Литмир - Электронная Библиотека

По негласной договоренности я принимаюсь за тушку гуся, которого Эбернети еще утром ощипал и выпотрошил, в то время как его жена достает из холодильника заранее помытые овощи для гарнира. Тихо мурлыкая себе под нос какую-то песенку, она ловко очищает от кожуры картошину за картошиной, пока я промываю и натираю специями мясо. Внезапно ее напев обрывается и, отложив ножик и картошку, Иви облокачивается о столешницу левой рукой, в то время как правая обвивает внушительно выпирающий под сарафаном живот.

— Иви? — обеспокоенно спрашиваю я, замирая в нерешительности и поднимая перепачканные руки вверх.

— Все в порядке, — отмахивается девушка, вымучивая улыбку. — Он просто разминается.

— Ты уверена?

— Абсолютно, — кивает она и выпрямляется, снова принимаясь за картошку. — Видишь, уже прошло.

— Ты готова? — интересуюсь я, так же сосредотачивая внимание на гусе. Это не первая глубоко беременная женщина в моей жизни, и хоть мой разум знаком со сложностями этого процесса, мое тело все еще дрожит от ужаса осознания того, через что они проходят каждый день. Уж лучше быть самой лучшей тетей для Джема, чем столкнуться со всем… этим.

— Более чем, — честно отвечает Иви, ее губы мечтательно расплываются в улыбке. — Да, этот ребенок многое изменит. Возможно, до Хэймитча наконец-то дойдет, что пора повзрослеть.

Громко фыркаю, не вполне представляя бывшего ментора с младенцем на руках и серьезным видом, но с другой стороны, впервые в жизни он будет учить таким простым вещам как первое слово, первые шаги или как правильно держать ложку, а не тому как понравиться спонсорам и выжить, не имея при этом никакого другого оружия, кроме как храбрости и смекалки.

— В конце концов, до него дойдет, что ты лучшее, что случилось в его жизни.

— О, ему это известно, — мягко смеется девушка, — но пройдут года, прежде чем он наберется смелости признаться мне в этом.

Улыбаюсь в ответ, однако Иви, вытерев руки о полотенце, накрывает ладонью мое плечо в дружеском жесте:

— Нам, женщинам, это ясно с самого начала, когда мужчинам требуется куда больше времени признать очевидное. Особенно таким упрямым и самоуверенным, как Хэймитч.

Киваю, прекрасно понимая кого она имеет в виду, но не позволяю искрам надежды запрыгнуть на мой фитиль. Всего лишь раз заглянув под маску, которой он усердно пытается прикрыться, я перестала бояться напущенного холода и равнодушия, ведь настоящий страх вызывает пустота его души, которую он, увы, не в силах заполнить в одиночку. И как бы он не старался, горькие слезы по его несчастной судьбе не смогли охладеть и обратиться в слезы ненависти, все мое естество слепо продолжает тянуться к нему, осторожными, медленными и мелкими шажками, погружаясь в бездну крепости, что он воздвиг. Да, пройдут года, прежде чем я смогу прогнать эту пустоту, заполнив ее поддержкой и пониманием, но кто сказал, что любые отношения — это не результат ежедневной, упорной и тяжелой работы?

Следующий час мы молча занимаемся готовкой и сервировкой, даже Хэймитч выползает из своего убежища на ароматный запах жареного гуся. Все той же компанией мы устраиваемся за столом и приступаем к трапезе, беседуя о таких простых вещах, как погода и домашние дела. Время пролетает незаметно, и когда за окном начинает темнеть, я понимаю, что пора домой. Утомленная дневными заботами Иви, не поднимаясь с места, машет мне на прощание и даже Хэймитч, чье настроение заметно улучшилось, расщедривается на пожелание хорошего вечера.

Оставив семейную чету наедине, покидаю их жилище и на пути к своему думаю об этом теплом весеннем деньке и обо всем хорошем, что случилось за сегодня. Слишком увлеченная размышлениями, не сразу замечаю одинокую фигуру, что удобно расположилась на верхней ступеньке моего крыльца. Едва завидев меня, она поднимается и спешит навстречу.

— Ты пришел, — тихо бормочу, борясь с сильным искушением прикоснуться к нему, дабы удостовериться, что он не очередная шутка моего воображения.

Губы главного миротворца расплываются в кривой улыбке, привычная маска снова прячет от меня любые эмоции.

— Я же не мог не попрощаться? — пожимает плечами Пит, а затем добавляет, увидев разочарование на моем лице: — Я должен вернуться в Капитолий, но у меня есть в запасе еще пара часов.

Молча киваю, принимая его условия, и указываю в сторону луговины в немом предложении, на которое он тут же соглашается.

— Почему ты не зашел на обед? — спрашиваю, когда потихоньку мы выходим из Деревни Победителей.

— Твой друг меня не выносит, — ухмыляясь, отвечает Пит, словно это его совсем не беспокоит.

— Он никого не выносит, — поправляю я, отчего ухмылка на его лице становится еще шире.

Некоторое время мы просто идем в тишине, заново протаптывая тропу в то самое место, куда каждый житель дистрикта иногда продолжает заглядывать. Простая поляна, что каждое лето обрастает ковром из диких цветов, нашла особое место в сердце каждого своего посетителя. Кто-то ищет там спасения как и в ту роковую ночь, а для кого-то это единственная возможность поговорить с теми, кого уже нет, не тая свои мысли от ветра или птиц, что обязательно доставят послание адресату. Однако для девчонки, что бегала сюда, чтобы нарвать свежих одуванчиков или спрятаться от жестокой реальности в компании лучшего друга, луговина навсегда остается символом свободы и возможностью побыть наедине с собой.

— Что это за место? — с любопытством интересуется Пит, оглядывая ожившую после зимы зеленую траву и постепенно распускающуюся листву высоких деревьев вдалеке.

— Мы называем ее луговиной, — охотно объясняю, а затем, оглянувшись назад, добавляю: — Здесь раньше был забор, определяющий границу дистрикта.

Заметив довольно-таки длинный ствол упавшего дерева, киваю в его сторону и предлагаю присесть. Удобно устроившись в нескольких сантиметрах друг от друга, мы снова молчим и наблюдаем, как солнце медленно исчезает за горизонтом. В какой-то момент ловлю на себе его сосредоточенный взгляд, от которого мне становится неловко.

— Ты была права, — внезапно произносит он, а я хмурюсь в ответ, не понимая, что он имеет в виду. Тонкие губы расползаются в теплой улыбке. — Я не вправе нести это бремя, сгибаясь под его тяжестью, и я больше не могу и не хочу быть созданным с определенной целью оружием Сноу. Я устал брать ответственность за его наследие, я — миротворец, а не его приемник. Я хочу гордиться тем человеком, что смотрит на меня в отражении каждый день.

Прикусив дрожащую губу, я теряюсь в бездне его голубых глаз, чистых и искренних, и уступаю утреннему голосу, что так настойчиво манил меня к нему, по-прежнему опасному, не менее загадочному и неспособному гарантировать, что все будет хорошо.

Бедное создание, взращенное в темноте и не знающее иной жизни, в которой всегда есть место друзьям, семье и любви. Глубоко вздохнув и собрав все мужество, что еще течет во мне, я подаюсь вперед и прижимаю его к себе, доказывая снова и снова, что он больше не одинок. И Пит Мелларк верит мне, крепко обнимая в ответ.

========== Бонус-глава. Сюрприз ==========

Сумерки все больше и больше окутывают столицу в свои крепкие объятия, а ее местные жители вовсю наслаждаются этим дивным вечером: кто дома, кто в кафе, а кто на прогулке в парке: ведь рабочий день закончился ещё три часа назад, но только не для Главного миротворца.

Вдыхаю полной грудью свежий воздух, в котором со времен открытия купола больше не чувствуется искусственного вмешательства, а правая рука уверенно сжимает черный зонт-трость, который так и не пригодился сегодня несмотря на заверения синоптиков. С неточными метеорологическими сводками, которые частенько преподносят сюрпризы, я пока ещё не могу свыкнуться, искренне не понимая их существования и пользы. Раньше я четко знал, что если прогнозируют солнце, то так оно и будет, однако теперь, при таком же раскладе, я все чаще и чаще прихожу домой промокшим до нитки. Зонт становится не просто необходимостью, а раздражающей привычкой, от которой нельзя отказаться.

53
{"b":"678746","o":1}