С силой стиснув зубы, Бекки мотнула головой, пытаясь избавиться от этого наваждения. Неужели теперь всё вокруг будет ассоциироваться только с ним?! Спасение от этого бреда пришло само: позади послышались торопливые шаги, и чья-то тёплая рука легла на плечо, вынуждая остановиться обеих Чейз.
— Бекки, привет, — просиял широченной улыбкой Арутр и тут же торопливо добавил, — Здравствуйте, миссис Чейз.
— Привет, — без особого энтузиазма кивнула ему Ребекка, немного нервничая: она не любила, когда встречались две половины её жизни.
— Арти, мальчик мой! — явно обрадовалась Сара его появлению, — Вы с отцом тоже были на проповеди?
— Эмм, да, — неловко замялся он, — Вы не разрешите пару минут поговорить с Бекки наедине?
— О, конечно-конечно, — неожиданно подмигнула ему бойкая старушка, отпуская внучку, — Кажется, там впереди моя знакомая… А ты бы зашёл как-нибудь на чай, Бекки печет просто волшебную шарлотку! Пальчики оближешь!
Младшая Чейз закатила глаза — о да, такой партии для неё бабуля была бы рада. Сынок прилежного прихожанина Френка, работающего прорабом в строительной фирме, красавец и вежливый мальчик, который рос практически на её глазах. Жаль, она понятия не имела, что Артур днём помогает отцу, а ночами подрабатывает барменом.
— Непременно, миссис Чейз, — парень нетерпеливо сунул руки в карманы брюк.
Поймав последний повеселевший взгляд бабушки, довольно шустро для своих лет шмыгнувшей вперед, Бекки ощутила себя ещё более неловко в образовавшемся молчании. Чтобы заполнить эту тишину, она спросила первое, что пришло в голову:
— Как там дела в клубе после нашего выступления?
— О, вчера был аншлаг! — азартно поддержал тему Арти, — Столько новых посетителей, причём много чернокожих. Очень расстроились, что артисты выступают только два раза в неделю. Ральф сходит с ума от счастья, уже считая прибыль.
— Да уж, слухи расходятся быстро, — первая за день хорошая новость вызвала робкую улыбку девушки, — Похоже, нам придётся расширить репертуар.
— Не думаю, что моя помощь понадобится. Мендрейк намерен нанять саксофониста, новая публика оценит джаз. Куда там моя гитара, — отмахнулся парень и глубоко вдохнул, словно решаясь, — Бек, я хотел тебя спросить кое о чём…
— Так спрашивай. Я не кусаюсь, — заметив, как занервничал друг, она ободряюще положила руку ему на плечо. Поймав его неуверенный взгляд, мысленно молила: «Да не тяни уже, у меня куча дел, ещё в аптеку зайти, прибраться, подготовить материал для уроков на неделю…»
— Может, сходим куда-нибудь вечером? — выпалил, наконец, Арти, — В кино там или кафе, или куда захочешь…
«Что ж, приехали. А ты чего хотела, дурочка?» — отругала себя Бекки, — «Сама позволила ему думать, что у вас что-то может получиться. Теперь расхлёбывай. И чем ты лучше Лайлы?»
— Эмм… Арти… — вздохнув, она старательно подбирала слова, — Я очень занята. Мне некогда ходить на свидания.
«По крайней мере, с тобой».
— А если в выходной, или я мог бы прийти, помочь с чем-нибудь…
— Прости, мне правда, безумно жаль, — попыталась она объяснить помягче, но всё равно вышло не очень, о чём говорило мрачнеющее на глазах лицо парня, — Но тебе не стоит тратить на меня время. Я… я встречаюсь с другим, — последний гвоздь в крышку гроба с надеждами Артура пришлось слегка допридумывать. Проще говоря — соврать. А по телу прошла неожиданная волна тепла — сказать что-то подобное вслух, имея ввиду Заккари, было невероятно приятно.
— Оу. Прости, я не знал, — пробормотал Арти, смутившись до покрывшейся красными пятнами шеи — Ты не говорила… А впрочем… Всё, забудь, ладно?
— Рада, что мы разобрались, — утешающая милая улыбка явно не помогла вернуть парню обычной самоуверенности, и до дома они шли в тягостном молчании.
***
Открыв утром глаза, Зак не сразу сообразил, где находится. Вроде далеко не первая ночь в этой комнате, но привыкнуть к нежным кремовым оттенкам стен, льющему в окно даже через шторы свету и слишком мягкой подушке было сложно. Не то, чтобы в доме отца он спал на холодном полу в подвале — но чрезмерное количество солнечных лучей немного раздражало. Ведя ночную жизнь, он привык ложится спать с рассветом, а просыпаться в полдень — у матери же валяться в постели не очень получалось.
Поднявшись с кровати, он недовольно поморщился и прислушался к тишине в коридоре. Не раздавалось ни звука, а значит, Грета уже ушла на работу. Отлично, не придётся, едва открыв глаза, натягивать рубашку с длинным рукавом. Чтобы скрыть то, о чём на этом свете знали лишь два человека — сам Зак и его отец. Для матери до сих пор было загадкой, почему в один прекрасный день сын попросту отшатнулся от неё, не позволив больше провести по волосам или погладить по щеке. А всё просто: она лишилась доверия ребёнка. Все, всё человечество — ведь в любой момент самое простое касание может стать ударом.
В зеркале шкафа в комнате простого двухэтажного домика Греты отражалась довольно подтянутая фигура в пижамных штанах. Изрезанная нитями шрамов спина, покрытые ровными толстыми выпуклыми полосами плечи до самого сгиба локтя. Каждый раз, когда их видел, Заккари вспоминал дни своих проступков и наказаний — а потому торопливо натянул майку, скрывая хотя бы самые глубокие.
— Я предупреждал, — глухо и грозно звучит голос отца, — Предупреждал, что в доме не должно быть посторонних.
Стоящий перед ним подросток вздрагивает всем телом, уже прекрасно зная, что будет дальше. Последняя, жалкая попытка оправдаться:
— Джек просто попросил у меня учебник, мы не собирались оставаться здесь…
— Но этого хватило, чтобы он увидел доставку товара и лица, которые ему нельзя запоминать, — рявкнул Зет, прерывая эти мальчишеские объяснения, — Мне плевать, есть правила, и ты их нарушил! Они существуют не просто так, пойми! Они защищают всех нас! А ты подвергаешь риску своих собратьев!
— Они мне не братья, — вскидывает на отца злой, затравленный, как у волчонка, взгляд. И тут же в скулу прилетает кулак, без всякой жалости и сомнений, разбивая губу до крови. Отшатнувшись, Зак лишь щурится и оценивает ущерб, прижимая ладонь ко рту — что ж, бывало и хуже.
— Я смотрю, ты совсем не понимаешь, кем являешься, — спокойно продолжает отец и достаёт из кармана складной нож, — Я тебе напомню. Ты — мой сын, и должен вскоре стать моей правой рукой. Капитаном. Знаешь, как капитан Змей получает погоны?
Заккари сглатывает смешанную с кровью слюну с лёгким беспокойством. Он знал. Солдат — одна полоса. Капитан — две. На каждом плече. В знак того, что принятый в ряды новобранец способен на всё ради семьи, не боится пыток и не испытывает жалости к себе. Но он и не подозревал, что это случится так скоро. Что нож Большого Змея окажется в его руке уже в пятнадцать лет. И ему было до одури страшно. Заносить лезвие над собственным плечом, прижимать к коже, надавливая всё сильней под внимательным взглядом отца.
— Я тебя поздравляю, сынок, — усмехнулся старший Грант, видя, как трясутся мальчишеские пальцы, — Ты будешь иметь столько отметин, сколько нет ни у одного Змея. Потому, что ты выше их всех.
Зет Грант всегда выполнял свои обещания. Но заставляя сына покрыть себя «погонами» он думал, что это будет поводом для гордости, свидетельством его стойкости. Вместо этого Зак не испытывал при обнажении своего тела ничего, кроме злости. Словно ядовитая дыра внутри выступала наружу через эти полосы, ярко показывая: урод внутри, он такой же изуродованный и внешне. А уж если кому-то выпадало несчастье обратить внимание на шрамы, вспышка гнева приходила мгновенно — возможно, именно поэтому в последние пару лет он не пытался начинать отношения с девушками, довольствуясь время от времени шлюхами от Бакстер, умеющими держать рот на замке. Связывая им руки, а особо любопытным и глаза, чтобы удовлетворение потребностей не будило внутренних демонов.
А теперь весь тщательно выстраиваемый порядок осыпался осколками под ноги, и Заккари паниковал. Каждый раз, когда мысли возвращались к подпрыгивающей на ходу девушке с белокурыми волосами, источающей аромат печеных яблок и корицы. Каждый раз за эти два дня, слишком часто вспоминая её мягкие губы и робкий ответ, а потом сразу пальчики на шее — и тело бросало в холодную дрожь. В ночь пятницы он вообще не смог уснуть, виски стискивала боль, а едва прикрывал глаза, как Гранта тут же кидало в волны памяти, словно лодку в океан. Он задыхался. Задыхался от той боли, что приносило каждое воспоминание, которое словно въелось в кровь и которое не удавалось прогнать. А еще от понимания — не бывать такой светлой девочке, как Ребекка, с таким сломанным чудовищем, как он.
