Главный миротворец улыбается, горько смеясь. Нежно проведя костяшками пальцев по бледной щеке девушки, он наклоняется и целует ее в лоб.
— Сэр?
— Позаботьтесь о ней, Росс. Я буду у Керина: предстоит много чего решить.
***
Тили да тули ди ба дили да
Была у аптекаря дочка одна —
Редчайшая роза в запретном саду,
Мимо которой никак не пройду.
Тили да тули ди ба дили да
Сердце мое не боится шипа,
Но кровью оно окропится сполна:
Зная, что для другого она суждена.
Тили да тули ди ба дили да
Нависла над розой моею беда,
Ведомый любовью, пробрался я в сад,
Похитил, ведь чувства не знают преград.
Тили да тули ди ба дили да
Зимы не страшится роза моя,
Любовью согретые наши сердца,
Сольются в сей песне уже навсегда.
Отец часто напевал эту песенку — он говорил, что она о любви. Разумеется, в детстве любовь казалась проще: сильной, неизбежной, порою печальной, но светлой. Однако только сейчас я начинаю осознавать ее истинный смысл. Любовь намного глубже, намного сложнее, намного жертвеннее.
Странно, что после стольких лет стершийся из памяти мотив вновь звучит отцовским голосом в моей голове.
— Китнисс, ты в порядке?
Кто-то присаживается рядом со мной на кровать и ободряюще приобнимает за плечи.
— Я понимаю, что слишком многое случилось за эти два дня, что ты расстроена и дезориентирована, но нельзя просто сидеть и молчать.
Все, что я хотела в своей жизни — сохранить счастье и благополучие своей семьи. Каждое мое действие было маленьким шагом вперед навстречу этой цели. Жизнь, любовь к близким, свобода, борьба — не желания, а всего лишь средства для выполнения поставленной задачи. Любовь же к другому человеку — препятствие, груз, что непременно утянет на дно. Сейчас моя семья в безопасности — так почему я должна жаждать того, что мне не принадлежит? Того, что обязательно ранит и погубит? Все думают, что знают что я чувствую и что должна делать. Что ж, их право, но только мне известно, что я могу и что я хочу.
Сбрасываю руки и поворачиваюсь спиной.
— Тили да тули ди ба дили да
Была у аптекаря дочка одна…
***
— Бити, это Дом-13. Есть новости?
— Никаких, — устало произносит мужчина. — Любые сигналы блокируются извне. Люди на позициях у точки входа, но нужен приказ.
— Ты будешь первым, кто об этом узнает.
***
— Хеймитч, Финник, вам удалось что-нибудь узнать у мисс Эвердин?
— Нет, Плутарх. Она ничего не говорит: либо не знает, либо просто не хочет. Скорее последнее.
— Черт бы побрал ее упрямство! Люди ждут, что мы начнем действовать, пока еще есть время, но у нас нет ни единой зацепки, ни плана, ни представления, что происходит!
— Почему же? — усмехается Хеймитч. — Мы точно знаем, что основной план был сорван.
***
— Керин, можешь отдохнуть пару часов. Джим сменит тебя.
— Нет, сэр. Я хотел бы остаться. Работа — единственный способ не сойти с ума.
— Как пожелаешь. Что по датчикам?
— Признаков вторжения не наблюдается, хотя рискну предположить, что у всех известных им входах в туннели дежурят по несколько отрядов. Я блокирую любые сигналы с момента… подачи газа.
— Хорошо, тогда приступим к следующей части плана.
***
— Отряд «Миротворец», это Дом-13, прием!
***
— Внимание, распоряжение из Тринадцатого дистрикта: всем подразделениям оставаться на своих местах до новых указаний.
— Так точно, сэр!
***
— Ну и долго мы будем молчать?
— Чего тебе, Хеймитч?
Ментор хмурит брови и складывает руки на груди.
— Ты уже не маленькая девочка, Китнисс, чтобы дуться и воротить нос от обязанностей. Если ты вдруг не заметила, то ситуация тут немного критическая!
К удивлению мужчины его собеседница заливается смехом:
— Для кого критическая? Для нас? Если ты вдруг забыл, то я больше не Сойка-пересмешница. Если ты вдруг забыл, то это Койн полезла в Капитолий, хотя не было ни единой причины для вторжения. Мне абсолютно наплевать на то, что происходит, и на то, что Плутарх не знает что делать, — выпаливает девушка. — А то нападение в коридоре не имеет никакого отношения к наступлению!
— Может и так, только с чего полученное сообщение из Капитолия адресовано Сойке-пересмешнице?
***
— Дом-3, мистер Плутарх распорядился, чтобы «Миротворец» вместе с «Эскортами» вернулся на базу.
— Принято, Дом-13.
***
— Я работаю, ребята, не отвлекайте!
— Но сигнал…
— Знаю, но мне не пробиться на защищенную частоту. Сначала нужно подобрать код…
***
Главный координатор щелкает по кнопке и большой экран в кабинете Койн оживает.
— У каждой войны всегда две стороны — атакующая и защищающаяся. Так вот, к вам обращается пострадавшая сторона, — раздается громкий баритон главы Миротворцев: все тот же холодный взгляд, строгий и властный голос, привычная черная форма — Пит Мелларк, чужак из Капитолия. — Пять лет мы жили на своей земле, не предпринимая ни единой попытки развязать конфликт. Пять лет мы прятались под защитным куполом в надежде на тихую и спокойную жизнь. Мы оставили прошлое позади, буквально начав все с нуля. А потом приходите вы и громогласно обвиняете нас во всех грехах, которые давно быльем поросли. Для драки нужны двое — и оба являются одинаково виновными. Вы говорите, что лучше знаете, как нам жить, что мы должны делать, а что нет. Вы приходите и убиваете нашего Президента, наших ни в чем не виновных жителей, хотя Президент Койн и ее сопровождение находятся в добром здравии. Если сгорим мы, то вы сгорите с нами, не так ли, Сойка-пересмешница? Это твои слова. Заверяю, у нас достаточно и средств, и сил для войны. Только мы не желаем мира полного пепла. Разве все мы не достаточно страдали, не достаточно потеряли, не достаточно повзрослели?
Он делает паузу, а потом его голос слегка смягчается:
— Ты сказала, что мы были союзниками раньше. И сейчас, как никогда, я снова хочу им быть. Мы хотим ими быть. Как временный глава Капитолия я предлагаю вам перемирие, чтобы все жертвы восстания не стали напрасными. Если вы согласны принять его, то ты знаешь куда лететь, Сойка.
***
Он знает о пустоте не понаслышке; он жил и блуждал в темноте уже давно. Если это и было наказанием, то определенно не самым суровым и продуманным. Однако искушение куда сильнее, легче и убедительнее, что явно склоняет чашу весов не на ту сторону: поддаться так просто, а выполнить долг невыносимо.
***
— Об этом не может быть и речи! Его угрозы — очередная пустышка, я ему не верю! — качает головой Плутарх, а его советники кивают. — Это огромный риск!
— Может, тогда поэтому он обращался не к тебе, а Сойке-пересмешнице? — язвит Хеймитч.
— Это смешно, и он знает, что не в ее власти принимать столь важные решения. Я думал, он умный парень…
— Именно поэтому он так и сделал! Всем известно, что для тебя в приоритете личная выгода!
— Ну и ну, Хеймитч! Как ты можешь так думать после всего, что я сделал?
— Хватит! — рявкает Финник, впервые раскрыв рот с момента совещания. — Дело в том, что мы были там, мы знакомы с обеими сторонами. Против кого вы собрались воевать? Против людей, которые и понятия не имеют о нашем существовании? Которые понятия не имеют о том, кем они когда-то там были? Это и есть бессмыслица. Это не справедливость, которую вы денно и нощно пытаетесь восстановить, а месть, которую необходимо утолить.
— Повторяю, это не может…
— Пит сказал, что это желание жителей Капитолия. И я ему верю, сколько бы тайн он в себе ни таил, — перебивает его Китнисс. — А вы, Плутарх, знаете, чего хотят жители нового Панема?
***
— Внимание, подготовить планолет и эскорт к вылету!
***
— Ты действительно веришь ему? — спрашивает Финник, пока мы спешим к ангару.
Отросшая челка лезет в глаза, и я на ходу пытаюсь заправить непослушные пряди за уши.
— Почему я не должна?
