— Разумеется, нет. Но делать из меня чудовище не нужно. Можно все решить… цивилизованно. Без жертв и насилия.

— Сделать жизнь человека настолько невыносимой, что ему самому жить не захочется? С твоими-то связями это пустяковое дело…

Ливен промолчал. Яков был прав. Если бы в обществе стало известно, что отец Саши не Дмитрий, а он, он пошел бы на все, чтоб превратить жизнь Баллинга в ад. Если была бы разрушена жизнь Саши, Баллинг заслуживал бы того же. Это была бы не месть, а справедливость.

Анна не решалась задать вопрос о том, что обсуждали мужчины. Она поняла, что смерть курьера они связывали с тем, что именно Яков обнаружил в молитвеннике. Но что такого там могло быть? Ей было интересно, но она посчитала, что не стоит спрашивать об этом, так как это было семейным дело Ливенов. Павла и Якова. Но, видимо, Павел так не считал.

— Анна, извини, мы совсем заговорились… Мы с Яковом говорим о том, что курьер, который вез молитвенник, мог умереть от испуга из-за того, что последует, если раскроется тайна, которая в нем содержалась.

— Не та тайна, что у Дмитрия Александровича был незаконный сын?

— Не только эта. Но и та, что у его законного наследника другой отец. Ты ведь знаешь, что настоящий отец Саши — я.

— Знаю, — Анне было неловко говорить о подобных вещах с Павлом.

— Вот в молитвеннике в родословной Дмитрий и обозначил это… Только вот не могу понять, зачем это было нужно. Чтоб Саша узнал об этом? Так Дмитрий перед смертью сам сказал ему…

— А если бы Дмитрий Александрович не сказал? Или не успел сказать? Вы бы сами сказали ему?

— Никогда не думал об этом… Для меня это не имело большого значения… Я знал, что он мой еще до того, как он родился. Да, формально я ему не отец, а дядя. И еще его крестный. Но я всегда любил Сашу как сына, а он любил меня. И любил и почитал Дмитрия, который был ему замечательным отцом. Чего еще я мог желать? Зачем Саше вообще было знать, что Дмитрий ему не родной отец?

— Мне кажется, что я знаю, зачем… Возможно, Дмитрий Александрович никогда бы не собрался с духом рассказать Вам, что у него был внебрачный сын. Думаю, рано или поздно Саше попался бы на глаза молитвенник и он бы узнал, что у Дмитрия Александровича был еще один сын. И что ему самому он не родной отец. Быть может, Дмитрий Александрович думал, что Саша скорее решится найти своего родственника, зная об этом. Ведь этот человек был в такой же ситуации, как и он сам — имел отца, который на самом деле не являлся таковым… Ведь он не стал скрывать от нас, что Яков мог быть сыном князя, даже когда он об этом только догадывался… Думаю, что к откровенности его подтолкнуло именно то, что он узнал, что он не был Дмитрию Александровичу родным сыном, а Яков мог быть… Но это только мои предположения…

— Что ж, может быть… Саша — внимательный и дотошный, Дмитрий прекрасно знал это. Он увидел бы записи отца о Якове и о себе и несомненно сделал выводы. Но в этот раз он точно не заметил того, что Дмитрий указал о нем больше, чем следовало. Иначе бы он сразу же сообщил мне об этом. А я узнал об этом только сейчас от Якова… Он был настолько шокирован, что пропустил остальное?

— Павел, он не был удивлен тем фактом, что у его отца был внебрачный сын. Он уже знал об этом. Он был удивлен только тем, что Дмитрий Александрович сделал о нем запись… Он так впечатлился этим, что хотел, чтоб об этом поскорее узнал и я. Он не стал всматриваться в остальное, ведь кроме записи, касающейся меня, фамильное дерево Ливенов, по твоим словам, выглядело точно таким же, как и в Библии. А вот если бы он впервые узнал обо мне из молитвенника, возможно, он бы и рассмотрел страницу более тщательно… Павел, ты не хочешь забрать его себе? Ведь он принадлежит семье да и стоит немало.

— Да, он принадлежит семье. И поскольку Дмитрий причислил тебя в нем к ней, он твой… Мне лишь не по себе, что в нем показана связь меня и Саши. Яков, эту черту нельзя как-нибудь вывести? Выводят же как-то чернила…

— Можно, только я не помню точно, как… Да и бумага старинная… Как бы страницу не испортить.

— А я помню как, мы в гимназии это делали, — призналась Анна. — Можно тихонечко попробовать. А если не получится, можно кляксу посадить. Тогда, конечно, будет некрасиво, но то, что под кляксой, уже не прочитать…

— Как хорошо, когда есть кто-то, кто еще помнит свои гимназические годы… Неужели, Анна Викторовна, Вы промышляли тогда подлогом? — поддел Штольман жену.

— Нет, подлога там не было. Была досадная ошибка, которую нужно было исправить. Я попыталась, но сделала еще хуже. Вот и пришлось ее вытравлять. К счастью, вышло совсем незаметно… Я могу попробовать, если Вы разрешите. Только мне нужно будет купить препараты…

— Оставим пока все, как есть. Когда молитвенник у тебя, Яков, мне спокойней. Не думаю, чтобы его украли из дома начальника сыска, да и вообще украли что-либо. У такого вора совсем не должно быть головы на плечах.

Павел вздохнул про себя. Он видел, что Яков с Анной, конечно, не бедствовали, но и не шиковали. По его понятиям для дворян они жили весьма скромно. Дом был маленьким, обстановка оставляла желать лучшего. Мебель была хоть и добротная, но не новая и уж тем более не изысканная. Правда, было пианино. Хороший чайный сервиз и столовое серебро. Но это несомненно было частью приданого Анны. Оббитый, видавший лучшие времена сундук, закрытый скатеркой, был определенно Якова. Место такому сундуку где-нибудь в кладовке, а не на виду в гостиной.

Костюмы у Якова были приличными, но явно не новыми. Возможно, еще с тех времен, когда он жил в Петербурге. Домашнее платье у Анны было простым, не таким, как у дам, которых он знал. Когда они зашли, в руках у нее было полотенце, видимо, она вытирала посуду. Жена княжеского сына сама хозяйничает на кухне — до чего докатился мир… Он должен, просто обязан что-то сделать, чтоб облегчить их жизнь, пока хотя бы морально. Насчет материальной помощи Яков, естественно, будет протестовать — но на то он и Ливен, чтоб суметь убедить племянника принять ее. Так, чтоб у него не было шанса отказаться. Даже у такого гордого как Яков… Не дело, когда Яков с женой, похоже, считают каждую полушку, а у семьи денег немерено — тех, которые, если бы у Дмитрия был более твердый характер, принадлежали бы его сыну по праву…

Ливен услышал шум с улицы и выглянул в окно:

— Ну вот и мои люди вернулись. Я приказал снять для себя самый лучший номер в гостинице. Хочу немного отдохнуть, путь был неблизким, а дороги не самые лучшие. Хоть у кареты и хорошие рессоры, все равно ехать по деревенским дорогам — это не то, что по Петербургу. Я заеду за вами в пять, это будет удобно?

Яков с Анной вышли проводить Павла, и Анна увидела княжескую карету. Она впечатляла — большая, украшенная позолоченными узорами и княжескими гербами, с двумя слугами… Возможно, у князя Разумовского было нечто подобное, например, в столице, но в Затонске этого не видели. Не исключено, что князь считал, что для провинции сойдет и экипаж попроще. Князь Ливен, судя по всему, не стеснялся своего богатства. А, может, просто любил роскошь. Или пустить пыль в глаза…

Когда карета ехала по улицам города, прохожие уступали ей дорогу и глазели на это чудо. Какая важная особа приехала в Затонск? Неужели кто-то из монаршей семьи или приближенных к ней? Если так, то почему нет сопровождения?

========== Часть 4 ==========

Как только Ливен уехал, Анна не замедлила спросить:

— Яков, как ты думаешь, зачем на самом деле приехал Павел?

— А разве это не очевидно? Он же сказал, чтоб заставить Затонск принять меня как Ливена, — недовольно сказал Штольман.