— Очень приятно, Китнисс! Как жалко, но трибутов из двенадцатого мне в жизни не доводилось встречать. И браконьеров я никогда не встречал, но я очень рад с тобой познакомиться. Меня зовут Асканий, — говорит смущенно и озадаченно этот парень и я теряюсь:

«Он что телевизор не смотрит? В Капитолии?! Поверить не могу. Я чувствую себя сильно уязвленной: что он о себе вообще думает, Китнисс Эвердин — браконьер из дистрикта двенадцать! Нет, я просто очень зла и обижена. Но все же стараюсь этого не показывать и все-таки моему удивлению нет границ. И тут на на помощь приходит.....наш ментор:

— Заводите полезные знакомства, молодой человек! Похвально. Китнисс — восходящая звезда Капитолия, в нынешнем сезоне, в столице, говорить будут только о ней, — и ментор хитро улыбается тому, кто сумел очень сильно смутить коренного капитолийского жителя. Действительно, парень выглядит растерянным и очень смущенным. И обо мне ему ничего не известно.

И вдруг я слышу за своей спиной:

— Асканий, ты же сам мне рассказывал в прошлом году, что где-то далеко-далеко, на краю земли, живет девочка, дочь охотника и сама охотница и что нет на свете более меткой и более отважной девушки, чем она. И про то, как она взяла в лес с собой мальчика, который ей нравится, чтобы он помог принести убитого ею Единорога и как подосланные злым Белым волшебником волки-оборотни преследовали их, но благодаря ее меткости и тому, что он любит ее, они возвратились домой невредимыми. И тот, кто принесет домой мертвого Единорога, тот сможет однажды победить саму Смерть в поединке, — я оборачиваюсь на мелодичный голос девочки и вижу ту самую девочку в черных капроновых, безумно дорогих колготках и…теряю дар речи.

Это что было? Это, что было про меня? И про Пита? Но это же самая настоящая сказка, вроде той, которую рассказывал мне папа перед сном. Когда за стенами нашего домика в Шлаке жутко завывал ветер и мне становилось очень страшно. И я вспоминаю, о чем была эта сказка.

Папа, расскажи сказку!

Мне одиннадцать, Прим семь, отец ещё жив, а мама практически никогда не хмурится.

— Китнисс, тебе пора спать! — говорит с улыбкой отец.

Мы сегодня вместе ходили в лес уже второй раз. Папа рассказывал мне о птицах по имени утки. А когда мой интерес стал очень сильным, он отвел меня на озеро, которое все поросло тростником и показал мне на воду:

— Видишь, дочка, там в воде прячутся птицы и хитро мне улыбнулся.

Я долго смотрела во все глаза не очень то и быстро, но мне удалось разглядеть, далеко от берега, шагах в двухстах, если бы по воде можно было ходить, двух птиц. Маленькую невзрачную серую птицу и более приметную, ее я рассмотрела первой, а серую могла бы так и не заметить, красивую зелено-бело-черную. Обе птицы были очень далеко от нас, но если уж папа их увидел, мне тоже хотелось их разглядеть.

Наконец, говорю папе:

— Вот там, в зарослях, я вижу спрятались две птицы, — и сама с удовлетворением замечаю, что папа улыбается мне самой открытой и самой озорной из своих улыбок. А у папы очень много улыбок. Для друзей-шахтеров одна, для дяди Джайдена Хоторна — совсем другая, более открытая и лукавая папина улыбка, для мамы — третья — особая, теплая и обволакивающая, мама всегда сама дарит отцу в ответ свою особую улыбку, улыбку любящей жены. Сама говорила. Но самая-самая улыбка специальная, только для моей сестры Прим и для меня. Ее ни с какой другой не перепутаешь. Она самая открытая и самая особенная папина улыбка. Это наша улыбка. Только — Прим и моя.

— Молодец, Китнисс. А знаешь, как называются эти птицы? — И папа лукаво зажмуривает правый глаз, но я мгновенно догадываюсь:

— Папа, неужели это утки?

— Угадала! За мной подарок. Китнисс, ты любишь землянику? — специально с более серьезным лицом спрашивает меня папа.

И не могу сдержаться:

— Да!!!

И папа смеется в ответ. Тихо, потому что мы в лесу, а в лесу категорически нельзя шуметь, но все равно смеется искренне заливисто.

Вот почему мне ничуточки, нисколечко, не хочется спать. Прим уже уложили спать, но я не хочу. Моя мама хмурится, но показать, что она сердита на меня, не хочет. Я же не догадываюсь, что маме пора убираться на кухне. Ведь там недостаточно чисто. А мама так любит идеальную чистоту. Ведь моя мама — дочь аптекаря, а все аптекари обожают чистоту.

Поэтому отец решает сам уложить меня спать. У папы есть секрет, но я об этом еще не догадываюсь, что он заставит меня заснуть быстро и с удовольствием.

И папа говорит:

— Китнисс, хочешь, я расскажу сказку? — и прикладывает ко рту указательный палец, как бы говоря: «Китнисс, я хочу рассказать сказку только тебе. Прим спит, но если она проснется, то сказку мне придется рассказать и Прим тоже. А так я хочу рассказать только тебе одной. Даже мама ее не слышала никогда. Только для тебя».

Я замолкаю и пытливо смотрю в глаза отцу и он молча мне показывает, что сначала мне нужно лечь в постель. Я не медля ни секунды, укладываюсь спать, а папа садится рядом на стул.

И вот он начинает рассказывать. Негромко, почти шепотом, так, чтобы могла услышать только я:

Давным-давно, в чужой стране, названия которой никто даже не помнит, так давно это было, жила была девочка. Которую звали Соль. Она жила в городе, название которого давно забыли, но тебе, Китнисс, по большому секрету, я расскажу, как назывался этот город. Ячменный город. Его называли так потому, что в этот город, каждую весну и каждую осень, со всей страны свозили ячмень и продавали его на ярмарке. Вот город и прозвали Ячменным.

 — Девочка была дочерью лекаря, — продолжает рассказывать мой отец. Самый необыкновенный человек на свете.

— Как я, ведь мама помогает людям, когда они заболеют. Со всего Шлака они приходят к моей маме, — говорю я. Слишком громко. Прим может проснуться! Поэтому папа улыбаясь прикладывает палец к губам:

— Тише, Китнисс, разбудишь сестру и сказка перестанет быть нашей с тобой тайной.

Мне не жалко ничуть, что Прим может услышать папину сказку. Но мой папа добрый, у него есть много сказок. Городских. Шахтерских, многие из них страшные, особенно про «Духа погибшего шахтера», который восстал из мертвых, когда его семье грозила смерть от голода. Так сильно он любил свою семью. Но Прим спит, а у меня сна ни в одном глазу и я хочу папину сказку! Поэтому я веду себя тихо, как мышка, ведь папина сказка каждый раз самое интересное, что я слышала.

И папа продолжает:

— Да, Китнисс. Эта девочка, Соль также, как и ты, была дочерью лекаря. Только отец ее также был лекарь, а не только мама, как у тебя, — продолжает папа тихим голосом и сам этот голос вселяет в меня уверенность, что все будет хорошо, я совершенно уверена в этом, — Однажды в ее дом принесли мальчика, который очень сильно заболел. Он должен был умереть, Китнисс. Но его мама так сильно его любила, что даже Смерть отступила. Но главное, что отец Соль несколько суток не отходил от постели этого мальчика. А еще мама Соль, сходила в лес, который находился прямо за рекой, у которой стоял Ячменный город. И мама Соль принесла траву. Очень редкую. Она растет в очень немногих местах. Но самое главное, нужно было сорвать эту траву в день весеннего равноденствия. Но мама Соль была очень умная и очень отважная женщина и она сумела сорвать ее именно в тот день, когда было нужно. И ни днем позднее.

И я спрашиваю отца:

— А это было опасно, идти в лес и срывать эту траву?

— Какая ты у меня догадливая, — улыбается папа, — Да это было опасно. Ведь нельзя безнаказанно ходить в заколдованный лес, Китнисс.

И понимаю, что тот лес был необычным, он был заколдованный, темный лес. Недобрый и плохой? Как раз нет!

— Да, Китнисс с том лесу был хозяин — Великий маг. Его звали Белый волшебник. Недобрый. Но не скажу, чтобы он был злым. Он просто был очень хитрый и никогда не хотел делать ничего просто так. Вот люди и старались никогда не иметь с ним дел. Потому, что за все, что ни росло в его лесу, он просил плату.