После того как Арианна кивнула в знак согласия, Джозеф схватил ее руки, поднимая их над головой, и обвязал один конец пояса вокруг ее запястий, а другой — за стойку изголовья кровати. Она попыталась освободиться, но он привязал ткань слишком сильно к запястьям, так что ее движение лишь заставляло материал затягиваться туже.
Нервный смешок вырвался из ее горла, когда она спросила:
— Джозеф? Что на тебя нашло сегодня вечером?
Его взгляд потемнел, когда он скользнул носом вдоль ее подбородка, потом вниз, пока не остановился чуть выше груди. Его голос скользнул по ее коже, холодный, словно лед, когда он ответил:
— Я думал, что меня не будет беспокоить, как другие мужчины с жадностью пялятся на тебя, пока ты носилась вокруг сегодня вечером по залу. Я думал, что буду испытывать гордость, зная, что моя жена намного более желанна любой другой женщины… — Он посмотрел вверх, его глаза наполнились блеском, что больше было похоже на гнев, но взгляд был таким чужим, что Арианна не могла быть уверенной.
— Но вместо гордости я чувствовал обиду, чувствовал потребность выколоть глаза каждому мужчине, смотревшему в твоем направлении. — Он поднес лицо к нежному соску ее груди, и она дернулась от неожиданного ощущения. — Я даже не представлял, каким собственником стал из-за тебя, Арианна, и сегодня вечером я намерен показать тебе, насколько целиком и полностью ты принадлежишь мне.
Глава 4
Арианна сидела на скамеечке перед пианино, пальцы неподвижно замерли перед клавишами. Как и обычно, она провела день в уборке дома и приготовлении еды к возвращению Джозефа с работы, после чего, наконец, села, чтобы полностью окунуться в свой инструмент. То, что начиналось как легкий напев, наполненный отрывистыми звуками невесомых и гармоничных нот, постепенно переходило в замедленную мелодию, составленную из более мрачных аккордов, противоречивших гармонии, и пониженного тона, который говорил об унынии и отчаянии. Когда Арианна осознала ужасающее настроение музыки, что извлекали ее пальцы, то вдруг остановилась, убрав руки от инструмента, в то время как слезы упали с бледной кожи ее лица вниз, на слоновую кость клавиш. Рассматривая свои запястья, она слегка коснулась слабых синяков, которые покрывали ее кожу там, где ночью пояс был затянут слишком туго.
Когда они проснулись утром, Джозеф был первым, кто заметил синяки. Он извинился и сказал, что вся причина была в алкоголе, что именно результатом этого была его грубость во время их занятий любовью. Арианна оставалась в кровати, пока он одевался, и сказала, что не в состоянии проводить его до двери, как это происходило в обычные будни. Когда она, наконец, собралась с силами и заставила себя вылезти из-под одеяла, то по дороге в туалет вдруг остановилась у зеркала, в котором увидела покрасневшие следы с кровоподтеками на груди и в тех местах на теле, где Джозеф кусал ее.
И теперь, при свете лампы, висящей над инструментом, эти синяки и следы казались более заметными: зловеще-фиолетовые и яростно-красные, сплетавшиеся между собой, а кое-где уже начинался намек на зеленоватый оттенок. Она не была уверена, как долго наблюдала за свидетельством потери Джозефом контроля, но как только услышала, как открылась, а потом закрылась входная дверь, то вырвалась из своих мыслей и попыталась приклеить на лицо фальшивую улыбку, когда поднялась для того, чтобы приветствовать мужа.
Шаги Джозефа были тяжелыми, когда он пересек комнату, чтобы поспешно взять ее за руки. Словно свет, отражавшийся от стали, мерцал в его глазах, предупреждая Арианну, что муж был сильно взволнован. Она застенчиво улыбнулась, не совсем понимая, чем было вызвано его приподнятое настроение.
— Ты никогда не догадаешься, что сегодня произошло. Я должен все тебе рассказать, но, детка, эта новость изменит нашу жизнь. Я встречался в офисе с двумя людьми, и они предложили мне сделку, от которой отказался бы только идиот. — Его слова были трудно различимы из-за слишком быстрого темпа речи.
Джозеф подхватил ее на руки, в спешке не заметив, как жена вздрогнула, когда он надавил на один из многочисленных синяков на ее теле. Закружив ее вокруг себя, он смеялся, смотря ей в лицо, прежде чем поставить обратно на пол, придерживая, чтобы она не упала.
— Ужин готов? Я умираю от голода и хочу рассказать тебе обо всем этом.
Расправив юбку, Арианна с опаской взглянула на него, обеспокоенная тем, что, казалось, муж забыл о том, что произошло накануне. Отбросив прочь свое замешательство, она кивнула и схватила его за руку, направляясь на кухню, чтобы поставить для них приборы. Когда они наконец уселись за обеденный стол, Арианна, вяло ковыряясь в своей тарелке, слушала, как Джозеф рассказывал ей о том, как прошел день и о своем новом деловом предложении.
— Это были те же люди, с которыми я видела тебя на балу прошлой ночью?
Джозеф взглянул на нее через короткое пространство стола. Гнев промелькнул в выражении его лица, прежде чем он расслабил свои плечи и вновь принял непринужденную позу.
— Да. Я дал им свою визитную карточку, и они позвонили мне утром, чтобы назначить встречу во второй половине дня. Арианна, это сделает нас богатейшей семьей в городе.
— Но они преступники, Джозеф. То, чем они просят тебя заниматься…
— Я не буду участвовать ни в каких преступных деяниях!!! — Он вскочил из-за стола, отшвырнув всю сервировку и ударив кулаком по его поверхности. — Почему ты ставишь под сомнение мои решения? Я делаю это для нас… для тебя!
Гнев Джозефа возник так мгновенно и неожиданно. В ответ на злость в его голосе Арианна вжалась назад в спинку стула, втянув голову в плечи. Слишком боясь заговорить, она молча сидела, наблюдая за тем, как он поднялся со своего места и начал расхаживать по кухне. Это был не ее муж: Джозеф ранее никогда так не поступал.
Казалось, он успокоился, перестал расхаживать, но его кулаки продолжали сжиматься. Когда Арианна заговорила, голос у нее был тихим, как у мышки:
— Джозеф, я совсем не имела в виду, что ставлю под сомнение твое решение, я просто не понимаю, как дела с обычными преступниками могут помочь твоей карьере. Ты делаешь все достаточно успешно и самостоятельно, зачем рисковать?
— Эти люди — не какие-то там уличные отбросы, Арианна. Они образованны. Я хорош в своем деле, да, но они предлагают легкие деньги, много легких денег. Богатство, превышающее все, что мы с тобой когда-либо знали. Это станет стимулом для меня двигаться вперед в десятки раз быстрее того, чем я делаю сейчас.
— Но, Джозеф, ты будешь поддерживать обычных преступников. Людей, которые сеют смерть и хаос в обществе. Меня не волнует, что те, о которых ты говорил, богаты и образованны — подобные личности поддерживают продажу наркотиков детям на улицах, заманивая в свои сети жизни невинных людей, — почему ты вообще рассматривал их предложение? — Она знала, что ей следовало замолкнуть, знала, что он вел себя странно со времени бала, но должна была сказать хоть что-то, чтобы достучаться до разума своего мужа.
Лицо Джозефа ничего не выражало, он придвинулся к стене, облокотившись об нее, в то время как рукой взъерошивал себе волосы. Арианна знала это движение, знала, что муж боролся со своим решением. Когда рука Джозефа опустилась ниже и он сжал виски, она поняла, что промолчать было бы лучшим решением, чем продолжать спор. Муж отдернул руку от лица, и жестокость закружилась в его взгляде: мрачно-сером, искаженном, словно из расплавленной стали.
Его голос был ровным, тембр голоса становился все глубже, когда Джозеф медленно прошествовал к тому месту, где она сидела.
— Знаешь ли ты, насколько сладка, Арианна? Ты подобна серафиму1, который источает красоту через свою чистоту и музыку.
В словах, которые использовал Джозеф, не было ничего необычного, муж часто использовал их в адрес Арианны, но особенность его тона испугала ее.
— Но ты так наивна. Ты понятия не имеешь, чего стоит добиться успеха в этом мире, чтобы стать чем-то большим, чем стал твой отец. — Он развернул стул от стола так, чтобы повернуть жену к себе, и положил ладони на спинку, словно заключая в клетку. Его поведение сводило спор на нет, и она была не уверена в том, что хоть что-то смогло бы сделать. — С этого момента, Арианна, я буду принимать деловые решения, а ты будешь поддерживать меня в этих решениях. Оставь свои заботы для тех вещей, в которых ты хоть что-то смыслишь… музыке, приготовлению пищи, уборке… — Его лицо вновь исказила гримаса. — Для ребенка, которого ты до сих пор не подарила мне.
