вестморленд, Трелони и Сент-Элизабет, а тем самым и город Монтего-Бей. В Саванне заседал окружной суд, а дело, которое Лофтус Воган намеревался начать против Джекоба Джесюрона, входило в его компетенцию. Присвоение двадцати четырех рабов — нешуточное преступление. Это не обычная кража. Лофтус Воган еще не решил, как сформулировать обвинение против работорговца. В Саванне он рассчитывал получить совет опытного юриста.

До Саванны был только день пути, и поэтому судья Воган выехал в сопровождении одного слуги. Если бы он решил добираться до столицы сущей, дело обстояло бы иначе: по обычаям Ямайки, такую важную особу сопровождал бы целый отряд слуг.

День выдался на редкость знойный. Особенно жарко стало к полудню, когда солнечные лучи начали падать отвесно на меловую дорогу. Ехать было очень трудно. В довершение судья, который выехал из дому больным, с каждым часом чувствовал себя все хуже. Несмотря на жару, у него дважды повторился приступ сильнейшего озноба, который сменялся лихорадкой и нестерпимой жаждой. Эти приступы сопровождались рвотой и судорогами.